Вечера у Марины были одинаковые, как близнецы. Приходила с подработки — бухгалтерия, тоска, цифры склеиваются в один бесконечный столбик, — скидывала туфли у порога, заваривала чай в треснувшей кружке. «Треснутой», — мысленно поправляла себя Марина, как будто это имело значение, как будто кто-то слышал её мысли. Да никто не слышал. Никто не видел. Съёмная квартира — как съёмная жизнь: поживёшь, сдашь обратно, и никаких следов.
Потом она включала ноутбук — старенький, с царапиной на крышке, похожей на молнию, — открывала YouTube, и начиналось волшебство. Не то чтобы она верила в волшебство, но разве не чудо, когда внезапно перестаёшь быть одной? Когда кто-то смеётся, а ты смеёшься в ответ, и твой смех не застревает в стенах, не возвращается эхом?
Стрим Алексея она нашла случайно. Искала обзор на какую-то книгу по экономике, перепутала названия, кликнула не туда — и вот он: с этой его дурацкой чёлкой, вечно падающей на глаза, с его «дорогие мои зрители», с его привычкой трогать мочку уха, когда волновался. Три года старше, и целая вселенная опыта.
— Я не гуру, ребята, просто делюсь тем, что знаю, — говорил он, а Марина думала: «Конечно ты не гуру, ты лучше».
В тот вечер она осталась до конца. И на следующий день снова включила. А через неделю уже писала в чат. Сначала просто вопросы по теме, потом — шутки. Глупые, наверное. Но он ответил. И отметил её ник: MariSunrice.
— О, восход солнца? — спросил он. — Или это имя плюс рис?
— Восход, конечно, — напечатала она и почувствовала, как пальцы дрожат. — Просто опечатка, которая прижилась.
— Красиво. Мне нравится.
Три слова. «Мне нравится». И в животе что-то перевернулось, словно там поселилась крошечная рыбка и теперь плескалась в невидимой воде.
Всё случилось быстро. «Напиши мне в Телеграм», — сказал он после третьего стрима, где она участвовала. И она написала. И понеслось — будто упала с обрыва в тёплую воду, и тело само знает, как плыть.
Они говорили обо всём. О дурацких преподавателях в её вузе («Ты что, правда учишь эту ерунду?» — «Ну да, а что?» — «Да ничего, просто смешно»). О его работе в IT-компании («Не такая творческая, как стримы, зато кормит»). О детстве, о первой любви, о страхах, о снах.
Потом появились голосовые. Его голос — чуть хрипловатый, с едва заметным волнением, когда говорил о чём-то важном — стал частью её жизни. Она включала сообщения перед сном и засыпала под мягкое: «Спокойной ночи, моя МариСан».
— Мне кажется, я схожу с ума, — сказала как-то её подруга Катя, когда они сидели в кофейне, и Марина в пятый раз проверила телефон. — Ты его даже не видела вживую.
— Я его видела тысячу раз, — огрызнулась Марина. — На стримах.
— Это не то.
— А что то? — она отломила кусочек пирожного и скатала в шарик. — То — это когда можно потрогать? Так у меня и прошлого парня можно было потрогать, и что? Спустил все мои деньги на свою тачку и бросил.
— Ты ведь даже не знаешь, как он на самом деле выглядит.
— Знаю! — Марина повысила голос, и пожилая пара за соседним столиком неодобрительно покосилась на них. — Знаю я. Он настоящий. Просто живёт далеко.
Катя только покачала головой, а Марина подумала, что подруга завидует. Ведь у неё, Марины, теперь было то, чего не было никогда — человек, который ждал. Который писал «скучаю» и «я тут вспомнил, как ты рассказывала про…».
А потом пришли «кружочки» — эти короткие видео из жизни. «Смотри, какой закат у меня сегодня», — и его палец показывает на небо, расчерченное розовыми полосами. «Приготовил тебе ужин, жаль, ты не можешь попробовать», — и на тарелке что-то, похожее на пасту с креветками.
— Давай встретимся, — написал он однажды ночью. — Приеду к тебе на следующих выходных.
И Марина, впервые за долгое время, заплакала от счастья.
Она убрала квартиру так, будто ждала не парня, а комиссию по проверке чистоты. Купила новое постельное белье — бледно-голубое, «как твои глаза в солнечную погоду», сказал он как-то. Даже сделала маникюр — впервые за полгода потратилась на салон.
— Ты ведь ему нравишься такой, какая есть, — пыталась урезонить Катя. — Зачем все эти приготовления?
— Потому что я хочу, — отрезала Марина. — Потому что, может быть, у меня наконец-то будет что-то настоящее.
Марина уже представляла, как он войдёт в дверь — чуть сутулясь, как на стримах, когда наклоняется к камере. Как улыбнётся левой стороной рта сильнее, чем правой. Как скажет: «Привет» — и это будет самое важное «привет» в её жизни.
Три дня до встречи. Два. Полтора.
А потом появилась она. Блондинка с именем звонким, как монетка — Лика. Просто возникла в чате стрима, будто с неба свалилась. Написала что-то смешное про его футболку, он рассмеялся и сказал: «Ха, Лика, ты неисправима!»
Неисправима? Значит, они знакомы. Значит, уже общались раньше. Марина почувствовала, как внутри что-то съёживается, как намокшая бумага.
— Ох, Алексей, ты сегодня особенно в ударе, — пропела Лика в чате. И добавила подмигивающий смайлик.
Он подмигнул в ответ. Камере. Ей. Всем сразу и никому конкретно.
Марина открыла их переписку в Телеграме. Последнее сообщение от него, отправленное утром: «Считаю часы до встречи, моя хорошая». Она перечитала его трижды, но буквы вдруг стали просто чёрными закорючками на сером фоне.
Стрим закончился. Марина написала: «Кто такая эта Лика?»
Сообщение отправилось со звуком, похожим на щелчок затвора. Щёлк — и что-то необратимое произошло.
Ответ пришёл через час. «Да просто девчонка из чата, что ты?»
«Ты с ней флиртовал»
«Я? Да ладно, это просто шутки»
«Ты так со всеми шутишь?»
«Марин, ты чего? С тобой у меня всё серьёзно. С остальными просто общаюсь»
Она хотела ответить, но пальцы не слушались. Вместо этого она включила запись следующего стрима. И там снова была Лика. И снова шуточки, и её «Лёш, ты такой смешной», и его ухмылка, и подмигивания.
— Увидимся завтра, ребята, — сказал он в конце. — Будет особенный стрим.
Особенный? Марина схватила телефон. «Что значит особенный?»
«Приглашу пару друзей»
«Кого?»
«Ты их не знаешь»
«Лику пригласишь?»
Три точки в пузыре появились и исчезли. Потом снова появились. «Может быть. Она забавная»
Вот так. «Она забавная». А Марина кто? Запасной вариант? Удобная девочка по переписке, которой можно скинуть голосовое на ночь, а потом заигрывать с другими?
Той ночью она не спала. Сидела в кухне, обняв колени, и смотрела, как за окном сменяются вывески ларьков: красная, синяя, жёлтая. Мигают, как её мысли, как подозрения, как ревность, разъедающая изнутри.
Утром написала: «Я думаю, нам не стоит встречаться».
Ответ пришёл мгновенно: «Ты о чём?»
«О нас. О тебе и Лике. О том, что ты не тот, за кого я тебя принимала»
«Ты с ума сошла? Между мной и Ликой ничего нет!»
«Но будет. Или уже есть. Я не хочу быть запасным аэродромом».
«Мы увидимся, и ты поймёшь, что ошибалась».
Она написала длинный ответ. О том, что видела его флирт. Что чувствует себя преданной. Что он должен был сразу оборвать эти заигрывания Лики, если действительно дорожил тем, что между ними. Что невозможно в один день писать «моя хорошая», а в другой заигрывать с блондинкой в чате.
А потом удалила всё. И вместо этого:
«Прости. Не могу. Я удаляю наш чат».
Его последние сообщения она не стала читать. Удалила чат, удалила аккаунт в Телеграме. Удалила закладку на его стрим. И плакала — долго, навзрыд, как будто кто-то умер.
Через три дня любопытство победило. Создала новый аккаунт на YouTube, с дурацким именем, которое никак не связано с ней. Зашла на его канал.
Он стримил вчера вечером. Сидел немного бледный, с кругами под глазами. Рядом с ним — Лика. Настоящая, живая, трехмерная. В той самой комнате, где он записывал голосовые для Марины. На том самом диване, фотографии которого он присылал, говоря: «Здесь мы будем смотреть фильмы, когда ты приедешь».
— Лёш, а что случилось с той девушкой… как её… МариСан? — спросил кто-то в чате.
Он вздрогнул. Посмотрел прямо в камеру — прямо на Марину, спрятавшуюся за новым ником, — и сказал:
— Она… исчезла. Удалила все контакты. Я не понимаю, что произошло.
— Может, ревновала? — хихикнула Лика и положила руку ему на плечо — небрежно, привычно, словно имела на это право. Чужая рука на его плече. На плече Марининого Алексея.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Если ты смотришь, Марин, напиши мне. Я скучаю.
Скучает? Марина почти поверила. Но потом Лика что-то прошептала ему на ухо, и он расхохотался. Громко, искренне, беззаботно.
А внутри у Марины что-то оборвалось. Последняя ниточка, которая связывала их. Он не искал её. Не боролся за неё. Даже не пытался позвонить по тому номеру, который она когда-то оставила. Просто заменил — как файл на компьютере. Был файл МариСан.doc, стал ЛикаПрелесть.exe.
Комната Марины погрузилась в темноту — она не включала свет с заката. Сидела, скрючившись в кресле, и смотрела в экран ноутбука, где жил другой мир, в котором Алексей уже принадлежал не ей.
— Марин, выходи с нами, — звонила Катя. — Тут компания собирается, будет весело.
— Не могу, — Марина откашлялась, чтобы голос звучал нормально. — Завтра рано вставать. Курсовая, экономика, все дела.
— Ты третий день так говоришь.
— Ну значит, много работы.
В трубке повисла тишина, потом Катя вздохнула.
— Я не слепая, Марин. Это из-за того парня? Того, которого ты даже не…
— Не надо, — оборвала её Марина. — Просто не надо, ладно?
Она сбросила звонок. Экран телефона мигнул и погас, оставив её в ещё более глубокой темноте. Только синеватый свет от ноутбука — холодный, как её руки, как пустота внутри.
Вот так люди и сходят с ума, подумала Марина. Сидят в темноте и переживают из-за человека, с которым даже не встречались по-настоящему. Из-за отношений, которые существовали только в сообщениях, в голосовых, в обещаниях.
Но разве это не было настоящим? Разве не настоящими были её слёзы, когда он рассказывал про своего умершего отца? Разве не настоящим был её смех, когда он присылал дурацкие мемы в три часа ночи? Разве не настоящим было её тело, которое отзывалось на его голос в наушниках, на его шёпот: «Хочу тебя, прямо сейчас»?
Марина нашла в компьютере папку, которую создала для их встречи. «Для А.» — так она назвала её. Список мест, которые хотела показать. Фотографии, которые сделала специально для него — не те, что отправляла в чате, а совсем другие, для реальной встречи. И документ с названием «Вещи, которые нужно сказать вслух».
«Я никогда не думала, что встречу такого человека. Ты заставляешь меня верить, что настоящая близость возможна».
Как же глупо. Как наивно. Как… больно.
Она захлопнула ноутбук. Темнота стала полной, абсолютной. Но перед внутренним взором всё равно стояло лицо Алексея. И лицо Лики рядом с ним.
Его рука на её плече. Её ладонь на его колене. Смеются, переглядываются, понимают друг друга с полуслова.
Кто она такая — эта Лика? Может, соседка? Коллега? Давняя знакомая? А может, и правда просто зрительница, которая оказалась в нужное время в нужном месте?
Марина потянулась к телефону, открыла браузер. Нет, не будет гуглить её. Это жалко, это дно. Но пальцы сами напечатали: «Лика стример». Нет результатов. «Лика Алексей стрим».
И вот оно — фото с какой-то конференции. Два года назад. Они стоят рядом, улыбаются в камеру. Подпись: «Стримеры Алексей и Лика на StreamCon 2023».
Стримеры. Два года назад. Они знали друг друга всё это время.
Марина почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Он врал. Всё это время он врал. «Да просто девчонка из чата, что ты?» А на самом деле — старая знакомая, коллега, а может, и бывшая. Которая удачно «появилась» именно тогда, когда Марина собиралась приехать.
Его предательство ударило её, как реальная, физическая пощёчина. Не просто ложь — а ложь, растянутая во времени, продуманная, аккуратная. Хуже всего было понимать, что она попалась, как последняя дурочка. Поверила в виртуальное «мы», в несуществующие отношения, в человека, который существовал только на экране.
— Я должна была понять, — прошептала Марина в пустоту комнаты. — По тому, как легко он врал. По тому, что никогда не бывает идеальных совпадений.
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Кати: «Завтра идём в кино, и я не принимаю отказов».
Марина положила телефон экраном вниз. Ещё рано. Рано возвращаться в мир, где нужно улыбаться и делать вид, что всё нормально.
Она включила свет — резкий, бьющий по глазам — и пошла на кухню. Заварила чай в треснувшей кружке, открыла окно. Сырой осенний ветер ворвался в комнату, зашелестел занавеской. Живой, настоящий мир.
Марина вернулась к компьютеру и зашла на канал Алексея. Новый стрим, два часа назад. Они с Ликой играли в какую-то игру, смеялись, соревновались. В какой-то момент кто-то из зрителей снова спросил про МариСан.
— Это сложно объяснить, — ответил Алексей, поморщившись. — Были некоторые разногласия.
Разногласия? Разногласия — это когда спорят о политике или выборе фильма на вечер. А не когда один человек открывает душу, а другой — играет в переписку с двумя женщинами одновременно.
— Она ревнивая, что ли? — спросила Лика с наигранным удивлением.
— Не знаю, — пожал плечами Алексей. — Наверное… бывает. У некоторых девушек странные представления о верности.
У некоторых девушек. Странные представления. О верности.
Марина закрыла вкладку, но эти слова уже впечатались ей в сознание. Как будто это она была неправа. Как будто это она что-то неправильно поняла. Как будто проблема была в её восприятии, а не в его обмане.
Не в ревности дело. И не в предрассудках. А в том, что он не видел в ней человека. Человека, который может быть ранен. Который может чувствовать. Для него она была строчками в чате, голосом в наушниках, фотографией на экране.
А она любила его — реального, настоящего.
Прошла неделя. Марина открыла новую тетрадь — купила специально, с обложкой цвета морской волны. Писать от руки было странно, буквы выходили кривыми, непослушными. Но что-то в этом было — настоящее. Осязаемое. То, что можно потрогать, порвать, сжечь. Не то что буквы на экране, которые исчезают одним нажатием клавиши.
«Я была настоящей в ненастоящем мире», — написала она. Подумала. Зачеркнула слово «ненастоящем». Написала: «виртуальном». Снова зачеркнула. Вернула «ненастоящем».
«Я была настоящей в ненастоящем мире. Он был поверхностным в глубоком общении».
Катя сказала бы: «Брось, это всё слова». Но слова иногда режут сильнее ножа. Слова вроде «я люблю тебя», «ты моя», «я никому такого не говорил». Слова, которые оказались фантиками от давно съеденных конфет.
«И если мы разошлись — значит, я была не просто влюблена. Я была готова к настоящему. А он — нет».
Марина закрыла тетрадь. Странное ощущение — как будто выговорилась наконец. Как будто вырвала занозу, которая гнила внутри.
Она открыла ноутбук, зашла в настройки браузера. У Алексея был новый стрим — вчерашний. Но она не стала смотреть. Не нужно.
Вместо этого нашла раздел «История» и нажала «Очистить всё». Вышло диалоговое окно: «Вы уверены? Это действие нельзя отменить».
Да, она уверена. История посещённых сайтов, стрим Алексея, его профиль, их переписки — всё исчезло. Не из-за боли. Из уважения к себе. К той девушке, которая была готова любить открыто и честно, не требуя ничего взамен, кроме такой же открытости.
Телефон коротко пискнул. Сообщение от Кати: «Открылась новая кофейня на Ленина. Говорят, делают лучший раф в городе. Проверим?»
Марина улыбнулась. Как странно — улыбка казалась чужой на её лице, как будто мышцы отвыкли работать в этом направлении.
«Буду через 20 минут», — ответила она и пошла одеваться.
Перед выходом она ещё раз взглянула на закрытую тетрадь на столе. Потом решительно убрала её в ящик. Предательство в онлайне — всё равно предательство. А любовь, даже виртуальная, заслуживает бережности.
И ещё она поняла: дело не в том, что он был «по ту сторону экрана». Дело в том, что он не был настоящим — ни там, ни здесь. А она была. Целиком, полностью, со всеми своими неудачами, надеждами, страхами. Со всем своим неприкрытым, искренним сердцем.
Марина улыбнулась своему отражению в зеркале. Красить губы не стала — хватит прятаться. Обтрепавшийся рукав кофты, трещинка на экране телефона, сбитые костяшки на правой руке — старый шрам, ещё со школы. Всё это — настоящая она. Не аватарка, не набор сообщений, не голос в наушниках.
Она вышла на улицу. Моросил дождь — мелкий, как пыль, оседающий на волосах крошечными бриллиантами. Небо над городом было низким, почти осязаемым. Захотелось протянуть руку и дотронуться.
В тот момент она и решила окончательно: её любовь была искренней. А его — удобной. Вот и вся разница.
Она не была для него реальной. А он для неё — слишком настоящим, чтобы простить.
