— Опять этот вчерашний суп греешь? Неужели нельзя было что-то новое приготовить? — Николай с грохотом поставил ложку на стол. — Третий день одно и то же!
— Ты уверен, что хочешь свежий борщ? Я утром спрашивала, ты сказал: «Не всё ли равно?» — Тамара вытирала руки о кухонное полотенце, стараясь говорить спокойно.
— Ну и что? Нормальная хозяйка давно бы поняла, что мужчине нужна свежая еда, а не эти подогретые остатки! — Николай отодвинул тарелку. — Я после работы голодный прихожу, хочу нормально поесть, а не помои хлебать.
— Помои? — Тамара замерла у плиты. — Интересно, когда я в прошлый раз готовила свежий суп, ты сказал: «В ресторане и то хуже».
— А теперь вспоминаешь, да? Это когда было-то? В прошлой жизни? — Николай хмыкнул. — Тебе заняться нечем, что ли? Целый день дома сидишь, а толку никакого.
Тамара отвернулась к окну. Двадцать семь лет вместе. Двадцать семь лет она варила эти супы, стирала эти рубашки, гладила эти простыни. Каждое утро, каждый вечер — одно и то же. И никогда — ни слова благодарности.
— Хлеб-то хоть свежий? — буркнул Николай, разламывая краюху. — Или тоже с прошлой недели?
— Сегодня покупала, — тихо ответила Тамара, не оборачиваясь.
— Тоже мне, подвиг! Да в нашем доме каждая соседка лучше хозяйничает. Вон, Петровна с пятого этажа — у неё муж как сыр в масле катается. А ты…
Чайник на плите засвистел, прерывая его слова. Тамара механически сняла его, заварила чай. Движения отточены годами — не нужно даже смотреть.
— Я тебе говорю! — повысил голос Николай, видя, что жена молчит. — Ты меня вообще слушаешь?
— Каждый день последние двадцать семь лет, — ответила она, наконец повернувшись к нему. — Каждый божий день.
— И что с того? Тебе медаль выдать? — фыркнул он. — Нашла чем гордиться.
Тамара поставила перед ним чашку с чаем. Обычно она добавляла две ложки сахара, как он любит. Сегодня — ни одной.
— Эй, а сахар где? — Николай возмущённо поднял глаза.
— Закончился, — соврала Тамара.
— Как закончился? Вчера полбанки было! — он раздражённо стукнул чашкой о стол, расплескав чай. — Да что с тобой сегодня? Вчерашний суп, чай без сахара… Ты специально меня злишь?
— А если и так? — неожиданно для себя спросила Тамара. — Что тогда?
Николай замер, не донеся чашку до рта. Такого тона он от жены не слышал, пожалуй, никогда.
— Ты что это, на рога встала? — прищурился он. — Петьку с третьего этажа завела, что ли? Вот откуда ветер дует!
— Ничего я не заводила, — Тамара отвернулась к раковине и начала механически перемывать уже чистые тарелки. — Просто устала.
— От чего устала-то? — искренне удивился Николай. — Дома сидишь, никаких забот. Дети давно выросли, внуков нет. Я один работаю, деньги приношу. А ты даже суп нормальный сварить не можешь.
Тамара молчала, продолжая тереть тарелку, словно на ней было невидимое пятно, которое никак не оттиралось. Как и эти слова, въевшиеся в её жизнь.
— Так что, есть будешь? — спросила она наконец.
— Этот вчерашний суп? Да он уже прокис небось, как и ты, — Николай отодвинул тарелку. — Лучше в гараж пойду. Там с мужиками хоть поговорить нормально можно. А то тут сидишь, как немая.
Николай громко хлопнул дверью. Тамара вздрогнула, но не обернулась. На кухне стало тихо — только тиканье старых часов на стене да гудение холодильника. Она медленно опустилась на стул и посмотрела на недоеденный суп мужа.
«Третий день одно и то же…» — эхом отозвались его слова. А ведь это был не просто суп. Это был тот самый борщ, который когда-то Николай называл «царским». Тот самый, за добавкой которого он всегда тянулся. Тот самый, из-за которого соседки просили рецепт.
Стоп. Соседки. А ведь это они после последнего чаепития подкинули ей эту мысль.
— Тамара, милая, ты как робот стала, — сказала тогда Валентина с четвёртого этажа. — Живёшь по кругу — борщ-котлеты-окрошка. А муженёк твой это ценит?
— Не мути воду, Валя, — отмахнулась тогда Тамара. — У нас всё хорошо.
— Хорошо — это когда сердце поёт, — хмыкнула подруга. — А у тебя оно молчит, я же вижу. Двадцать семь лет в этой квартире, и что? Даже ремонт на кухне прошлого века. Живёшь будто в музее своих несбывшихся надежд.
Тамара тогда рассердилась. А теперь эти слова стучали в висках. Несбывшиеся надежды. Музей несбывшихся надежд.
Она встала и подошла к окну. Двор их старой пятиэтажки тонул в весенних сумерках. Вон там, на скамейке, сидела пожилая пара. Он что-то увлечённо рассказывал, она смеялась. Морщинки вокруг глаз — лучики прожитых вместе лет. Тамара невольно коснулась своего лица. Её морщинки — от чего они? От смеха? Или от того, что двадцать семь лет она сжимала губы, сдерживая обиду?
Телефон на столе завибрировал. Сообщение от дочери: «Мам, как вы там? Папа не чудит?»
Тамара слабо улыбнулась. Лена, её девочка, уехала в другой город пять лет назад. Сразу после свадьбы. «Не хочу жить, как вы с папой,» — сказала она тогда. «У нас с Димой всё будет по-другому.»
Пальцы замерли над экраном. Что ответить? «Всё хорошо»? Привычная ложь, чтобы не тревожить дочь. «Твой отец опять недоволен»? Нет, это лишь заставит Лену волноваться.
«У нас всё по-старому, доченька. Не беспокойся.»
Тамара отложила телефон и посмотрела на часы. До возвращения Николая из гаража — часа три. Обычно она бы включила сериал, вязала бы носки или читала женский роман. Но сегодня…
Тамара открыла холодильник. Три контейнера с борщом смотрели на неё как немой упрёк. Тот самый «вчерашний суп». Она достала их один за другим и вылила содержимое в раковину. Тёмно-красная жидкость утекала в слив, унося с собой частичку её вчерашней жизни.
Яркая мысль пронзила голову — а что, если… Что, если просто не готовить ничего? Что он скажет, когда придёт, а ужина нет?
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонила Валентина.
— Тамара, что делаешь? — голос подруги звучал необычно взволнованно.
— Суп выливаю, — честно ответила Тамара.
— Чего? — Валентина явно не ожидала такого ответа. — Заболел кто?
— Нет. Просто… надоело.
— Надоело что?
— Всё. Этот суп. Эта кухня. Этот… — она не договорила, но подруга поняла.
— Так, — Валентинин голос стал серьёзным. — Слушай меня внимательно. Помнишь, я тебе про свою сестру рассказывала? Ту, что после пятидесяти пяти жизнь заново начала?
— Помню, — кивнула Тамара, хотя подруга не могла этого видеть. — Она вроде на пенсию раньше вышла?
— Да какая пенсия! Главное — она мужа своего, Толика, встряхнула так, что он до сих пор в себя прийти не может! — Валентина перешла на заговорщический шёпот. — Знаешь, что она сделала?
— Что?
— Просто перестала быть удобной! — с каким-то победным торжеством произнесла Валентина. — Представляешь, Толик привык, что ужин на столе, рубашки выглажены, а она взяла и уехала на неделю к подруге. Без предупреждения! Он сначала бушевал, потом обзвонил всех её знакомых, а потом… потом сам научился и стирать, и готовить! А когда она вернулась — встретил с цветами! Первый раз за тридцать лет!
Тамара молчала, переваривая информацию.
— Эй, ты там уснула? — встревожилась Валентина.
— Нет, я думаю, — тихо ответила Тамара.
— Не думай, действуй! — решительно заявила подруга. — У меня в четверг автобус в Воронеж, к сестре как раз той самой. Поехали со мной! На недельку, проветришься. А Николаю пусть будет сюрприз.
— Да ты что! — испугалась Тамара. — Как я могу? А он как же?
— А что «он»? Сорок лет мужику, не маленький. Не пропадёт за неделю без твоего борща.
— Сорок семь, — машинально поправила Тамара.
— Тем более! — фыркнула Валентина. — Слушай, это не конец света — уехать на неделю. Хуже, если так и будешь сидеть в своём музее несбывшихся надежд.
Тамара закрыла глаза. Внутри что-то дрогнуло, как струна. Воронеж… Там она не была с юности, с тех пор как приехала сюда за Николаем. Тогда он был другим — весёлым, внимательным. Или ей так казалось? Когда всё изменилось? Незаметно, день за днём, год за годом…
— Я не знаю, — наконец произнесла она. — Мне надо подумать.
— Думай быстрее, билеты пропадут, — хмыкнула Валентина. — Автобус в девять утра в четверг. Всё, мне некогда, побежала. Звякни, как решишь!
Тамара положила телефон на стол и снова подошла к окну. Та пожилая пара всё ещё сидела на скамейке, но теперь они просто держались за руки и смотрели на закат. Тамара вдруг остро, до боли, ощутила, что никогда не сидела вот так с Николаем. Даже в молодости.
Звук открывающейся входной двери заставил её вздрогнуть. Слишком рано! Неужели прошло уже три часа?
— Тамар, ты где? — голос Николая звучал неожиданно примирительно. — Я тут это… колбаски купил. И хлеба свежего.
Тамара медленно вышла из кухни в прихожую. Николай стоял у порога, в руках пакет из магазина, на лице — почти виноватое выражение.
— С ребятами посидели, поговорили… Петрович там истории травил, — он неловко переминался с ноги на ногу. — Ну, я и подумал — чего я на тебя-то накинулся? Устал просто.
В другой раз Тамара бы обрадовалась этим словам. Приняла бы их за извинение. Забрала бы пакет, достала бы тарелки, нарезала бы хлеб. И всё было бы как всегда.
Но сейчас она смотрела на мужа, словно впервые. Заметила и седину на висках, и морщины вокруг глаз, и этот жест — когда он потирает шею, чувствуя себя неуверенно. Раньше это казалось ей милым. Сейчас — лишь частью привычного спектакля.
— Я ужин не приготовила, — произнесла Тамара спокойно.
— Да ладно, я вот, еду принёс, — Николай приподнял пакет. — Сами нарежем. Я, кстати, и вина взял. Посидим, как раньше.
Тамара вспомнила, когда они в последний раз сидели за вином — лет пять назад, может быть? На день рождения дочери?
— Как раньше… — эхом повторила она. — А ты помнишь, какими мы были раньше, Коля?
Николай неуверенно улыбнулся.
— Ну, моложе, конечно. У всех так.
— Нет, — покачала головой Тамара. — Я не про возраст. Я про нас. Помнишь, как мы мечтали увидеть море? Как копили на машину? Как хотели на дачу ездить, сад разбить?
— Так жизнь сложилась, — пожал плечами Николай. — Не всё успели. Кризисы эти… То одно, то другое.
— А помнишь, как ты говорил, что я у тебя как королева буду? — тихо спросила Тамара, глядя ему прямо в глаза. — Что ценить будешь каждый день?
Николай опустил взгляд.
— Ну, Тамар, ты чего? Что случилось-то? Я ж вот, пришёл… с миром, можно сказать.
— С миром, — горько усмехнулась она. — После того, как назвал меня прокисшей. После того, как обвинил во всех смертных грехах из-за супа. Из-за супа, Коля!
— Погорячился я, — буркнул он. — С кем не бывает.
— Со мной не бывает, — вдруг осознала Тамара. — Я всегда сдерживаюсь. Всегда уступаю. Двадцать семь лет уступаю!
— Да что на тебя нашло сегодня? — Николай начал раздражаться. — Какая-то не такая стала!
— А какая я должна быть? — Тамара почувствовала, как внутри поднимается волна гнева — непривычного, почти забытого чувства. — Тихая, удобная, всё терпящая? Та, которая борщи варит, а потом сама же их в раковину выливает, потому что тебе вдруг захотелось свежего? Та, которая…
— Погоди, — перебил Николай, — ты борщ вылила? Весь?
Тамара замерла. Вот оно. Не её слова его задели, не её чувства. Борщ.
— Да, — твёрдо сказала она. — Вылила. И знаешь что? Я больше не буду его варить. Ни завтра, ни послезавтра. Никогда.
— Ты чего это? — теперь в его голосе появились нотки тревоги. — Заболела, что ли?
— Нет, — Тамара вдруг почувствовала странное спокойствие. — Я выздоровела. Впервые за двадцать семь лет.
Она прошла мимо ошарашенного мужа и вернулась на кухню. Мысли путались. Всё происходило слишком быстро, словно кто-то другой внутри неё принимал решения. Валентина. Воронеж. Автобус в четверг…
Николай появился на пороге кухни, всё ещё держа пакет.
— Ты это серьёзно, что ли? — его лицо выражало искреннее недоумение. — Из-за какого-то супа такой концерт устроила?
— Не из-за супа, — Тамара покачала головой. — Из-за нас. Из-за того, что я больше не хочу жить вчерашним днём. Не хочу быть вчерашней собой.
— Так, — Николай с грохотом поставил пакет на стол, — может, ты мне объяснишь нормально, что происходит? Утром всё было как обычно, а сейчас ты… ты какая-то…
— Какая? — тихо спросила Тамара.
— Не знаю! — он всплеснул руками. — Другая! Посмотри на себя!
Тамара машинально повернулась к маленькому кухонному зеркалу, висевшему у двери. Оттуда на неё смотрела женщина с прямой спиной и решительным взглядом. Незнакомка. Или она сама — настоящая?
— Я еду в Воронеж, — слова сорвались с губ Тамары прежде, чем она успела их обдумать.
— Куда? — Николай посмотрел на неё так, словно она сообщила, что летит на Луну. — Зачем?
— С Валентиной. В четверг, — твёрдо продолжила Тамара. — На неделю.
— На неделю? — он выглядел совершенно растерянным. — А как же… а я как же?
— А ты сам, — она вдруг почувствовала облегчение, будто тяжёлый груз свалился с плеч. — Сам справишься. Сорок семь лет мужику, не маленький.
Николай узнал свои собственные слова, которые не раз бросал ей, говоря о её «лёгкой» жизни. Его лицо изменилось — от удивления к обиде, потом к гневу.
— Да ты… да как ты… — он не находил слов. — Тебя кто-то настроил против меня? Валька эта? Да она сама мужа до гроба довела!
— Её муж умер от инфаркта десять лет назад, — спокойно поправила Тамара. — И она тут ни при чём. Это моё решение.
— Никуда ты не поедешь! — рявкнул Николай, ударив кулаком по столу. — Я запрещаю!
Тамара вдруг рассмеялась — легко, почти беззаботно.
— А вот и поеду. И знаешь что? Может, не на неделю. Может, дольше.
— Что значит «дольше»? — его голос упал до шёпота.
— Увидим, — Тамара пожала плечами. — Я не знаю, что будет дальше. Я только знаю, что так больше не могу. И не хочу.
Николай смотрел на неё, словно видел впервые. Что-то в его взгляде менялось — постепенно, медленно.
— Тамар, ты это серьёзно? — наконец спросил он. — По-настоящему?
— По-настоящему, — кивнула она.
Неожиданно он опустился на стул, обхватил голову руками.
— Я тебя потеряю, да? — голос звучал глухо, надломленно. — Ты уедешь и не вернёшься.
Тамара почувствовала, как дрогнуло сердце. Сколько раз она мечтала услышать в его голосе эту нотку — страх потерять её. Но сейчас это не вызвало ни радости, ни торжества. Только спокойную уверенность.
— Не знаю, Коля, — честно ответила она. — Это зависит не только от меня.
Она подошла к нему и легко коснулась плеча. Впервые за долгие годы этот жест не был ни извинением, ни мольбой о внимании. Просто прикосновение.
— Я уеду в четверг, — сказала она. — У тебя есть три дня, чтобы подумать, чего ты хочешь. И у меня тоже.
Николай поднял на неё взгляд — растерянный, почти испуганный.
— Так нечестно, Тамар, — прошептал он. — Двадцать семь лет вместе, а ты вот так…
— Двадцать семь лет мы жили по твоим правилам, — мягко возразила она. — Может, пришло время попробовать по-другому?
Она оставила его на кухне — сидящего за пустым столом, где должен был стоять суп. Где всегда стоял суп. Где больше не будет вчерашнего супа.
А поднявшись в спальню, Тамара достала с верхней полки шкафа старый чемодан и открыла его, вдохнув запах нафталина и забытых надежд.
«На недельку,» — сказала она себе, складывая первую вещь.
«Или на новую жизнь,» — добавил тихий голос внутри.
