— Ой, Леночка, я бы с радостью, да спина меня опять подкосила… — наигранно вздохнула Галина Петровна, прикладывая ладонь к пояснице. — Совсем разбитая сегодня. Врач сказал — покой, никаких нагрузок. Внучок-то у нас шустрый, не усидит на месте. Я же потом слечь могу, а тебе двойная обуза.
Елена закусила губу, глядя на свекровь. Шустрого трехлетнего Максимку она держала за руку.
Очередной срочный вызов на работу, несмотря на то, что она — в декрете, а у свекрови, которая жила неподалеку – опять «спина».
Полгода уже семидесятилетняя женщина отказывалась сидеть с сыном от младшего сына.
— Понимаю, Галина Петровна, — с усилием сохраняя вежливость, проговорила Елена. — Не беспокойтесь. Как-нибудь справлюсь.
Дверь квартиры свекрови мягко закрылась. Елена опустилась на ступеньку подъезда, доставая телефон. В ушах звенело от бессилия.
— Алло, Тань? Умоляю, ты сегодня можешь до вечера с Максом посидеть? Сорвалось со свекровью… Нет, не заболела, спина… Да, опять… Я тебе потом пиццу закажу, любую! Ты моя спасительница!
И так каждый раз, когда Елене нужно было отлучиться. Женщине приходилось обращаться к чужим людям, чтобы те посидели с ребенком.
Полгода Елена виртуозно жонглировала графиками подруг, соседок и
нянь-студенток.
Полгода Галина Петровна сокрушалась о больной спине, но при этом умудрялась раз в пару дней ходить на рынок с тяжелыми сумками (об этом она знала от знакомых).
Елена даже сама пару раз видела, как свекровь бодро несет полные пакеты, но заговорить об этом не решалась. Боялась скандала.
Юбилей свекрови – 70 лет – собрал всю родню в уютном кафе. Галина Петровна
сияла в центре внимания, принимая поздравления.
Елена уносила грязные тарелки, когда у барной стойкой услышала голос Ирины,
жены старшего брата мужа. Ирина, слегка навеселе, жаловалась одной из родственниц:
— …и представляешь? Жизни не дает! Как прицепилась к нашей даче! Не вылезает оттуда! Три раза в неделю минимум – электричка туда, электричка обратно! И вечно ей там что-то не так: то грядки криво вскопали, то яблони не так обрезали, то вода капает где-то! Качает права, как заправский прораб! Зимой – вообще анекдот: то снег не так убрали с крыши, то мышь в сарае завелась, бегает, проверяет мышеловки! Мужа моего уже трясет, когда ее номер высвечивается! Как будто это ее дача, а не наша!
У Елены похолодели руки. Полгода «больной спины» не позволяли свекрови посидеть с Максимкой пару часов, но как три раза в неделю мотаться на электричке на дачу – пожалуйста? Даже зимой мышеловки проверять – сил хватает?
Обида, копившаяся месяцами, поднялась комом в горле. Елена подошла к столу, где сидела сияющая Галина Петровна.
— Галина Петровна, — голос Елены дрожал, но был слышен всем за столом. Разговоры стихли. — Я только что услышала от Ирины удивительную вещь.
Оказывается, вы трижды в неделю ездите к ним на дачу? Зимой даже?
Мышеловки проверяете?
Свекровь на мгновение растерялась, но быстро оправилась и нервно заулыбалась.
— Ну, дача – это святое, Лена. Там воздух, движение… И за хозяйством присмотреть надо. Они же молодые, неопытные…
— Воздух? Движение? — Елена не сдерживалась больше. Ее голос звенел. — А как же ваша спина, Галина Петровна? Которая полгода не позволяет вам посидеть с родным внуком даже час?! Которая болит, когда я прошу о помощи, но чудесным образом проходит, когда нужно ехать на чужую дачу и там качать права?! Вы знаете, сколько раз я за эти полгода ночами не спала, умоляя кого-то подменить меня? Звонила соседям, подругам, платила няням, потому что родная бабушка не может?! И все из-за вашей спины! А теперь выясняется, что спина – это просто удобная ложь?!
Галина Петровна покраснела. В зале повисла напряженная тишина. Все смотрели то на нее, то на Елену.
— Лена, ты не понимаешь… — начала она, но невестка резко перебила ее, не дав договорить.
— Что я не понимаю?! Что вашей спине вреден мой сын, но полезна электричка и чужая дача?! — выпалила с ехидством женщина.
Галина Петровна встала. Лицо ее стало жестким, каменным. Вся ее обычная
слащавость испарилась.
Она посмотрела на Елену ледяным, оценивающим взглядом. Тихо, но так, чтобы все слышали, свекровь произнесла:
— Знаешь, что, Леночка: внук меня кормить не будет, а дача – кормит.
Тишина в зале стала абсолютной. Даже фоновую музыку, которая играла, как будто выключили.
Елена почувствовала, как кровь отливает от лица. Эти слова ударили сильнее
любого крика.
Они были настолько циничны, настолько откровенны в своем расчетливом эгоизме, что на мгновение лишили ее дара речи.
— К-кормит? — прошептала она, не веря своим ушам. — Что… что вы везете с той дачи, Галина Петровна? Урожай с чужого огорода? Или надежды присвоить дачу?
Свекровь презрительно усмехнулась, избегая встречаться взглядом с невесткой.
— Взрослая женщина, а мыслишь, как ребенок. Жизнь, Лена, штука практичная. Сентиментами сыт не будешь. Я свое отработала, вырастила сына. Теперь моя очередь думать о себе. А сидеть с твоим ребенком – это твоя обязанность, а не моя прихоть. И спину свою я берегу для, действительно, важных вещей.
Елена отшатнулась, словно от пощечины. Она посмотрела на мужа, сидевшего бледным и растерянным.
Он молчал. Посмотрела на родственников, потупивших взгляды. Никто за нее не вступился.
Даже родная мать, которую тоже пригласили на юбилей, будто бы язык проглотила.
— Важных вещей, — повторила за свекровью Елена. — Поняла. Тогда берегите свою спину, Галина Петровна. Берегите для дачи, для электричек, для мышеловок. Для того, что вас «кормит». Больше вам не придется ее напрягать из-за нас. Никогда.
Женщина резко развернулась и, схватив со стула свою сумочку, направилась к выходу.
— Лена! — попытался остановить ее муж, но она даже не взглянула в его сторону.
— Я ухожу. С днем рождения, Галина Петровна, — бросила она в мертвую тишину и, выскочила из зала.
Дверь кафе захлопнулась за ней с глухим стуком. Муж за Еленой не пошел. Он остался дальше праздновать юбилей матери.
С тех пор прошло три месяца. Телефон Галины Петровны молчал. Лена после этого ей ни разу не позвонила.
Внука, как и невестку, женщина больше не видела. С матерью общался только сын.
От него женщина и узнавала последние новости. А урожай на даче старшего сына, как назло, в тот год выдался довольно плохим.