Бабуля угасала медленно.
Три года растянулось это мучение — то вроде полегчает, глазки заблестят, попросит творожку со сметанкой, то опять лежит как тряпичная кукла, дышит еле-еле.
Елена каждый божий день после работы мчалась к ней на автобусе через весь город. Кормила с ложечки жиденькой кашкой, умывала ватными дисками, меняла постельное бельё.
Руки у бабушки тряслись так, что чай расплескивался по всей тумбочке. Ночами старушка звала дедушку Колю, который умер ещё десять лет назад, плакала, просила его забрать её к себе. А утром снова цеплялась за жизнь, спрашивала про новости, интересовалась соседями.
— Леночка моя, — шептала она слабым голосом, когда внучка укрывала её одеялом, — ты у меня одна такая… ангел небесный. Все бросили старую, а ты…
А Саша заглядывал от силы раз в пол года. Влетал как ураган. Целовал бабушку в морщинистую щёку, рассыпался в извинениях:
— Бабуль, прости, что редко бываю! Дела замучили совсем! Но вот, специально для тебя самые лучшие конфеты купил!
Потом садился на край кровати, рассказывал про свою замечательную жизнь — про новую машину, про отпуск в Турции, про успехи жены Кристины. Бабушка слушала, кивала, старалась улыбаться. А через час Саша поглядывал на часы:
— Извини, бабуль, но у меня встреча важная. Партнёры ждут. Но я обязательно ещё приеду, на следующей неделе точно!
И исчезал до следующего полугодия.
Елена молчала. Что толку ругаться? Саша создал себе новую жизнь, красивую и правильную.
В ней не было места старым обоям с розочками, запаху валидола и скрипучему полу.
Его жена Кристина один раз приехала с ним — молоденькая, стройная, в шубке из песца. Оглядела бабушкину квартиру так, словно попала в музей советского быта.
— Саша, нам пора, — сказала она через пятнадцать минут. — Нам же ещё к моим родителям заехать надо.
Они уехали, а бабушка потом долго расстраивалась:
— Хорошая девочка, только… холодная какая-то. И на Сашеньку как-то странно смотрит.
Елена понимала этот взгляд. Кристина как-будто оценивала — подходит ли ей муж, соответствует ли её представлениям о достойной партии. Пока, видимо, соответствовал.
Жить с отцом Елена не могла уже лет десять. Вернее, не хотела. У него в квартире всегда пахло бражкой, будто лекарство смешали с одеколоном.
Приходили сомнительные гости — шумные, громко смеющиеся, могли среди ночи устроить застолье с песнями.
А сам отец то исчезал на неделю неизвестно куда, то появлялся с мутными глазами и начинал рассказывать про «важные дела», «перспективные проекты».
— Лена, я скоро большую квартиру куплю! — обещал он, размахивая руками. — Вот увидишь! Мы заживём!
Никто никогда не жил. Зато с бабушкой было спокойно. Старушка строгая, но справедливая. Квартира светлая, в хорошем районе, рядом парк и поликлиника. Елена обустроилась в маленькой комнатке, работала в банке, копила деньги на ремонт.
Когда Саше стукнуло девятнадцать, он заявил:
— Я женюсь на Кристине. Переезжаю к ней.
Свадьба была пышная — в ресторане, с живой музыкой и кучей гостей. Елена сидела за дальним столиком рядом с отцом, который уже к середине вечера еле держался на ногах.
Родители невесты — солидные люди в дорогой одежде — поздравляли молодых и тщательно избегали общения с родней жениха.
— Саша рассказывал, что вы преподаватели, — вежливо сказала мать Кристины, когда Елена подошла поздравить молодых.
— Да, — соврала Елена. — Папа в институте работает. Мама в школе.
Саша благодарно кивнул. Он уже тогда начал выстраивать новую биографию — без пьющего отца, без скандалов, без постыдных эпизодов. В его версии родители были интеллигентными людьми, просто бедными.
После свадьбы брат исчез. Не звонил, не приезжал, на дни рождения не поздравлял. Елена узнавала о его жизни из социальных сетей — там он выкладывал фотографии с отпусков, с корпоративов, с семейных праздников.
Подписи обычно были сентиментальные: «Моя вселенная», «Счастье рядом», «Благодарен судьбе».
Когда у них родилась дочка, Саша три дня выкладывал фотографии малышки с восторженными комментариями. Елена написала поздравление, но ответа не получила. Зато увидела новые снимки — «Папочка и принцесса», «Начинаем новую главу», «Семья — это всё».
А когда умерла мама — их с Сашей мама — он узнал об этом через месяц. Соседка тётя Клава позвонила ему сама, потому что Елена не могла дозвониться.
— Сашенька, — всхлипывала старушка в трубку, — мамочка твоя умерла… месяц уже как похоронили… Леночка одна всё организовывала…
— Ой, тётя Клава, — растерянно говорил Саша, — мне так неудобно… у нас тут ребёнок маленький, Кристина нервная… я не мог беспокоить родных…
Елена забрала трубку:
— Беспокоить родных? Мама умерла, Саша! Твоя мать!
— Лена, ты не понимаешь… у меня сейчас сложная ситуация… жена после родов, малышка…
— Понятно, — коротко сказала Елена и положила трубку.
Больше они не разговаривали. Саша продолжал строить свою идеальную жизнь, а Елена ухаживала за умирающей бабушкой и привыкала к мысли, что брата у неё больше нет.
Бабушка ушла тихо, во сне. Елена нашла её утром — лежала спокойная, с умиротворённым лицом. Будто наконец-то воссоединилась с дедушкой Колей.
Завещание было составлено год назад, когда старушка ещё хорошо соображала. Нотариус записала всё со слов завещательницы:
— Квартиру оставляю внучке Елене Михайловне В. Она одна меня не бросила, ухаживала как родная дочь. Пусть живёт счастливо.
О Саше — ни слова.
Елена не стала ему звонить. Зачем? Пусть узнает от тёти Клавы или ещё откуда. Похоронила бабушку, оформила документы на квартиру, сделала небольшой ремонт.
Жизнь наладилась — работа стабильная, жильё своё, ни за кем не надо за убирать — только за собой .
А Саша в это время переживал собственную драму.
Кристина влюбилась. Не в него — в Максима Петровича, владельца сети фитнес-клубов. Успешного, состоятельного, с квартирой в элитном районе и машиной последней модели.
Рядом с ним Саша выглядел серо — обычный офисный служащий у ее отца.
— Понимаешь, — объясняла жена, складывая его вещи в чемодан, — мне нужно думать о дочери. Максим может обеспечить нам достойное будущее.
— А я не могу? — растерянно спрашивал Саша.
— Ты хороший человек, — мягко говорила Кристина, — но… этого недостаточно. Извини.
Развод оформили быстро. Квартира была записана на Кристину — свадебный подарок от её родителей. Машина тоже её. Саша получил чемодан с одеждой, несколько тысяч рублей «на первое время» и право видеться с дочкой по выходным.
— Ты ещё молодой, — утешала его бывшая жена, — устроишься. Может, найдёшь кого-то.
Но Саша уже не был молодым. Сорок лет, за плечами только опыт жизни в чужой семье да работа, которая никого не впечатляла. А главное — он разучился быть самостоятельным.
Пятнадцать лет прожил как приёмный сын, где все вопросы решались без его участия.
Неделю он мотался по съёмным квартирам посуточно — дорого, холодно, хозяева попадались неприятные.
Потом поселился у бывшего коллеги на диване, но и там долго не протянул — семейная пара с ребёнком, места мало, все нервничают.
Оставался один адрес — отцовская квартирка.
Отец встретил его неласково. Стоял в дверях в застиранном халате, разглядывал сына критическим взглядом:
— Ну что, наигрался в принца? Где твоя богатенькая женушка?
— Папа, мне сейчас тяжело…
— А мне когда легко было? — Отец развернулся, прошёл в комнату. — Пятнадцать лет тебя здесь не было. Ни звонка, ни весточки. На похороны матери не приехал. А теперь припёрся.
Саша опустил голову. Что можно было ответить? Что стыдился отца? Что жена запрещала общаться с родней? Что строил новую жизнь без неподходящих родственников?
— Можно я пока у тебя поживу? — тихо спросил он. — Пока не разберусь.
Отец пожал плечами:
— Живи. Только знай — даром кормить не буду. Будешь работать, деньги приносить.
Первые недели были тяжёлыми. Отец придирался к каждой мелочи, вспоминал старые обиды, напоминал про «неблагодарность».
А ещё у него была привычка устраивать вечерние посиделки с соседом дядей Витей — они запирались на кухне, доставали бутылки, травили анекдоты до глубокой ночи.
Но постепенно отношения потеплели. Саша нашёл работу охранником на заводе на пропускной — двенадцать часов на ногах, зарплата небольшая, но платят регулярно.
Помогал отцу по дому, ходил в магазин, готовил макароны. А вечерами они сидели на кухне, пили трехзвездочный, и отец рассказывал про соседей, про новости, про то, как скучал в одиночестве.
— Хороший ты сын, — говорил он, глядя на Сашу добрыми глазами. — Просто жизнь тебя потрепала. Но ничего, вместе справимся.
К концу второго месяца они стали почти друзьями. Отец принимал участие в сыновних проблемах, давал советы, делился последними деньгами, когда у Саши задерживали зарплату.
— Знаешь, — сказал как-то отец, доставая из холодильника бутылкочку, — а сестра твоя неплохо устроилась. Квартира, работа стабильная…
— У Лены всё хорошо, — согласился Саша.
— А помнишь, от кого она эту квартиру получила?
— От бабушки. По завещанию.
— Вот-вот! — Отец наклонился через стол, глаза заблестели. — По завещанию! А ты что, не внук разве? Не родная кровиночка?
Саша поёжился. Эта тема всегда была болезненной. Конечно, он считал несправедливым, что бабушка оставила всё Елене. Да, сестра больше времени с ней проводила, но ведь и он внук! И любил бабушку!
— Лена больше помогала, — осторожно сказал он.
— И что с того?! — Отец стукнул бутылкой по столу. — Квартира одна была, а внуков двое! По справедливости делить надо было пополам! Это же элементарно!
— Но завещание…
— Завещание завещанием, а совесть совестью! — Отец размахивал руками, входил в раж. — Она же видит, что ты без крыши остался! Неужели жалко поделиться? Родной брат всё-таки!
С каждым днём эти разговоры становились настойчивее. Отец словно заводился от собственных слов, рисовал картины вопиющей несправедливости, убеждал Сашу в его правоте.
— Ты к ней съезди, — настаивал он. — Поговори по-человечески. Объясни ситуацию. Пусть дарственную оформит на половину квартиры. Или продаст, деньги поделите.
— Не знаю, папа… — сомневался Саша. — Лена может обидеться, да и выставит меня с такими предложениями.
— Да что ты как тряпка! — вспылил отец. — Всю жизнь чужой милости ждёшь? Сначала жена тебя выгнала, теперь сестра жалеть не хочет! Где твоя мужская гордость?
— Всё-таки она ухаживала больше.
— Ухаживала! — отец рассмеялся зло. — А кто её просил? Сама вызвалась! Могла бы наниматься сиделкой, если так нравится за больными ухаживать!
Саша начинал думать, что отец прав. Действительно, почему Елена должна жить в просторной квартире одна, а он ютиться в углу с отцом?
Бабушка любила их обоих, просто сестра оказалась рядом в нужный момент. Но это не значит, что она имеет право на всё наследство!
— Может и стоит с ней серьёзно поговорить? — размышлял он вслух.
— Конечно стоит! — поддакивал отец. — И не униженно просить, а по-мужски требовать! Это же твоё право!
Дядя Витя, который иногда присоединялся к их беседам, тоже поддерживал:
— Правильно говорит твой отец! В наше время семья — это святое! А она что делает? Брата родного обижает!
Так продолжалось месяц. Отец методично обрабатывал сына, подогревал его обиду, убеждал в справедливости требований.
А Саша впитывал эти мысли, как пересохшая земля дождь. Ему так хотелось поверить, что он не неудачник, а жертва несправедливости!
— Поехали к Ленке, — решил отец однажды субботним утром. — Поговорим всей семьёй. По-хорошему.
Елена открыла дверь в домашних потасканных штанах и свитере, удивлённо посмотрела на гостей:
— Папа? Саша? Что случилось?
— Поговорить надо, — коротко сказал отец, решительно входя в квартиру. — Дело семейное.
Они прошли на кухню. Елена поставила чайник, достала конфеты и печенье. Отец внимательно оглядел обстановку — новый холодильник, свежие обои, красивая посуда.
— Хорошо живёшь, — констатировал он. — Квартирка что надо.
— Спасибо, — сухо ответила Елена.
— Слушай, — отец придвинулся ближе, заговорил доверительно, — у Саши ситуация тяжёлая. Жена бросила, из дома выгнала. А ты тут одна в такой красоте размещаешься.
— Папа, — Елена насторожилась, — о чём ты говоришь?
— О справедливости говорю! — Отец повысил голос, стукнул кулаком по столу. — Вы с братом делите квартиру пополам, я так решил!
Елена медленно посмотрела сначала на отца, потом на брата.
Саша сидел красный, не поднимая глаз, явно мучаясь от неловкости.
— А делить вы будете, когда что-то своё купите и не надо мне указывать, — спокойно ответила она.
— Что?! — Отец даже подскочил на месте, лицо налилось краской. — Ты что себе позволяешь, наглеешь?
— То, что имею полное право позволять, — Елена встала, отошла к окну. — Это моя квартира. Законно полученная по завещанию.
— Законно! — отец рассмеялся истерически. — А по совести как? По-родственному? Брат на улице мается, а ты тут как царица живёшь!
— Брат на улице не первый день, — холодно возразила Елена. — Пятнадцать лет он нас стеснялся, а теперь родственные чувства проснулись?
— Лена, мне действительно тяжело сейчас… — впервые подал голос Саша, всё ещё не поднимая головы.
— Мне тоже было тяжело, — ответила сестра, не оборачиваясь. — Когда я одна с бабушкой лежачей три года сидела. Пока ты на корпоративах фотографировался с молодой женой.
— Ну что ты старое припоминаешь! — взорвался отец. — Что было, то прошло! А жить-то дальше надо!
— Вот именно. Жить дальше. — Елена повернулась к ним. — Саша, ищи нормальную работу, снимай жильё, устраивай свою жизнь. А квартира моя и останется моей.
— Наглая и жадная же ты! — процедил отец, глядя на дочь с нескрываемой злобой. — Мы тебя не такой воспитывали! Мать твоя в гробу переворачивается — как ты к брату относишься! Мне вздумала перечить!
— Ну конечно. Зато справедливая.
— Какая справедливость?! Ты всё захапала!
— Я ничего не захапывала. Мне завещали. За годы ухода, за бессонные ночи, за то, что не бросила.
— А он что, не внук?! — отец показал на Сашу. — У него жизнь была, не мог он разорваться.
— Внук, который пятнадцать лет делал вид, что нас не существует.
Они ушли, хлопнув дверью. Отец на прощание выкрикнул что-то злое про «неблагодарных детей», но Елена не слушала.
Дома началось самое страшное. Отец метался по квартире, размахивал руками, ругался последними словами. Саша сидел на диване, подавленный и растерянный.
— Видал твою сестрицу?! — кричал отец. — Вот она какая! Живёт как барыня, а родного брата пожалеть не может!
— Папа, может, не стоит больше…
— Как не стоит?! — Отец остановился перед сыном, глаза горели. — Ты что, так и будешь всю жизнь по чужим углам мыкаться?!
— Но что я могу поделать? Завещание на неё оформлено…
— Завещание можно оспорить! — отец наклонился ближе, заговорил тише. — Если докажем, что бабка была невменяемая к тому времени…
— Папа! — Саша отшатнулся. — О чём ты говоришь?!
— О правде говорю! — отец схватил сына за плечи. — Скажем, что Ленка старуху психологически давила, заставляла всё на себя переписать! Кто докажет обратное?
— Это же ложь…
— Это справедливость! — отец тряс Сашу. — Ты что, будешь всю жизнь неудачником? Жена бросила, сестра обманула, а ты всё «не могу, не могу»!
Саша молчал. Внутри всё смешалось — боль от предательства Кристины, обида на Лену, жалость к себе.
И страшная мысль: а что если отец прав?
Но через месяц всё закончилось.
Отец не проснулся. Саша нашёл его утром в постели — лежал тихий, посиневший, с открытыми глазами. Скорая приехала быстро, но констатировала только конец.
Врач сказал — сердце. В последние месяцы отец часто жаловался на боли в груди, но к докторам принципиально не ходил.
— Мужики не ноют, — говорил он. — Само пройдёт.
Не прошло.
На похороны пришло человек двадцать — соседи, старые знакомые, дядя Витя. Елена стояла у гроба молча, не плакала. После кладбища они с Сашей остались в отцовской квартире.
— Соболезную, — тихо сказала она.
— Спасибо. — Саша сидел за кухонным столом, смотрел в грязное окно.
— Что теперь думаешь делать?
— Наверное, здесь останусь. Больше идти некуда.
Елена помолчала, потом достала из сумки визитную карточку:
— Это адвокат. Поможет с оформлением наследства.
— Зачем мне адвокат? — удивился Саша.
— Папа завещания не составлял. Значит, квартира по закону переходит к наследникам первой очереди — нам. Пополам.
Саша уставился на сестру:
— Ты… ты требуешь делить?
— Это не требование. Это закон. — Елена застегнула сумочку. — В отличие от бабушкиной квартиры, тут у нас равные права.
— Но ты же не хочешь…
— Неважно, что я хочу. Важно, что мне положено.
Елена поднялась.
— Обращайся к адвокату.
Она ушла, оставив Сашу наедине с горькими мыслями. Ирония судьбы была жестокой — теперь он мог претендовать на половину жилья, которое никогда не любил, в квартире, где пахло прошлым и разочарованием.
А Елена… Елена спокойно требовала свою законную долю. У неё была просторная двухкомнатная квартира, полученная от бабушки. Стабильная работа, налаженная жизнь. А у Саши — ничего. Развалившийся брак, копеечная зарплата охранника, да чемодан с вещами.
Но сестра не собиралась уступать ни копейки. Закон есть закон. Пятьдесят на пятьдесят. И неважно, что одному из наследников деваться некуда, а другому есть где жить.
— Продашь долю или выкупишь мою — как решишь, — сказала она на прощание.
Саша понял: та Елена, которая когда-то делила с ним конфеты пополам, умерла вместе с требованиями отца. Осталась расчётливая женщина, которая не отдаст лишней копейки даже родному брату.
Никогда.
