Анжела никогда не думала, что произнесёт эти слова. Особенно — ей. Алле Викторовне — женщине, которая воспитала Михаила, её мужа. Анжела всегда старалась быть вежливой, уступчивой, даже когда свекровь начинала устанавливать свои правила в их квартире. Но сегодня что-то сломалось.
— Я не ослышалась? — Алла Викторовна застыла с недоумением на лице, сжимая в руках свою неизменную сумочку из кожзама, с которой не расставалась уже лет пятнадцать. — Ты меня выгоняешь? Меня? Мать твоего мужа?
Анжела молчала. Тридцать четыре года своей жизни она была тихой и покладистой. Всегда шла на компромисс, всегда уступала, улыбалась сквозь зубы и проглатывала обиды. Но сейчас, стоя в прихожей их трёхкомнатной квартиры, которую они с Михаилом купили три года назад в ипотеку, она ощущала, как каждая клеточка её тела наполняется решимостью.
— Да, вы не ослышались. Я хочу, чтобы вы ушли, — голос её не дрогнул.
— Я позвоню Мише. Он решит, что делать, — Алла Викторовна достала телефон, но Анжела неожиданно для себя выхватила его из её рук.
— Нет. Не звоните. Миша сейчас на важных переговорах. И вообще, это мой дом, и я решаю, кто здесь остаётся, а кто уходит.
Алла Викторовна опешила. За семь лет брака её сына с этой женщиной она привыкла, что невестка всегда прогибалась под её напором. А сейчас в глазах Анжелы горел огонь, которого раньше Алла Викторовна никогда не видела.
Всё началось три недели назад. Точнее, началось это гораздо раньше, но именно три недели назад ситуация обострилась настолько, что терпеть дальше стало невозможно.
Миша, муж Анжелы, был единственным сыном Аллы Викторовны. После того, как не стало ее мужа пять лет назад Алла Викторовна стала чаще приезжать к ним в гости. Сначала на выходные, потом на неделю, потом на месяц. В какой-то момент её визиты стали настолько частыми и продолжительными, что Анжела перестала понимать, живёт ли свекровь у них или просто гостит.
Всё бы ничего, но Алла Викторовна имела привычку вмешиваться во всё. Она перекладывала вещи, меняла местами книги на полках, заменяла пледы, подушки, которые выбрала Анжела, на свои, «более практичные». Она готовила по-своему, даже если Анжела уже начинала готовить что-то другое. Она командовала, где и как должны стоять цветы, какую музыку можно включать, а какую нельзя.
— Миш, может быть, твоя мама поживёт уже у себя? — однажды аккуратно спросила Анжела мужа, когда свекровь в очередной раз перевесила картины в гостиной, объяснив это тем, что «так лучше энергетика в доме».
— Ань, ну ты же знаешь, ей одиноко. Папы нет, подруги все разъехались. Потерпи, ладно? — Миша поцеловал её в макушку и ушёл на работу, оставив Анжелу наедине со своими мыслями и свекровью, которая тут же начала рассказывать, что в холодильнике слишком много «ненужных продуктов».
Анжела терпела. Она всегда была такой — уступчивой, спокойной, старающейся сохранить мир в семье. Но с каждым днём ей становилось всё труднее. Особенно когда она поняла, что беременна.
Эту новость она узнала три недели назад. Сделала тест, увидела две полоски и заплакала от счастья. Они с Мишей так долго этого ждали! Три года лечения, анализы, приёмы у врачей — и вот, наконец, свершилось чудо.
Анжела хотела сделать Мише сюрприз. Она купила маленькие пинетки, завернула их в красивую коробочку и приготовила его любимый ужин. Всё должно было быть идеально.
Но когда она вернулась домой, то застала Аллу Викторовну, которая выбрасывала в мусорное ведро её травяные чаи, витамины и органические продукты, которые Анжела специально покупала для поддержания здоровья.
— Что вы делаете? — возмутилась Анжела, выхватывая из рук свекрови пакет с ягодами годжи.
— Освобождаю место для нормальной еды, — невозмутимо ответила Алла Викторовна. — Все эти твои модные штучки только деньги тянут. Мишеньке нужно питаться правильно, а не всякой травой.
— Это мои вещи! Я их покупала на свои деньги! — Анжела почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Ой, да ладно тебе, — отмахнулась свекровь. — Что за драма. Я вам борща сварила, вот это еда, а не эта… как её… киноа твоя.
В тот вечер Анжела не стала дарить Мише пинетки. Она спрятала коробочку в своём шкафу и промолчала о беременности. Что-то подсказывало ей, что новость о ребёнке только усилит контроль свекрови над их жизнью.
А через два дня случилось то, что окончательно вывело Анжелу из равновесия.
Она вернулась с работы раньше обычного — было плохое самочувствие, тошнило. Открыла дверь своим ключом и застыла на пороге. В их квартире было полно незнакомых людей. Женщины разных возрастов сидели в гостиной с чашками чая, а среди них, как королева, восседала Алла Викторовна.
— А вот и моя невестка! — воскликнула свекровь, увидев Анжелу. — Знакомьтесь, девочки, это Анжела. Я вам о ней рассказывала.
Анжела стояла, не в силах произнести ни слова. В её доме, без её ведома, свекровь устроила посиделки со своими подругами.
— Проходи, милая, не стой в дверях, — Алла Викторовна похлопала по дивану рядом с собой. — Мы тут с девочками собрались, как в старые добрые времена. Помнишь, Валя, как мы у тебя собирались на Новый год в 89-м? — она повернулась к полной женщине в ярко-голубом платье.
— Вы… вы не предупредили меня, — наконец выдавила из себя Анжела.
— А зачем? — удивилась свекровь. — Это же просто чаепитие. Я и Мишу не предупреждаю, когда готовлю ему ужин.
— Но это мой дом! — голос Анжелы дрогнул.
— Дом моего сына, — поправила её Алла Викторовна. — А значит, и мой тоже. Мы же семья, верно?
Анжела развернулась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Она слышала, как свекровь объясняла своим подругам: «Она у нас немного нервная. Всё эти её диеты, наверное».
Вечером Анжела рассказала обо всём Мише. Она надеялась на поддержку, на то, что он наконец поставит свою мать на место.
— Миша, так больше продолжаться не может. Твоя мама приводит в наш дом посторонних людей, выбрасывает мои вещи, командует, как будто это её квартира.
Миша вздохнул и потёр переносицу — жест, который он всегда делал, когда был в замешательстве.
— Анжел, ну что я могу сделать? Она моя мать. Она одинока. Да, у неё сложный характер, но мы должны проявить терпение.
— Терпение? — Анжела почувствовала, как внутри закипает гнев. — Я терплю уже семь лет! Семь лет я позволяю ей указывать мне, как жить в моём собственном доме!
— Ты преувеличиваешь, — Миша отвернулся к окну. — Она просто хочет помочь.
— Помочь? — Анжела не верила своим ушам. — Она выбросила мои витамины. Она привела в наш дом своих подруг без моего разрешения. Она перестилает нашу постель, потому что ей не нравится, как я это делаю!
— Анжел, давай не будем ссориться, — Миша подошёл и обнял её. — Я поговорю с ней, обещаю. Просто… не сейчас, хорошо? У меня сложный период на работе, эти переговоры с японцами… Я не могу ещё и дома разбираться с конфликтами.
Анжела вырвалась из его объятий.
— Когда, Миш? Когда ты поговоришь с ней? Через год? Через два? Когда она полностью захватит наш дом?
— Ты драматизируешь, — устало сказал Миша. — Давай вернёмся к этому разговору позже.
Но «позже» так и не наступило. Миша всё больше времени проводил на работе, а Алла Викторовна всё больше хозяйничала в их квартире.
А потом случилось то, что переполнило чашу терпения Анжелы.
Она вернулась домой после визита к врачу, где ей подтвердили беременность и дали первые рекомендации. Настроение было приподнятое, несмотря на все проблемы со свекровью. Сегодня она решила всё-таки рассказать Мише о ребёнке. Может быть, эта новость что-то изменит.
Открыв дверь квартиры, Анжела сразу почувствовала запах краски. Пройдя в глубь квартиры, она обнаружила двух мужчин, которые снимали обои в маленькой комнате — той самой, которую они с Мишей планировали когда-нибудь превратить в детскую.
— Что здесь происходит? — спросила она, застыв на пороге.
— А, Анжелочка, вернулась, — из кухни вышла Алла Викторовна с чашкой чая. — Не переживай, это всё я организовала. Решила, что эту комнату пора обновить. Сделаем здесь мою спальню. Раз уж я у вас так часто бываю, нужно обустроить нормальное место для меня.
Анжела почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Вы… вы не имели права… Это наша детская комната…
— Детская? — Алла Викторовна рассмеялась. — Анжела, милая, какая детская? Вы с Мишей уже семь лет женаты, и до сих пор никаких детей. Может, вам и не суждено. А комната пустует. Зачем добру пропадать?
Анжела не помнила, как выпроводила рабочих. Не помнила, как кричала на свекровь. Всё было как в тумане. Она помнила только своё решение: этому нужно положить конец.
Она позвонила Мише, но тот не взял трубку — был на важном совещании. Тогда Анжела написала ему сообщение: «Я беременна. И я больше не могу жить с твоей матерью под одной крышей. Либо она, либо я и твой будущий ребёнок. Решай».
А потом она развернулась к свекрови и произнесла те самые слова:
— Вещи свои взяли, ключи оставили на тумбе и чтобы ноги вашей в моём доме больше не было.
— Ты не можешь так со мной поступить, — Алла Викторовна опустилась на банкетку в прихожей. — Я столько для вас сделала. Я для Миши… Я всю жизнь ему посвятила. А теперь ты хочешь нас разлучить?
— Я не хочу вас разлучать, — Анжела устало провела рукой по волосам. — Я хочу, чтобы вы уважали наше личное пространство. Наш дом. Наши правила. Я хочу, чтобы вы позволили нам жить своей жизнью.
— Своей жизнью? — Алла Викторовна фыркнула. — Да что бы вы делали без меня? Миша бы ходил в нестиранных рубашках, а ты бы кормила его своими травками вместо нормальной еды!
— Миша — взрослый мужчина, а не ребёнок. И я — его жена, а не нянька, — твёрдо сказала Анжела. — У нас будет ребёнок. Настоящий ребёнок, а не ваш сорокалетний сын, которого вы продолжаете опекать, как младенца.
Алла Викторовна побледнела.
— Ребёнок? Ты… беременна?
— Да, — Анжела положила руку на живот. — И я хочу, чтобы мой ребёнок рос в нормальной, здоровой семье. Без вашего постоянного контроля и вмешательства.
На лице Аллы Викторовны отразилась целая гамма чувств: удивление, недоверие, обида, а потом — что-то похожее на расчёт.
— Внук… или внучка… — она попыталась улыбнуться. — Анжелочка, это же замечательно! Я буду помогать тебе с малышом. Я всё знаю о детях, я вырастила Мишеньку одна, без всяких нянь и садиков. Я…
— Нет, — перебила её Анжела. — Именно этого я и боюсь. Вы не будете помогать, вы будете командовать. Вы будете указывать мне, как держать моего ребёнка, как его кормить, как с ним разговаривать. Вы превратите моё материнство в кошмар, так же как превратили в кошмар мой брак.
Алла Викторовна вскочила с банкетки.
— Да как ты смеешь! Я всегда хотела для вас только лучшего! Я всегда…
Звук открывающейся входной двери прервал её тираду. На пороге стоял Миша. Его обычно аккуратно причёсанные волосы были взъерошены, галстук съехал набок, а в глазах читалось беспокойство.
— Что здесь происходит? — спросил он, переводя взгляд с жены на мать. — Я получил твоё сообщение, Анжела. Это правда? Ты беременна?
— Да, — тихо ответила Анжела. — Правда.
Миша сделал шаг вперёд, словно хотел обнять её, но остановился, увидев выражение её лица.
— И вторая часть сообщения тоже правда, — добавила Анжела. — Я больше не могу жить с твоей матерью под одной крышей. Это разрушает меня, Миш. Разрушает нас.
— Мишенька, она выгоняет меня! — воскликнула Алла Викторовна, хватая сына за руку. — Твоя жена выгоняет твою мать на улицу!
Миша мягко освободил руку.
— Мама, никто не выгоняет тебя на улицу. У тебя есть своя квартира.
— Но я там одна! Совсем одна! — в голосе Аллы Викторовны зазвучали слёзы. — После смерти твоего отца…
— Прошло пять лет, мама, — Миша говорил тихо, но твёрдо. — Пять лет. Ты не можешь вечно прятаться от одиночества в нашей квартире. Это не решение.
Алла Викторовна застыла, глядя на сына с изумлением.
— Ты… ты на её стороне?
— Я на стороне своей семьи, — ответил Миша. — Анжела — моя жена. Мы ждём ребёнка. Мы должны сами строить свою жизнь.
— Я тоже твоя семья! — голос Аллы Викторовны сорвался на крик. — Я вырастила тебя! Я ночей не спала, когда у тебя был жар! Я отказывалась от всего, чтобы у тебя было лучшее! И вот как ты мне отплатил?
— Мама, — Миша подошёл к ней и взял за плечи. — Я люблю тебя. Ты всегда будешь моей мамой. Но я вырос. У меня своя жизнь, своя семья. И тебе нужно научиться уважать это.
— Она настроила тебя против меня, — Алла Викторовна кивнула в сторону Анжелы. — Она всегда меня ненавидела!
— Неправда, — тихо сказала Анжела. — Я пыталась, правда пыталась найти с вами общий язык. Но вы не давали мне шанса. Вы всегда видели во мне соперницу, а не члена семьи.
Миша вздохнул.
— Мама, Анжела права. Ты постоянно вмешиваешься в нашу жизнь. Ты переделываешь всё под себя, не спрашивая нас. Это должно прекратиться.
— Значит, вы меня выгоняете, — Алла Викторовна скрестила руки на груди. — Выбрасываете на улицу, как ненужную вещь.
— Мама, перестань драматизировать, — Миша устало потёр лицо. — У тебя есть квартира. Я буду приезжать к тебе в гости. Мы будем приглашать тебя к нам — иногда, по договорённости. Но ты не можешь жить с нами постоянно.
— А если я откажусь уходить? — в голосе Аллы Викторовны послышался вызов. — Это и мой дом тоже. Ты мой сын!
— Мама, — голос Миши стал жёстче. — Эта квартира куплена на наши с Анжелой деньги. Юридически это наша собственность. И если ты отказываешься уважать наши границы, то да, мы вынуждены будем настоять на твоём уходе.
Алла Викторовна побледнела ещё сильнее. Она никогда не слышала, чтобы сын говорил с ней таким тоном.
— Так вот, значит, как, — она выпрямилась, поджав губы. — Хорошо. Я уйду. Но запомни, Михаил, ты совершаешь огромную ошибку.
Она повернулась к Анжеле:
— А ты… ты ещё пожалеешь об этом. Когда родится ребёнок, ты поймёшь, как тебе нужна моя помощь. И тогда не прибегай ко мне с извинениями.
Алла Викторовна направилась в гостевую комнату, где хранились её вещи. Миша и Анжела остались в прихожей. Повисло тяжёлое молчание.
— Прости, — наконец сказал Миша, глядя на жену. — Я должен был давно это сделать. Должен был защитить тебя от… всего этого.
— Почему ты не сказал мне про беременность? — спросил он, помолчав.
Анжела грустно улыбнулась.
— Я хотела сделать сюрприз. Но потом… потом стало не до того. Я боялась, что твоя мама превратит и это в очередной повод для контроля.
Миша кивнул. Он выглядел виноватым и растерянным одновременно.
— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — И я хочу, чтобы наш ребёнок рос в спокойной, счастливой семье.
— Я тоже этого хочу, — Анжела впервые за день почувствовала, как напряжение немного отпускает её. — Но для этого нам нужно научиться устанавливать границы. Не только с твоей мамой, но и с любыми другими людьми, которые попытаются вмешиваться в нашу жизнь.
Миша сделал шаг вперёд и обнял её. Анжела уткнулась лицом в его плечо, чувствуя, как по щекам текут слёзы — не от горя, а от облегчения.
Из гостевой комнаты доносились звуки — Алла Викторовна собирала вещи, иногда что-то бормоча себе под нос. Но впервые за долгое время эти звуки не вызывали у Анжелы тревоги. Что-то изменилось. Что-то важное.
Через полчаса Алла Викторовна вышла с двумя объёмными сумками. Её лицо было каменным, губы плотно сжаты.
— Вот, я собрала самое необходимое, — сказала она, не глядя ни на сына, ни на невестку. — Остальное заберу потом. Если вы, конечно, не выбросите мои вещи на помойку.
— Мама, перестань, — устало сказал Миша. — Никто не собирается выбрасывать твои вещи. Я привезу всё, что осталось, на выходных.
Алла Викторовна молча положила ключи от их квартиры на тумбочку в прихожей. Потом посмотрела на сына долгим взглядом.
— Я всегда хотела для тебя только лучшего, Миша, — сказала она тихо. — Всегда.
— Я знаю, мама, — Миша подошёл и обнял её. — И я благодарен тебе за это. Но сейчас мне нужно самому решать, что для меня лучше.
Алла Викторовна коротко кивнула, высвободилась из объятий сына и, не сказав больше ни слова, вышла из квартиры.
Когда дверь за ней закрылась, Анжела почувствовала, как внутри разливается странное чувство — смесь вины, облегчения и неуверенности.
— Мы поступили правильно? — спросила она, глядя на мужа.
Миша вздохнул.
— Я не знаю. Но я знаю, что так продолжаться не могло. Она действительно… слишком вмешивалась.
Он провёл рукой по волосам — жест, который Анжела так хорошо знала, жест, означающий, что Миша волнуется.
— Знаешь, я всегда боялся её расстроить, — признался он. — С детства. Она вырастила меня одна, и я видел, как ей тяжело. Мне казалось, что я должен быть идеальным сыном, чтобы ей было легче. А потом это просто… вошло в привычку. Всегда соглашаться, всегда уступать. Я даже не замечал, как она контролирует нашу жизнь.
— А я боялась тебя расстроить, — тихо сказала Анжела. — Я видела, как ты любишь свою маму, как переживаешь за неё. Мне казалось, что если я буду жаловаться, то поставлю тебя перед выбором — я или она. И я боялась этого выбора.
Миша взял её за руки.
— Мне жаль, что я допустил всё это. Что я не видел, как тебе тяжело.
— Мне тоже жаль, что я молчала так долго, — Анжела слабо улыбнулась. — Наверное, нам обоим нужно учиться говорить о своих чувствах.
Миша кивнул. Потом его взгляд упал на руку Анжелы, которая лежала на животе.
— Так значит… мы будем родителями? — спросил он, и в его голосе прозвучало такое изумление и счастье, что Анжела не смогла сдержать улыбку.
— Да, — она достала из кармана снимок УЗИ. — Вот, смотри. Пока там только маленькая горошинка, но врач говорит, что всё в порядке.
Миша взял снимок и долго рассматривал его. На его лице отразилась целая гамма эмоций — удивление, растерянность, беспокойство.
— Надо будет второй УЗИ сделать, в хорошей клинике, — наконец произнёс он деловым тоном. — И генетические тесты. И нужно начать откладывать на роды. И на школу потом.
Анжела смотрела на мужа, не понимая, почему он говорит о таких практичных вещах в этот момент. Но потом она заметила, как его пальцы слегка дрожат, как он часто моргает, пытаясь скрыть эмоции. Он боялся. Так же, как и она. Боялся, что не справится, что сделает что-то не так.
— Послушай, — она забрала у него снимок. — Мы разберёмся. Со всем разберёмся. Но больше никаких компромиссов за счёт нашей семьи. Никаких уступок, которые разрушают нас. Это наша жизнь, и мы будем жить её по своим правилам.
Миша молча кивнул. Потом прошёл на кухню, налил себе воды и выпил залпом.
— Мама не простит нас, — сказал он, глядя в окно. — Она злопамятная.
— Это её выбор, — твёрдо ответила Анжела. — Мы сделали свой.
Через неделю Алла Викторовна позвонила Мише и сказала, что у неё поднялось давление. Миша поехал к ней, привёз лекарства. Вернулся мрачный.
— Давление у неё нормальное, — сказал он Анжеле. — Проверил сам тонометром. Просто хотела, чтобы я приехал.
Ещё через две недели она позвонила снова — якобы в квартире сломался кран и нужна мужская помощь. Миша снова поехал. Вернулся через час.
— Кран исправен. Был исправен всегда, — он устало бросил ключи на тумбочку. — Она просто накрутила вентиль полотенцем, сказала, что течёт.
Анжела ничего не сказала. Она видела, как Миша разрывается между чувством вины и раздражением.
Когда Анжела была на третьем месяце, свекровь позвонила и как ни в чём не бывало заявила, что хочет прийти на ужин.
— Нет, — твёрдо ответил Миша. — Мы не готовы тебя принять. Пока что.
— Но я хочу увидеть, как Анжелочка себя чувствует! Я столько знаю о беременности! Я могу помочь! — настаивала Алла Викторовна.
— Мама, нет, — голос Миши был непреклонным. — Мы позвоним, когда будем готовы.
Вечером он сидел молча, уставившись в телевизор, но не видя его.
— Я правильно сделал? — спросил он наконец Анжелу.
— Да, — она сжала его руку. — Правильно.
Беременность протекала нормально. Анжела работала до седьмого месяца, потом ушла в декрет. Они с Мишей сами делали ремонт в детской — той самой комнате, которую Алла Викторовна хотела забрать себе. Выбирали вместе мебель, игрушки, обои.
Алла Викторовна продолжала звонить Мише, но теперь реже. Иногда он ездил к ней — помочь с чем-то по дому, привезти продукты. Но домой её не приглашал. Возвращался всегда мрачный.
— Она поставила твою фотографию экраном к стене, — рассказал он однажды. — Сказала, что не может смотреть на человека, который выбросил родную мать на улицу.
Анжела видела, как ему больно, но понимала: если они сейчас уступят, всё вернётся на круги своя.
Когда родился их сын — крепкий, здоровый мальчик с тёмными волосами, как у Миши — Алла Викторовна не приехала в роддом. Прислала холодное сообщение: «Поздравляю».
— Ты хочешь позвать её? — спросила Анжела мужа, когда они готовились к выписке.
Миша задумался, потом покачал головой.
— Нет. Ещё рано.
Они приехали домой втроём. В квартире было тихо, чисто, уютно. Никаких лишних людей, никаких непрошеных советов, никакого контроля. Только они и их новорождённый сын.
Через месяц, когда они более-менее адаптировались к родительству, Миша позвонил матери.
— Если хочешь познакомиться с внуком, приезжай в воскресенье. На час, — сказал он. — И, мама… никаких советов, никакого вмешательства. Просто познакомиться.
Алла Викторовна приехала, нарядная, с огромным плюшевым медведем. Зашла в квартиру настороженно, словно ожидая подвоха. Увидела внука, заплакала.
— Можно подержать? — спросила она, глядя на Анжелу.
Анжела кивнула и передала ей ребёнка. Алла Викторовна держала его неловко, словно боялась сделать что-то не так. Она, которая всегда всё знала лучше всех, вдруг выглядела неуверенной.
— Он похож на Мишу в детстве, — сказала она тихо. — Такой же носик.
Час пролетел быстро. Когда пришло время уходить, Алла Викторовна нехотя передала ребёнка Анжеле.
— Можно… можно мне приехать ещё? — спросила она, не глядя на невестку.
— Можно, — ответила Анжела. — По договорённости. На час или два. И без советов, как нам жить.
Алла Викторовна поджала губы, но кивнула.
Когда за ней закрылась дверь, Миша обнял Анжелу и сына.
— Всё нормально? — спросил он.
— Нормально, — ответила Анжела. — Главное, что теперь мы решаем, кто и когда приходит в наш дом.
Она знала, что их отношения со свекровью никогда не станут идеальными. Знала, что Алла Викторовна не изменится в одночасье. Но главное было сделано — они отстояли свои границы, своё право на собственную жизнь.
В конце концов, это был их дом, их правила, их семья.
