Ноябрьский вечер выдался на редкость дождливым. Марина заварила любимый чай с чабрецом и достала из духовки свежеиспеченный пирог с яблоками. Она всегда пекла его для близкой подруги Веры, с которой дружила больше тридцати лет.
— Ты какая-то странная сегодня, — заметила женщина, внимательно глядя на подругу. — Что-то случилось?
Вера неловко поерзала на стуле, отводя взгляд. Её пальцы нервно теребили край скатерти, а к пирогу она даже не притронулась.
— Марин, я должна тебе кое-что рассказать… — наконец выдавила она. — Только обещай, что выслушаешь спокойно.
Сердце тревожно екнуло. Марина отставила чашку, внимательно посмотрела на подругу и приготовилась к худшему.
— Я вчера была в «Московском» — том кафе на Ленина. И видела там Андрея… твоего зятя, — Вера говорила медленно, тщательно подбирая слова. — Он был не один. С ним сидела молодая девушка, лет двадцати пяти. Они держались за руки…
— Стоп! — резко перебила ее женщина. — Ты ошиблась. Наверное, это была его знакомая. Мой зять никогда ничего подобного не сделает! Глупости!
— Нет, Марина. Я подошла к их столику поздороваться. Он представил её как свою сестру Наташу, но… — гостья замялась. — Разве у него есть сестра?
Марина побледнела. У Андрея действительно не было сестры, только старший брат Виктор. Она точно это знала.
— Вера, ты уверена? — от услышанного женщине стало жутко как от фильма ужасов. — Может показалось? В кафе было темно…
— Милая моя, я бы никогда не пришла к тебе с такими новостями, если бы не была уверена на все сто! Разве такие новости можно сообщать, будучи неуверенной? — Вера осторожно накрыла ладонью дрожащую руку подруги. — Я минут десять наблюдала за ними из-за колонны. Он гладил её по щеке, они смеялись… А потом… — она запнулась, — потом он ее поцеловал. По-настоящему, понимаешь?
Марина закрыла глаза. В висках стучало, к щекам прилила кровь. Где-то в глубине души она понимала, что Вера не станет врать. Не в такой ситуации, не про такое.
— Я должна была рассказать, — тихо произнесла подруга. — Знаю, что делаю больно, но молчать не могла. Оленька же у тебя совсем одна, такая хрупкая сейчас…
— Спасибо, — едва слышно прошептала женщина. — Ты правильно сделала.
Они просидели ещё час, почти не разговаривая. Вера пыталась отвлечь подругу разговорами о погоде, о новом сериале, но Марина только рассеянно кивала.
Мысли путались, в голове крутилась лишь одна фраза: «Как же так? Как он мог?»
Когда гостья ушла, Марина машинально убрала со стола нетронутый пирог. Яблочный аромат, обычно такой уютный, теперь казался невыносимо противным.
«Андрей очень любит Олю. Она ждет ребенка, у неё сложная беременность. Он не мог…»
Но червячок сомнения уже заполз в душу.
***
Вечером женщина не находила себе места. Перед глазами всплывали незначительные детали, которые раньше казались пустяками: поздние возвращения с работы, странные звонки, внезапные командировки зятя.
Ночь прошла без сна. Марина ворочалась, вспоминая, как дочь плакала в больнице, умоляя врачей сохранить беременность. Как Андрей «задерживался на совещаниях», пока Оля лежала под капельницами.
К утру она поняла: всё сходится. Страшная правда обрушилась, как снежная лавина, погребая под собой веру в счастливое будущее дочери.
— Господи, что же делать? — шептала Марина, глядя на себя в зеркало покрасневшими от бессонницы глазами.
Рассказать Оле сейчас — значит нанести удар, который может стоить жизни ее нерожденному внуку. Промолчать — стать соучастницей предательства.
Весь день женщина металась между двумя решениями, не находя покоя. А вечером позвонила дочь: снова плакала, рассказывая о проблемах с давлением и угрозе выкидыша.
— Мамочка, я так устала от больниц, — всхлипывала Оля. — Если бы не Андрей, я бы не справилась. Он такой заботливый!
Марина со всей силы прикусила губу и тяжело вздохнула. В этот момент она приняла решение. Нужно действовать! Забрать дочь домой и помочь встать на ноги. Вдвоем они справятся, выдержат всё!
Пусть правда причинит боль, но ложь уничтожит в дочери что-то важное, сделает её слабой и зависимой. Марина не могла этого допустить.
Утром женщина собралась с духом и поехала к Ольге. В сумке лежал конверт с деньгами, отложенными на черный день. Теперь этот день настал.
***
Мать остановилась у двери квартиры дочери. Рука, занесенная для звонка, сильно дрожала. В голове пульсировала мысль: «Сейчас или никогда».
Дверь открыла Ольга. На измученном токсикозом лице сияла счастливая улыбка.
— Мамочка! Как хорошо, что ты пришла! — воскликнула женщина, обнимая мать. — У нас такие перемены! Андрюша взял отгулы, и мы наконец-то занялись детской.
Из глубины квартиры доносился стук молотка и довольный голос зятя:
— Любимая, иди сюда! Кажется, я собрал эту чертову кроватку!
Марина механически сняла пальто, обула тапочки и прошла по коридору. То, что она увидела в детской, заставило её замереть на пороге.
Посреди комнаты стояла белоснежная кроватка, украшенная розовым балдахином. Андрей, в домашней футболке и джинсах, придирчиво осматривал своё творение. Оля прижималась к его плечу, поглаживая округлившийся живот.
— Смотри, мам, правда красиво? — дочь светилась от счастья. — А вот тут будет пеленальный столик. Андрюша вчера весь вечер выбирал в интернете самый удобный.
Женщина смотрела на эту идеальную картину и чувствовала, что… не сможет. Заготовленные слова превратились в комок, застрявший в горле.
— Марина Анатольевна, посоветуй, куда лучше повесить полочки для игрушек? — Андрей приобнял жену за плечи. — А то у нас с Олей уже спор на эту тему.
«Как он может? — пронеслось в голове у женщины. — Стоит тут, улыбается, строит из себя примерного мужа. А сам…»
— Мам, ты чего молчишь? — Оля обеспокоенно посмотрела на мать. — Тебе нехорошо?
— Нет-нет, всё в порядке, — через силу улыбнулась женщина. — Просто… засмотрелась. Очень красиво всё получается.
Следующий час Марина Анатольевна провела, помогая молодым расставлять вещи в детской. Каждое прикосновение зятя к дочери отзывалось болью в сердце. Каждая его улыбка казалась фальшивой. Но Оля… Оля была такой счастливой.
Вечером, вернувшись домой, женщина налила себе крепкого чаю и села у окна. За стеклом моросил дождь, размывая огни фонарей.
«Может я слишком строга к нему?» — думала теща, глядя в темноту. — «Мужчина есть мужчина. У него свои потребности, а у Оли сейчас такой сложный период. Он же заботится о ней, любит по-своему…»
Перед глазами снова встала картина: дочь и зять в детской, их сплетенные пальцы, нежные взгляды.
«Моя кровиночка счастлива. Разве можно разрушить это счастье? Пусть даже оно… не совсем настоящее?»
Марина вздохнула и отхлебнула остывший чай. Внутренний голос шептал: «Трусиха! Малодушная трусиха!» Но она заставила себя его не слушать.
«Я просто защищаю дочь! Ей нельзя волноваться. Потом, когда-нибудь потом…»
Правда медленно погружалась на дно души как камень в темную воду. Женщина чувствовала, как она давит изнутри, но упрямо запирала ее на все замки.
Этой ночью она снова не спала. Лежала, глядя в потолок, и представляла, как могла бы сложиться жизнь дочери, узнай она правду сейчас. Картины были одна страшнее другой: выкидыш, депрессия, одинокое материнство…
«Нет, — решила Марина под утро. — Пусть всё остается как есть. По крайней мере, пока не родится ребенок».
Тогда она и подумать не могла, что ее молчание окажется страшнее любой правды.
***
Маленький Мишенька рос копией отца: такие же серые глаза, упрямый подбородок, очаровательные ямочки на щеках. Марина часто разглядывала фотографии внука в телефоне, а сердце сжималось от нежности и тревоги одновременно.
Прошло почти два года с того дня, когда она не решилась рассказать дочери правду.
Оля, казалось, была абсолютно счастлива. Её страницы в соцсетях пестрели идеальными семейными фото, где все трое выглядели как картинка из глянцевого журнала.
Но червь сомнения продолжал грызть душу женщины. Особенно после рокового случая возле торгового центра «Атриум».
… В тот день Марина возвращалась из магазина. Проходя мимо парковки, заметила знакомую машину зятя. Андрей помогал сесть на переднее сиденье молоденькой блондинке. Девушка игриво поправила его галстук, а он… он поцеловал ее запястье.
Теща застыла как вкопанная. Руки затряслись так сильно, что пакет с продуктами выпал, рассыпав по асфальту апельсины. Она машинально потянулась за телефоном и сделала несколько снимков.
«Зачем? — спросила женщина сама себя. — Чтобы мучиться еще больше?»
Но это было только началом.
Через неделю теща увидела зятя в кафе «Черри» с эффектной брюнеткой. Они сидели в глубине зала, но даже издалека было заметно, как интимно близко они наклоняются друг к другу. А потом… Марина до боли сжала кулаки, наблюдая, как Андрей целует свою спутницу.
Он даже не пытался скрываться. Словно был уверен в своей безнаказанности!
Вечером того же дня Марина рыдала в подушку, захлебываясь от бессильной ярости и чувства вины.
Если бы два года назад она нашла в себе смелость… Если бы не промолчала… Может всё сложилось бы иначе?
Телефон разрывался от звонков дочери. Ольга хотела показать новые фотографии Мишеньки. А мать не брала трубку. Она не могла сейчас говорить, боялась выдать себя дрожащим голосом.
***
Следующие две недели превратились в настоящий ад.
Женщина не находила себе места и почти не спала. Перед глазами постоянно стояла дочь: такая беззащитная и полностью зависимая от мужа.
После родов Ольга не вернулась на работу, всё время посвящая ребенку. Андрей запретил супруге работать, утверждая, что сам будет обеспечивать свою семью.
«Какой же я была глупой! — корила себя женщина. — Он специально сделал её зависимой. А я… я позволила этому случиться».
В один из вечеров мать достала коробку с семейными фотографиями: Оля в школьной форме, на выпускном, свадебное фото… Счастливая невеста рядом с красавцем-женихом.
«Всё ложь, — прошептала Марина, откладывая альбом. — Наглая, подлая ложь!”
Женщина взяла телефон и внимательно пересмотрела снимки, сделанные за последний месяц. Неопровержимые доказательства предательства. Все есть! Теперь дело за малым… раскрыть дочери глаза на правду!
Марина собиралась к серьезному разговору почти неделю. Составляла в уме речь, продумывала аргументы, готовила план действий. Она больше не имела права молчать.
В тот день мать надела свой лучший костюм: темно-синий, строгий. Собрала волосы в тугой пучок. Положила телефон с фотографиями в сумочку.
«Прости, доченька, — прошептала она, глядя на себя в зеркало. — Но так больше продолжаться не может».
До квартиры дочери было двадцать минут езды. Марина села в такси, чувствуя, как колотится сердце. Она не знала, к чему приведет этот разговор, но прекрасно понимала, что обратного пути нет.
***
Ольга открыла дверь, держа на руках сонного Мишеньку. Увидев мать в строгом костюме, с непривычно бледным лицом, она насторожилась:
— Мам, что случилось? Почему ты так официально одета?
— Нам нужно поговорить, — женщина решительно прошла в квартиру. — Наедине.
Ольга уложила ребенка в кроватку, прикрыла дверь детской, вошла в гостиную и внимательно посмотрела на мать.
— Я должна сообщить тебе кое-что важное! — голос матери дрожал. — Про твоего мужа. Про его… развлечения.
Она достала телефон и показала дочери фотографии. На экране сменяли друг друга кадры: Андрей с блондинкой, с брюнеткой, снова объятия, поцелуи…
— И что? — неожиданно спокойно спросила дочь.
Марина опешила. Она ожидала слёз, истерики, отрицания… чего угодно, только не этого равнодушного «и что?».
— Как это «и что»?! — голос женщины сорвался на крик. — Твой муж открыто изменяет тебе! Это не семья, это какая-то фальшивка! Декорации для красивых фото в социальных сетях! Ты должна немедленно уйти от него. Хватит этого фарса! Давай, я помогу тебе собрать вещи!
— Мама, ты ничего не понимаешь. Ты реально думала, что я ничего не знаю? Думала, что я слепая? Если так, то ты ошибалась. Придется тебя разочаровать!
— Так почему ты терпишь? — мать крепко схватила дочь за плечи. — Почему позволяешь ему так с собой обращаться? Почему позволяешь себя унижать?
— А что ты предлагаешь? — Ольга резко высвободилась из рук матери. — Развестись? И что дальше? Он как гулял, так и будет гулять, только теперь уже с законной женой. А я? Я останусь одна, с ребенком на руках, без работы, без денег!
— Мы справимся! Я помогу!
— Чем ты поможешь?! — в глазах дочери блеснула яростная злость. — Своей пенсией? Или предлагаешь вернуться в твою двушку? Втроем на сорока метрах?
Марина отшатнулась и в ужасе посмотрела на дочь:
— Так вот оно что… Ты просто боишься потерять свою золотую клетку?
— Да! Да, боюсь! Боюсь потерять эту «кормушку», как ты говоришь! Потому что я реалистка, а не наивная глупышка, верящая в вечную любовь! Меня бесят гордячки, выбирающие разбитое корыто. Я не хочу себе такой жизни. Отказываюсь! Тем более, удовольствие я всегда могу получить и… без Андрея! Нет проблем!
Марина замерла. Что-то в интонациях и словах дочери, в её слишком спокойной реакции на измены мужа… Страшная догадка пронзила мозг.
— Оля, — медленно произнесла мать. — А ты… у тебя есть кто-то?
Дочь дернулась, но быстро взяла себя в руки. Однако женщина успела заметить промелькнувшую растерянность на её лице. И этого было достаточно.
— Господи… — прошептала она, оседая на диван. — Во что вы превратили свою жизнь? Это же что угодно, только не семья. Это… торговля совестью ради удобства! Вас же и людьми назвать невозможно!
— Убирайся, — глухо произнесла Ольга. — Мама, убирайся немедленно. По-хорошему!
— Доченька…
— Вон из моего дома! — закричала женщина, указывая на дверь. — И не смей больше лезть в мою личную жизнь и личную жизнь моего мужа! Тебя это не касается! Понятно?
Из детской послышался плач разбуженного криками Мишеньки. Ольга, не глядя на мать, пошла к сыну.
***
Марина медленно вышла из квартиры и спустилась по лестнице. Ноги подкашивались, в голове шумело. Она не помнила, как добралась до дома.
Войдя к себе домой, она первым делом сорвала со стены семейные фотографии. Счастливые лица, улыбки, объятия… всё ложь. Красивая обложка, за которой прячется грязь и предательство.
Женщина опустилась на диван и бросила отчаянный взгляд на разбросанные снимки. Слезы катились по щекам, но она их не замечала. Перед глазами стоял маленький Мишенька — единственный чистый и искренний человек в этой паутине лжи.
«Что с ним будет? Чему научится? Что поймет, когда вырастет? Мой внук!»
Марина сидела в темноте, чувствуя, как рушится всё, во что она верила. Осталась только тревога… тяжелая, гнетущая, неотступная. За внука, за дочь, за то, во что превратилась любовь в их семье.
И не было ответа, как жить дальше с этой болью.
