— Слушай, я только что видела твою маму… — голос подруги в трубке звучал смущённо.
Анна оторвалась от документов, нахмурилась.
— И что?
— Да она… Ну, я не знаю, как сказать… Она выглядела так, будто на последнюю копейку хлеб покупала.
Внутри всё сжалось.
— В смысле? — переспросила Анна.
— В прямом, — вздохнула подруга. — На ней был какой-то старый пуховик, затёртые ботинки. Стояла у кассы, считала мелочь, ещё и вздыхала так горестно, что у меня чуть самой слёзы не потекли.
Анна, закончив разговор, медленно опустила телефон и закрыла глаза. Она не могла поверить.
Её мать никогда не жила в роскоши, но сейчас не нуждалась ни в чём. Анна с мужем заботились о ней: купили просторную квартиру, сделали дорогой ремонт, забили гардероб одеждой. Каждую неделю Анна приезжала с полными пакетами еды, оплачивала коммунальные счета, привозила лекарства.
— Живи и радуйся! — не раз говорила она матери.
Но, как оказалось, мама радовалась по-своему.
Анна вспомнила, как мать всегда говорила:
— Счастье любит тишину.
Конечно, не стоит выставлять богатство напоказ, но и ходить в лохмотьях при забитых шкафах — это уже абсурд. Анна не придавала этому значения, пока не поняла, что люди начали видеть её мать бедной, несчастной и брошенной. Пора было вмешаться.
Анна напросилась в гости, вошла в квартиру, поставила сумку на пол. Она скрестила руки на груди и посмотрела на мать.
— Так, мама, объясни мне, что это было сегодня?
— Что «это»? — наивно уточнила мать.
— Ты в чём по улице ходила?! — Анна повысила голос. — Мне подруга звонила, сказала, что видела тебя в обносках! В каком-то рванье!
Мать пожала плечами.
— Ну и что? Счастье любит тишину. Не хочу кому-то что-то доказывать.
Анна замерла, пытаясь осмыслить услышанное.
— Что?!
— Счастье любит тишину, — повторила мать упрямо, будто это объясняло всё.
— Ты серьёзно?! — Анна нервно рассмеялась — Мам, у тебя забитый холодильник, полный шкаф новых вещей, нормальная отремонтированная квартира! Ты не на улице живёшь, ты не нищенка! Неужели нельзя хотя бы просто хорошо одеваться?
— А вдруг кто сглазит? — важно спросила мать, поджав губы.
Анна моргнула, потеряла дар речи на пару секунд, а потом накрыла лицо ладонью.
— Мам… Кто сглазит? Кого сглазит? Кого ты пытаешься обмануть? Многие и так знают, что ты не бедствуешь, чего ты добиваешься?
— Да никто ничего не знает! — неожиданно резко бросила мать. — Люди видят, как скромно я живу, и всё правильно понимают.
— Так. Если ты считаешь, что счастье любит тишину, зачем ты всем жалуешься?
— Кому это «всем»?
— Соседям, например. Сегодня, пока ехала к тебе, встретила тётю Люду. Она мне всё рассказала.
Мать замерла, но быстро взяла себя в руки.
— И что же она тебе сказала?
— Что ты рассказываешь, как тяжело живётся на одну пенсию, что дочка тебя забыла, не помогает, а ты буквально перебиваешься с хлеба на воду.
Мать не дрогнула.
— А что? Пенсия у меня и правда маленькая.
— Мам, какая пенсия, если все твои расходы мы с мужем покрываем?! — Анна не выдержала. — Ты зачем всем врёшь? Зачем наговариваешь на меня?
— Ты многого не понимаешь. Молодая ещё.
— Нет, мам, это ты не понимаешь. Ты делаешь вид, что у тебя ничего нет, пока я и мой муж стараемся, чтобы тебе жилось хорошо.
Мать не ответила. Анна смотрела на её спокойное, даже самодовольное выражение лица, и вдруг осознала ужасную вещь. Мать не собиралась ничего менять. Она действительно верила, что всё делает правильно. А это значит, что она не остановится.
Пришлось отпустить ситуацию, пока однажды Анна не услышала шёпот за спиной.
— Представляешь, у неё мать на одну пенсию живёт. Бедная женщина.
— Да, я её тоже видела, она как-то в дырявых брюках ходила, продукты по акции выискивала… А Аня вся такая, сама знаешь…
Анна замерла на пороге кабинета. Она прекрасно расслышала сказанное и решила проверить, как быстро коллеги замолчат, если заметят её присутствие.
Моментально.
В комнате повисла напряжённая тишина, когда её увидели.
— Доброе утро, девочки, — Анна холодно улыбнулась. — О чём шепчетесь?
— Ой, да так, ничего… — замялась одна из коллег.
— Просто обсуждали, какие сейчас пенсии маленькие, — намекнула другая с осуждающим выражением лица.
— Да-да, — поспешно кивнули остальные, пытаясь замять тему.
Анна не стала продолжать разговор. Она уже всё поняла.
Коллеги начали относиться к ней с холодком. Раньше звали на совместные посиделки, кофе, обеды. Теперь — всё реже. Говорили сухо, без привычного тепла, словно она совершила нечто мерзкое.
Анну дико бесило осознание, что люди действительно поверили в этот бред.
Но хуже всего было с начальством. Анна видела, как шеф смотрит на неё: оценивающе, с неким разочарованием. Однажды он задержал её после планёрки.
— Анна, можно вас на минутку?
Она глубоко вздохнула, ожидая, что будет дальше.
— Слушайте, я тут… не лезу обычно в личную жизнь сотрудников, но, скажем так, ходят слухи…
— Ага, что я мать на хлебе и воде держу? — прямо спросила Анна.
Шеф замялся, но не стал отрицать.
— Ну… Что-то вроде того.
Анна ощутила, как её накрывает злость. Мама устраивает спектакль, а страдает от этого она? Ладно бы это. Что, если это скажется на бизнесе мужа? Слухи — это опасная штука. Если люди уверены, что ты подло поступаешь с близкими, они не захотят иметь с тобой дела.
Анна поняла, что это уже не просто мамина странность. Это реально угрожает их уровню жизни. И терпеть это дальше она не собиралась.
Анна захлопнула дверь квартиры и сняла пальто, даже не глядя на мать.
— Мы должны поговорить.
Мама недовольно поморщилась, догадываясь о теме беседы.
— Опять ты со своими претензиями…
— Опять?! — Анна сдвинула брови и подошла ближе. — Мам, ты вообще понимаешь, что ты натворила?
— И что же на этот раз?
— На этот раз, — сухо бросила Анна, — Мне на работе начали намекать, что я тебя голодом морю.
Мама непринуждённо пожала плечами.
— А ты не обращай внимания, люди всегда судачат.
— Мам, ты всем подряд жалуешься, что у тебя денег нет! — Анна резко взмахнула рукой. — Ты понимаешь, что люди верят в это?!
Мать поджала губы и убрала со лба невидимую прядь волос.
— Тебя только твоя репутация волнует, — едко заметила она.
Анна застыла.
— Что?
— Ну а что? — мама с вызовом посмотрела ей в глаза. — Бегаешь тут, шум поднимаешь. А на самом деле переживаешь только за себя.
Анна с трудом сдержалась, чтобы не закричать на мать.
— Хорошо, — резко выдохнула она. — Тогда давай так. Раз ты бедствуешь, давай я перестану тебя обеспечивать?
Мама отпрянула.
— Что?
— Ну а что? — передразнила Анна. — Ты же так страдаешь, живёшь на одну пенсию… Так давай я больше ничего тебе не буду привозить! Не буду оплачивать тебе квартиру, не буду покупать тебе одежду, не буду забивать тебе холодильник! Увидишь, как действительно живётся одиноким пенсионерам.
Мать заметно побледнела.
— Ты не сделаешь это.
— Ещё как сделаю, — Анна твёрдо посмотрела ей в глаза. — Ты либо прекращаешь этот цирк, либо живёшь так, как тебе реально позволяет твоя пенсия.
В квартире повисла напряжённая тишина. Анна видела, что мать растерялась. Она не ожидала, что дочь пойдёт до конца.
Анна развернулась и пошла к двери.
— У тебя есть неделя на раздумья, — чётко проговорила она, натягивая пальто. — Или ты заканчиваешь этот спектакль, или начинаешь действительно жить так, как притворяешься.
Мама не проронила ни слова. Анна вышла, захлопнула за собой дверь, и на душе у неё вдруг стало спокойно. Она выговорилась и дала понять, что эту проблему нужно решить. Теперь очередь за матерью.
Прошло две недели с их последнего разговора. С тех пор мама не звонила и не писала. Сначала Анна ждала, что та позвонит с упрёками. Потом — что объявится с демонстративной обидой. Но тишина затянулась, и Анна даже начала думать о том, не перегнула ли она палку.
«Ну, сейчас и узнаем», — подумала дочь и вышла из машины.
Когда мама открыла дверь, Анна едва её узнала. Вместо дырявых носков аккуратные домашние тапочки, вместо растянутой кофты — чистый свитер. Никаких дырок, провисших коленок, затёртой до состояния марли одежды.
— Ты ж вроде как бедствовала, — не сдержалась Анна.
Мама фыркнула.
— Просто захотелось привести себя в порядок.
Анна закатила глаза.
— Ага, просто захотелось… Внезапно. После нашего разговора.
Мать ничего не ответила, только развернулась и пошла на кухню.
На работе тоже всё изменилось. Коллеги стали снова общаться с Анной, приглашать на кофе, обсуждать рабочие вопросы без натянутых улыбок. Самые разговорчивые вдруг потеряли интерес к её личной жизни.
Анна не хотела воевать с собственной матерью. Но этот случай научил её важной вещи: иногда даже с близкими людьми нужно расставлять границы. Мама могла верить во что угодно, могла прятаться за своими суевериями, но лишь до тех пор, пока её спектакль не начинал разрушать чужие жизни.
«Счастье действительно любит тишину, — подумала Анна, выходя из офиса. — Но только если эта тишина не превращается в ложь».
