Дождь хлестал по козырьку автобусной остановки, а Макар переминался с ноги на ногу. Сумка на плече казалась неподъемной, левое плечо затекло, ныло. Три месяца на Севере — спина отвыкла от нормальной постели.
— Не подойдет, да? — Макар кивнул на расписание, обращаясь к женщине рядом.
Она вздрогнула. Покосилась как-то странно, словно тень мелькнула по лицу. Отвернулась. Вода с козырька капала ей почти за шиворот, но она не двигалась.
— Кать?
Она дернулась. Руки вцепились в ремешок сумочки, пальцы побелели.
— Ошиблись.
Но Макар уже узнал. Этот жест — когда нервничает, всегда так хваталась за что-нибудь. И родинка на шее, чуть выше ключицы. Сколько раз целовал это место.
— Да ладно, я… — голос внезапно сел. — Не признал сперва. Ты… подстриглась?
Она наконец посмотрела. В глазах что-то колючее, злое.
— Пять лет прошло, Макар. Люди меняются.
Пять лет и два месяца. С тех пор как хлопнула дверью, оставив ключи на тумбочке. Он тогда только с вахты вернулся, пьяный в хлам. Обещал завязать — и опять. Как всегда.
Неловкость раскинулась между ними шире, чем лужи под ногами. Автобуса всё не было.
— Как ты… вообще? — спросил Макар, чувствуя идиотскую пустоту внутри.
— Нормально, — отрезала. Потом будто смягчилась: — Работаю в клинике. Медсестрой.
Макар кивнул. Всегда хотела в медицину.
— Ты этим, на биолога же училась?
— Бросила, — она передернула плечами. — Деньги нужны были.
Деньги. Вахта Макара оплачивалась хорошо, но до свадьбы часто уходила не в те руки — никак не мог завязать с картами. Потом вроде наладилось, когда Катя забеременела. А потом…
— Даня как? — вопрос вырвался сам.
Лицо ее стало каменным. Подбородок дрогнул, но только на секунду.
— Вырос. Первый класс закончил.
Внутри что-то сжалось, стиснуло ребра. Он пропустил первый класс сына. Первые шаги — тоже пропустил, был на вахте. Первые слова — был в запое.
— Спрашивает про тебя? — Макар почувствовал, как пересыхает горло.
— Нет.
Резко, будто пощечина. Правильно, чего спрашивать. Отец-призрак, который появлялся и исчезал. А потом исчез совсем.
Подъехал автобус, забрызгал лужей их обоих. Катя шагнула к дверям, но замешкалась — под ноги бутылка закатилась. Наклонилась, подняла машинально.
— Выбрось, — буркнул Макар, чувствуя, как уши горят. — Я… это… девятый месяц не пью.
Она замерла. Бутылка в руке. Взгляд недоверчивый.
— Да? — Ее голос вдруг стал тоньше. — Ты же…
— Завязал, — кивнул он. — Работа, дом, спортзал. Скукота.
«Самому не верится,» — хотел добавить, но промолчал.
Она швырнула бутылку в урну, будто злилась на нее. Губы поджались.
— Молодец, — сказала без улыбки. — Даньке только от этого уже не…
Автобус недовольно фыркнул. Водитель посмотрел вопросительно.
— Садитесь? — крикнул из кабины.
— Это мой, — Катя кивнула. — Ты куда едешь?
Макар неопределенно махнул рукой.
— Домой. К матери.
— До сих пор с ней живешь?
— Не. Квартиру снимаю. В Южном.
Южный район — самый дальний, самый дешевый. Но его собственный угол. Без материных вздохов и взглядов больных.
Катя шагнула в автобус, задержалась на ступеньке, обернулась.
— Даня в футбол начал ходить. Тренировки вечером, на стадионе. Я после работы забираю.
Макар кивнул, не понимая, к чему это.
— И… он весь в тебя, — добавила неожиданно. — Упрямый.
Двери начали закрываться. Катя придержала их рукой.
— Тренировка в шесть, стадион «Юность». Если… ну, вдруг.
Автобус тронулся. Макар остался под козырьком, чувствуя, как футболка промокла насквозь — не от дождя.
Мимо пронеслась девчонка на самокате, обдала волной из лужи. Макар даже не дернулся. Телефон нащупал в кармане. Новенький, с двумя играми — больше ничего не устанавливал, боялся сорваться.
«18 июня, вторник. 17:30 — стадион «Юность». Данька, футбол.»
Он вышел из-под козырька. Дождь лупил по лицу, но впервые за пять лет стало легче дышать. Даже плечо почти не ныло.
