Вечерний сумрак медленно обволакивал город, просачиваясь сквозь занавески и окрашивая стены гостиной в приглушенные тона. Снаружи, словно вторя ее настроению, заунывно выл ветер, раскачивая голые ветви деревьев за окном.
Ева сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и невидящим взглядом следила за пляской редких снежинок в свете фонарей.
Книга, которую она пыталась читать уже час, так и осталась лежать раскрытой на коленях. Все мысли были заняты тревожным молчанием Данила.
Третий день как он пропал с радаров. Обычно болтливый, как сорока, и всегда на связи, Данил вдруг словно испарился.
Ева перебирала в голове все возможные причины: командировка? Проблемы с телефоном? Но ни одна не казалась убедительной. Она чувствовала, как в груди нарастает тупая тревога, предчувствие беды.
Внезапно телефон в кармане завибрировал, вырывая ее из оцепенения. «Данил» – высветилось на экране. Сердце подскочило, словно испуганный воробей, и забилось с бешеной скоростью.
– Данил! Наконец-то! – выпалила Ева, едва успев ответить на звонок, – Ты где пропадаешь? Я уже вся извелась! Что случилось?
В трубке повисла тяжелая, напряженная пауза. Обычно жизнерадостный и бодрый голос Данила звучал приглушенно и как-то… чужим.
– Ева… – медленно начал он, словно подбирая слова, – Мне нужно тебе кое-что сказать. Только… ты, пожалуйста, постарайся не волноваться. Хорошо?
«Не волноваться? После трех дней молчания и такого вступления? Да как тут не волноваться!» – пронеслось у Евы в голове, но вслух она произнесла с напускным спокойствием:
– Говори, Данил. Я слушаю. Только не тяни.
– В общем… мама… – Данил запнулся, прокашлялся. Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок.
«Мама… вот оно что. Светлана Ивановна, свекровь. В последнее время она была подозрительно тихой. Не к добру это».
– Мама что? – Ева постаралась сохранить ровный тон, хотя внутри уже бушевал ураган неясных предчувствий.
– Мама… вступила в наследство. Ты же помнишь улице Лесную…
– Ну да, помню. Еще бы, там как раз еще бабушкина квартира, которую она планировала мне завещать…Все времени не хватает заняться бумагами…
– Выслушай меня, это важно!
–И что? Какое нам дело до этой квартиры? У нас своя есть, – Ева недоуменно нахмурилась.
Их уютная трешка в новом доме – их крепость, их гнездышко, выстраданное годами ипотеки, любовно обставленное, каждый уголок которого дышал теплом и общим будущим.
Данил знал, как Ева дорожит их домом. Это был не просто набор квадратных метров, это было место, где они строили свою жизнь, мечтали о детях, планировали вечера у камина.
– В том-то и дело, Ева… – Данил снова замялся, и это молчание резануло по нервам, как скрежет металла, – Мама… ну, в общем… она… – Он выдохнул сдавленно, – Она туда… родственников поселила.
Лишь через несколько минут до Евы начало доходить, что речь идет о квартире ее бабушки Веры.
Ева замерла, словно громом пораженная. Родственников? В квартиру бабушки Веры?
Какое они имеют отношение к квартире ее бабушки? Она уставилась невидящим взглядом в окно, на размытые дождем огни уличных фонарей, пытаясь понять, к чему клонит Данил.
– Данил, ты говоришь загадками. Какие родственники? И какое это имеет отношение к квартире моей бабушки? – Ева постаралась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул.
– Ева… это… родственники мамины. Двоюродная сестра Галина с мужем и детьми. У них там… ну, проблемы с жильем, понимаешь? А квартира твоей бабушки все равно пока пустует… ну, вот мама и…
– Постой, Данил! Ты что несешь?! – Ева вскочила с подоконника, как ужаленная. – Что значит в квартиру бабушки Веры?! При чем тут Галина с семьей?! Данил, говори прямо! Что происходит?!
Данил глубоко вздохнул, и Ева услышала в трубке какой-то шорох, словно он отвернулся от телефона.
– Ева… это… уже не твоя квартира…
Мир вокруг Евы поплыл, закачался, словно палуба корабля в шторм.
«Не моя квартира? Но как? Что он несет?!!»
– Почему это не моя квартира? Данил, ты с ума сошел? Эту квартиру бабушка должна была оставить мне в наследство. Я ее единственная внучка, родственница, наследница, особенно с тех пор как нет мамы…
– Ева… послушай, пожалуйста… – голос Данила стал совсем тихим, почти шепотом, – Мама… она… оформила наследство… на твою квартиру.
Ева даже замолчала от такой новости, верить в которую совсем не хотелось.
Близкие люди на подобную подлость обычно неспособны, такие махинации проворачивают только преступники. Это же практически захват чужой собственности…
В глубине души теплилась надежда, что все это ошибка, заблуждение, супруг что-то путает или неправильно передает ситуацию.
– Что значит «на мою квартиру»? Данил, ты не трезв? Или ты издеваешься?! Это моя квартира! По закону, я сама несколько лет назад видела завещание, которое бабушка несколько лет назад составила!
– Ева… дело в том, что… квартира была действительно оформлена на твою бабушку. А перед самым уходом в мир иной, она оставила новое завещание, на мою маму. Не совсем понимаю, как так вышло…
Ева осела обратно на подоконник, словно у нее подкосились ноги. Бабушка Вера… Ее любимая бабушка, покинула этот мир всего пару месяцев назад.
Квартира, в которой Ева выросла, родной дом с высокими потолками и скрипучим паркетом, с запахом пирогов и бабушкиных духов…
Она и подумать не могла, что эта квартира может быть оформлена как-то… неправильно.
Они с Данилом, когда поженились, даже первое время жили у бабушки. Ее жилье было куда просторнее, что студия мужа. Потом купили свою однушку, переехали.
Никто и подумать не мог о каком-то странном и сомнительном завещании. Бабушка всегда говорила, что квартира – Еве, ее единственной внучке. Это было фамильное гнездо, где выросло несколько поколений их семьи.
– Но как же так? – прошептала Ева, не веря своим ушам, – Бабушка… она же мне обещала… Она говорила, что квартира моя… Она хотела, чтобы я здесь жила, чтобы это оставалось в семье…
– Ева, ну ты же знаешь, как мама… – Данил вздохнул, – Она всегда… предприимчивая.
Она узнала про завещание… и… как-то сумела что-то придумать с документами, у нее же есть знакомый нотариус. А Галина… она же сестра мамина, понимаешь?
У них там совсем беда, чуть ли не на улице оказались. Мама… она хотела помочь. Временно, конечно. Пока они там не разберутся. Ну, ты же понимаешь, семейные узы, все такое…
– «Временно»?! Данил! Ты понимаешь, что ты говоришь?! Они уже там?! В моей квартире?!
В моем семейном гнезде, чувствуют себя хозяевами!Без моего ведома?! Без моего согласия?! Твоя мама… она что, совсем с ума сошла?! И ты… ты знал об этом?! Ты знал и молчал?!
– Ева, ну не кричи так, пожалуйста… – пробормотал Данил, – Я же просил, не волнуйся сразу… Мама говорит, это временно.
Ну, месяц-два, пока у Галины дела не наладятся. Они тихие, спокойные… Ты даже не заметишь. Они в дальней комнате, а мы…
– «Не замечу»?! Данил, ты меня слышишь вообще?! Это вообще только мое жилье!Мое личное пространство!
И твоя мама, без моего ведома, заселяет туда каких-то посторонних людей?! Да кто она такая вообще?! И ты… ты знал об этом, и молчал?! Это чистой воды предательство.
В трубке воцарилось молчание. И это молчание было хуже любых слов. Ева почувствовала, как волна ледяного гнева захлестывает ее с головой.
Предательство. Вот как это называлось. Предательство любимого мужа и наглая, бесцеремонная наглость свекрови. И все это – в ее собственном доме, в фамильном гнезде, которое она считала неприкосновенным.
– Данил, – голос Евы стал ледяным, спокойным, страшным в своей отстраненности, – Ты знал?
Ты знал, что твоя мама собирается это сделать? И ты молчал?
Ты позволил ей… ты позволил им заселиться в мою квартиру?! В наш будущий дом, Данил! Мы же планировали сделать там ремонт и переехать!
– Милая, ты же знаешь маму.
Я честно пытался ей объяснить, что она поступает не верно, но убедит ее невозможно.
Упрямство всегда было ее неприятной чертой. Потом, мама верит, что просто обязана помогать своей родной сестре Гале, у нее проблемы. Да и расстраивать тебя неправильно, мы же можем подождать с переездом…
– Боялся меня расстраивать?! – Ева рассмеялась горьким, истерическим смехом.
– Ты боялся меня расстраивать, заселяя в мою квартиру посторонних людей, без моего ведома, без моего согласия?! Игорь, ты вообще понимаешь, что ты натворил?!
Вы оба натворили?! Ты струсил, Данил! Ты просто струсил противостоять своей мамочке! Ты выбрал ее, а не меня!
– Ева, ну давай не будем ссориться… – умоляюще проговорил Данил, – Все можно решить… Мама говорит, они не будут мешать… Они тихие… Ева, пожалуйста, не делай поспешных выводов…
– «Не будут мешать»?! – Ева снова вскричала, – Да ты хоть понимаешь, что это такое – жить в квартире, зная, что там хозяйничают чужие люди?! В моем доме!
Это место где росла моя мама, я! В доме моей бабушки! Данил, это… это просто… за гранью! Это плевок в лицо всей моей семье!
– Ева, ну… приедь домой, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Мама тоже здесь… хочет с тобой поговорить. Она приготовила твой любимый пирог с яблоками…
– Светлана Ивановна там?! В моей квартире?! – Ева почувствовала, как гнев закипает в ней с новой силой, – Она еще и там сидит, как ни в чем не бывало?!
И пирог, значит, испекла, чтобы задобрить?! Нет уж, Данил. Я никуда не поеду. И разговаривать с твоей мамой мне не о чем. Я… я думаю, нам не о чем больше разговаривать. Я подаю на развод.
В трубке повисла тишина, на этот раз – оглушительная. Ева уже не слушала. Она бросила телефон на диван, словно горящую головешку, и подошла к окну. Ветер стих, дождь прекратился, и сквозь тучи проглядывала бледная луна.
«Развод…» – это слово прозвучало в ее голове, как приговор. Развод…
Еще вчера она и подумать об этом не могла. А сегодня… Сегодня все рухнуло в одночасье. Предательство Данила, наглость свекрови, попрание всего, что ей дорого… Все это разорвало ее мир на куски.
Слезы подступили к глазам, но Ева с усилием сдержала их. Нет, плакать она не будет. Хватит. Она слишком долго была хорошей, покладистой, доверчивой.
Пришло время показать зубы. Пришло время бороться за свое. За свой дом. За память о бабушке Вере. За свою жизнь, которую так бесцеремонно попытались разрушить.
Она схватила телефон, нашла в контактах номер Вероники, своей лучшей подруги. Вероника всегда была ее опорой, ее верным рыцарем в юбке. Сейчас ей как никогда нужна была поддержка.
– Вероника, привет. Мне нужна твоя помощь. И помощь хорошего юриста, если можно… Тут такое дело… Свекровь… заселила в мою квартиру… родственников… Без моего ведома…
Данил… он знал… и молчал… Вероника, это просто… кошмар какой-то…Еще и явно подделала завещание, и теперь это нужно будет доказать…
Голос Евы дрогнул, но она взяла себя в руки. Она рассказала Веронике все, не утаивая ни одной детали, выплескивая на подругу всю свою боль, гнев и отчаяние.
Вероника слушала молча, лишь изредка вставляя короткие «ужас», «не может быть», «вот это наглость!». Когда Ева закончила свой сумбурный рассказ, Вероника вздохнула и твердо сказала:
– Ева, держись! Мы это так не оставим. Это просто беспредел! Самоуправство чистой воды!
Я с тобой, и мы это разгребем.
Первым делом – к юристу. Завтра же утром. И не вздумай отчаиваться! Твоя квартира – твой отчий дом, и никто не имеет права его у тебя отнять. Мы ее отвоюем. Вот увидишь. И этого… Данила своего… не слушай больше. Предатель!
Вероника говорила настолько уверено, решительно, что в ее словах звучала не просто победа. Что-то подсказывало Еве, что вместе они обязательно добьются правды.
Прилив сил, решительности помог преданной супругом и свекровью девушке не сдаваться. В конце концов, она точно знала, что права, а завещание наверняка было подделано и составлено даже без ведома ее бабушки.
Отдавать не просто свой дом, а память о близких, любимых людях она не станет.
Слушая слова близкой подруги, Вероника все сильнее понимала, что ее просто пытаются использовать и лишить «корней», отчего дома, который стал едва ли не единственным напоминанием о матери и бабушке.
Фамильное гнездо – это не просто стены и мебель, это память, это корни, это часть ее самой. И она не позволит никому, даже собственной свекрови, превратить его в проходной двор для наглых родственников.
Луна за окном светила ярче, освещая заснеженный город. Наступал новый день. День борьбы. И Ева была готова к нему.
Пусть Светлана Ивановна и ее «родственники» знают, что они ввязались в серьезную войну. И эту войну Ева намерена выиграть. Чего бы ей это ни стоило. Первым делом – к юристу. И она уже предвкушала, как завтра утром встанет, соберется с силами и начнет действовать. Квартира, где выросла она, мама, прошли лучше годы, будет защищена. Она в этом поклялась.
