— Что, мам, отец не вернулся? — сын был ошарашен намечающимся разводом родителей-пенсионеров. Но уже третий месяц его пожилой надежный папа не возвращался. Просто уехал под предлогом рыбалки к другу Денисычу. Потом позвонил им и сказал, что решил начать новую жизнь. Затем поменял телефон. Больше на связь не выходил.
— Куда там! Говорю же тебе, живет у богатенького дружка, на которого раньше работал. Может, и не один, а с зазнобой. Пора на старого дурня облаву устраивать, — сказала мама.
— Ты скажешь тоже… Все-таки отец взрослый человек. Вредных привычек у него нет. К экзальтированному поведению никогда склонен не было. Наверное, через какое-то время он нам все объяснит, — предположил Андрей.
— Да какой там взрослый! С катушек старый съехал, говорю тебе. Последнее время каждый день слезки капали, как у красной девицы. Какие мы нежные! Он уже не мужик, а сопля на заборе. В дурдом его надо отдать, вот что! — мать так и кипела гневом.
Сын хотел защитить отца, сказать ей, что после такие слов, какие она каждый день говорила отцу, и он бы зарыдал в три ручья. Но потом подумал и не стал лезть не в свое дело. Пусть сами разбираются. У него и своих проблем с женой и детьми более чем достаточно.
***
Отец Андрея вышел на пенсию только несколько лет назад, аккурат перед семидесятилетним юбилеем. Много лет он работал конструктором на заводе у своего друга Павла Денисовича. Что до матери, то та почти никогда не работала. Разве что в молодости отработала лет пять воспитательницей детского сада. А потом вышла замуж, вскоре родила Андрея и посвятила себя его воспитанию.
Так и получилось, что вместе стали жить две вселенные, которые не имели никаких точек соприкосновения, кроме сына, общих двух квартир, дачи, машины и совместного хозяйства. Мать была, что называется, из простых. А отец вырос в интеллигентной семье. Так что им даже не о чем было поговорить. Пока отец работал c раннего утра и до позднего вечера, он почти и не общался с женой. Но когда вышел на пенсию, наступило время оказаться лицом к лицу c женщиной, на которой он женился и от которой родил сына. Эта встреча оказалась не из приятных.
Мать всю жизнь хотела о чем-то подробно поговорить с отцом, но тому всегда были скучны ее мещанские разговорчики. Все они сводились к спорам с соседками, обсуждению нарядов, новых рецептов и тому, что на нее еще кто-то в очередной раз заглядывается и претендует. Мама почему-то всю жизнь считала своим долгом поддерживать образ востребованной красавицы, вызывать в отце ревность.
Что до папы, то и он много чего хотел обсудить с женой. Его волновали вопросы судьбы страны, смысл жизни, воспитание сына, проблемы на работе и обсуждение разных умных книг. Но мама даже не хотела притворяться, что все это ей интересно. Откровенно зевала. Каждый из родителей внес свою лепту в то, что они все больше отдалялись друг от друга. А Андрей не хотел вставать ни на чью сторону.
Андрей мог предположить, что когда-то они могут разойтись каждый своей дорогой. Но раз уж они дожили до пенсии, то рассчитывал, что теперь они худо-бедно найдут какой-то общий язык. Но не тут-то было. Мать поняла, что отец больше деньги в дом не приносит. А это значило, с ее беспощадной точки зрения, что можно больше не терпеть его чудачества.
Вот тут-то она и вступила с ним в бесконечную домашнюю войну. И поскольку мама вела ее на знакомой территории, в квартире, которую давно считала только своей (кто живет здесь дольше, того и тапки!), то у папы просто не было шансов выиграть. То он не так застилал постель, то противно кашлял, то стирал не тем порошком.
Мать, опытный бытовой террорист, с утра и до вечера искала поводы вопить истошным голосом. А к каждому такому комментарию по чисто бытовому вопросу прилагались обвинения из далекого прошлого. Казалось, что мать всю жизнь только и вела досье на отца. Сына она тоже когда-то мучила всеми этими придирками, но к нему она была мягче.
Андрей бы тоже на месте отца сбежал. Оказаться в одном окопе с человеком, который тебя ненавидит, то еще удовольствие. Конечно, жаль было и мать. Но она ведь сама портила себе жизнь по доброй воле. Никто не заставлял ее гнобить день за днем человека, который заработал все то, что у нее было.
Что до отца, то тот бы явно долго не прожил в таком семейном аду под названием «дорогой, наконец-то мы вместе каждый день и час!»
***
— Бред! Ты постоянно только его и городишь. Какие мы разные люди. Просто ты старый прохиндей, который свалил от надоевшей жены к любовнице, — орала Людмила Дмитриевна на своего супруга, которого все-таки подкараулила в квартире у его бывшего начальника и пожизненного друга.
— Люда, послушай. Пойми, мне больно видеть, в кого ты превратилась. Наверное, я сам виноват в том, что мало уделял тебе внимания. Но я не хочу жить с таким человеком, каким ты стала, — Николай Николаевич из последних сил пытался вытеснить жену за пределы квартиры, в которую друг пустил его пожить. Но он был слишком деликатен. Она даже не заметила его попыток ее оттеснить.
— И в кого же я превратилась? — взвилась с места жена, которая все еще не могла привыкнуть к мысли, что этот лопух от нее просто избавился. От нее-то? От тонкой и звонкой? От той, которая даже находила общий язык с его малахольной мамашкой? От идеальной хозяйки и матери сына? Негодяй!
— Ты стала каким-то быдлом, тупой мещанкой, которую волнует только деньги и собственность. Ты ласково разговаривала со мной только в те дни, когда я приносил и отдавал тебе пенсию, — мужу и самому было неудобно, что он так грубо разговаривает с ней, женщиной, которая как-никак посвятила ему всю жизнь. Но Люда должна понять, что между ними все кончено.
— Ах, вот как мы заговорили, благородненькие старички-дурачки. А кто это уходил от меня на два года к другой бабе? Этого часом мне не скажешь? — жена часто вспоминала ему эту историю. Так что он ответил уже по проговоренному много раз шаблону.
— Это было больше тридцати лет назад, Люда. И случилось после того, как ты сама объявила мне, что полюбила другого человека и много лет с ним встречаешься, — устало ответил Николай Николаевич.
— Я сказала это только для того, чтоб тебя проверить! Не было никакой измены, — завопила жена.
Муж ничего не стал отвечать. Он своими глазами видел этого персонажа из далекого прошлого жены. Разговаривал с ним. Тот действительно собирался жениться на Люде, но потом почему-то передумал. Но говорить все это сейчас супруге смысла не имело. Она была из тех людей, который делают из прошлого выгодные себе мифы и легенды, в которых они выступают чудесными людьми, а все остальные подозрительными сволочами или персонажами, которых надо тянуть на себе как крест.
Он и сам тогда свалял дурака. Ушел зачем-то от любимой женщины, которая родила ему дочь. Зачем он так сделал? Просто потому, что Люда громко орала? Жена права. Он старый идиот.
Этот разговор продолжался бы еще долго. Но Денисыч вернулся и просто попросил Люду уйти. Поскольку друг до сих пор был на плаву и возглавлял крупное предприятие, то для жены он был человеком, которого надо слушать, а не старым дурачком. Потому она ушла. Даже молча.
***
— Что, Коля, любовницу искала? — спросил его Петя.
— Ага, все обыскала, — подтвердил еле выдержавший бурю и натиск супруг. Извиняющимся жестом показал на беспорядок и бедлам, который устроила женушка.
— Я же тебе говорил. Если уж надумал уходить, то надо официально разводиться. Нельзя человека по кускам резать, — насупился Денисыч. Строг и справедлив. Как всегда.
— Да знаю я, Петя, знаю. Но переживет ли Люда… Она же не только второй пенсии лишится, но и второй квартиры, — расстроенно сказал Коля.
— Думаю, переживет. Сыну ты квартиру купил, пока работал. Люду всем обеспечил. Оставь ей дачу, квартиру и половину сбережений. И будет с нее. С голоду не умрет. Пора внести ясноcть, — друг был прав, и Николай Николаевич это знал. Возможно, надо было вернуться к Денисычу на работу хотя бы консультантом, как тот предлагал. Денег хватало, но это бы его отвлекло. Перемены назрели. И отступать назад было нельзя.
— Ладно, завтра с дочкой поговорю, — пообещал Николай. Это было самым трудным. Так что Петр одобрительно постучал по его плечу.
Дело в том, что дочь у Николая Николаевича была незаконнорожденной. Но он ее давно признал. А сейчас вот хотел искупить грехи молодости, отдать ей ту самую квартиру, которая по справедливости должна была остаться ему при разводе. Денисыч обещал ему беспроцентный кредит на работе, если бы Николаич туда вернулся консультантом. Так что хотя он и старик, но мог бы еще успеть справить себе хотя бы однушку на окраине. А если бы даже и подвело здоровье, то Денисыч закрыл бы на это глаза. Друг был щедрым и не бросил бы в беде.
***
Когда Николай Николаевич решительно рассказал дочери о своих планах, та его очень удивила, сказав:
— А, так вот почему так орала на меня твоя официальная жена, пап…
— Люда к тебе приходила? — удивился тот.
— Конечно! Подозревала, что это я сбаламутила старого негодяя предать жену. Уж прости за жаргон, но я просто цитирую эту даму, — Зоя слегка скривила лицо, но оставалась спокойной.
— И что… что ты ей ответила? — по привычке испугался Николай. При упоминании жены он по-прежнему начинал вести себя как бандерлог, который увидел удава. Да, он был подкаблучником. И отдал себя добровольно во власть первой попавшейся симпатичной мордашке, которая благосклонно ему улыбнулась. Был дураком! Не понимал, что жену надо выбирать тщательно. Ему по сути было все равно, на ком жениться. Просто время пришло. Вот и расплата.
— Сказала, что это ее не касается, — спокойно сказала Зоя.
Николай Николаевич выдохнул. Хотя бы дочь жена не успела обидеть. Они все это время тайком общались, успели стать друзьями. Он одинаково любил и сына, и дочь. Жене никогда не изменял, кроме того случая, когда она сама попросила его уйти. Так что считал себя джентльменом.
— Вот и хорошо. Ты прости меня, дочка. Надо было давно о тебе позаботиться… — он хотел еще раз изложить свое намерение осчастливить ее жилплощадью.
Но та нахмурилась и отрезала:
— Пап, ты же прекрасно знаешь, что мой отчим — хороший человек. Он всем обеспечил и меня, и маму. К чему эти квартирные игры? Если хочешь что-то сделать для меня, то борись за себя.
— Как это за себя? — это никак не могло уместиться в его голове. Как это бороться за себя? Разве он не во всем виноватый и никому не нужный пенсионер, которому осталось только как-то тихо дожить и не отсвечивать?
— Вот так. Отсуди квартиру и в ней живи. Разве не ты всю жизнь работал и все это зарабатывал? Сыну ты жилье купил. Жене квартиру оставляешь. Так почему бы и тебе не жить как человеку. У тебя что, меньше прав, чем у других людей? — Зоя улыбалась. Она пошла практичностью в мать. На редкость ясная голова! Вроде все запутано, но она сейчас взяла и разложила все по полочкам.
Еще некоторое время отец убеждал дочь, что в этом нет никакого смысла, что он вот-вот умрет и недолго осталось. Но она оборвала этот разговор:
— Пап, хватит говорить глупости. И твоя жена может умереть. И меня может не стать. То же относится и к любому человеку. Сколько проживешь, столько проживешь. А если у тебя осталось немного желания жить, то поменяй квартиру на другую и не говори адрес тем, кто ждет твоей смертушки. Ты понял мой намек?
— Как тут не понять, — он вдруг снова заплакал. Впервые после того, как ушел от Люды. Но это были какие-то другие слезы. Вместе с ними вытекал по капле какой-то раб, который считает себя тягловым конем. Пока работает — нужен. А если сил нет, то и на мясо его. Чего и церемониться. А ведь он сам себя в такую позицию поставил.
***
— Коля, вот и правильно, что ты вернулся! Кому ты еще нужен? Кто тебя хоронить будет? — сказала ему Люда. И еще добавила про то, что еще немного, и она бы его никогда не простила. Что бы она сделала в случае этого непрощения, жена не уточнила. Но стало страшно.
— Пап, ты сделал правильный выбор. В старости уже поздно что-то менять. Ты поймешь, что на самом деле вы с мамой любите друг друга, — сказал Андрей.
— Да, свекор, живи сколько осталось. А как не станет тебя, мы, молодые вспомним тебя добрым словом. Так уж жизнь устроена, — так сказала жена его сына. Она часто намекала ему на то, что мужчины в его возрасте долго не живут. Но делала это с таким глупым и добродушным лицом, что как-то не хватало сил ее осадить и напомнить, что и она тоже смертна. И никто не знает, кому и сколько отпущено.
Он еще хотел сделать шаг назад и сбежать. Но все родные уже тянулись к нему то ли с объятиями, то ли хотели захватить его кольцами как гигантские спруты жертву. Поздно было пытаться вырваться. Самые активные из стаи сказали. А он старик. Надо слушаться. Даже если это неправильно, то проще принести себя в жертву, чем стать изгоем.
Но почему надо слушаться стаю? Он же человек, а не зверь? Теперь поздно об этом думать. Надо просто обмануть себя и убедить, что он все сделал правильно.
Сейчас сын с женой уйдут. И жена набросится на него с новыми накопившимися яростью и стремлением отомстить. Долго он не протянет. Только это и утешает. “С насильниками нельзя мириться, даже если это твои близкие. Будет только хуже!” — с этой мыслью он в последний раз попытался ускользнуть.
— Людочка, я только мусор выброшу, и сразу обратно, — жалобно проскулил он.
— Куда, старый! — завопила та. Вырвала из рук ведро и последний шанс.
***
Николай Николаевич проснулся в поту. Развод уже давно позади. А страх все мучает. Во сне он и правда поверил, что вернулся к жене.
Он с наслаждением потянулся. Еще не было семи утра. Но можно уже вставать. Скоро Денисыч пришлет за ним машину. И он отправится на работу, на которую все-таки решил вернуться.
Если бы адвокаты старого друга и нынешнего начальника не взяли на себя переговоры с женой, то сегодняшний сон бы наверняка сбылся. Николай Николаевич хорошо понимал, что он не относится к числу тех, кто отстаивает свои права или даже присваивает чужие. Он не был хищником. И никогда не мог бы им стать. Есть такие люди, которые годятся только для работы. А еще они пригодны только для жизни с порядочными людьми. И он относился к их числу.
«И все-таки сын меня поддержал. Не зря я так много сил уделял его воспитанию!» — с радостью подумал Николай Николаевич.
Что до Зои, то она помогла обменять отсуженную у супруги квартиру на другую. А то он бы так с этим и тянул.
Он видел жену последний раз на суде. Надеялся, что она скажет ему что-то доброе хотя бы напоследок. Но та злобно кинула ему:
— По твоей милости я теперь буду жить без второй пенсии! Надеюсь, ты скоро помрешь. И тогда ко мне вернется хотя бы вторая квартира.
— Люда, я на Зою ее оформил, — зачем-то сказал он. Это не было правдой. Он пока еще ничего не решил по поводу того, кому оставит жилье, когда его не станет. Может, продаст, и раздаст деньги детям. А сам заработает на новое, если хватит сил. Или придут какие-то другие мысли. Но уж точно он не оставит вторую квартиру жене. Самый изработанный и ненужный конь в колхозе тоже имеет право на реванш. А дочь сама разрешила так сказать.
