никитаАнна потерла виски, пытаясь унять пульсирующую боль. За стеной уже третий час разливался звук перфоратора — сосед снизу затеял ремонт. В городе стояла тридцатиградусная жара, и открытые окна не спасали. Под мерный стук детской погремушки Анна писала отчёт, который нужно было сдать до конца дня, а сил уже не оставалось.
«Всё, хватит», — она захлопнула ноутбук и потянулась к телефону.
— Вадим, — проговорила она, услышав голос мужа. — Я больше не могу. Приезжай домой, пожалуйста.
Супруг примчался через полчаса. Взъерошенный, с растрёпанным галстуком, он влетел в квартиру, словно ожидал увидеть пожар.
— Что случилось? — его взгляд метнулся к детской кроватке, где мирно посапывал их девятимесячный Глеб.
Анна показала в сторону окна, а затем указала на стену:
— Слышишь? Я с ума тут схожу. Мне отчёт сдавать, а у нас тут филиал стройки.
Вадим выдохнул с видимым облегчением.
— Я думал… неважно, что я думал. Ты напугала меня.
— Я так больше не могу, — голос Анны дрогнул. — Эта квартира, этот район, вечные пробки… Глеб растёт, ему нужен воздух, а не выхлопные газы. Нам пора переезжать.
В их семье это был давний разговор. Однокомнатная квартира в спальном районе, доставшаяся Анне от бабушки, казалась просторной, пока они были вдвоём. С появлением Глеба пространство сжалось до предела. Работающая удалённо Анна, детская кроватка, пеленальный столик, коляска в крохотной прихожей — всё это превращало их жилище в лабиринт.
— Ты же знаешь моё мнение, — Вадим присел на подлокотник кресла. — Давай посмотрим варианты. У меня на работе дела идут неплохо, премию обещали хорошую.
— Я видела объявление, — Анна протянула ему телефон. — Смотри. Трёхкомнатная в Сосновом, вторичка, но состояние отличное. Рядом парк, до метро пятнадцать минут.
Вадим присвистнул, увидев цену.
— Доступно только с ипотекой.
— У нас есть накопления. Первый взнос внесём, а платёж будет не намного больше нынешних цен на аренду. Поедем посмотрим?
Анна говорила быстро, торопливо, словно боялась, что муж передумает. А он разглядывал фотографии квартиры с высокими потолками, светлой гостиной и — невиданная роскошь — отдельной детской.
— Поедем, — кивнул он наконец. — Завтра же…
— Я категорически против, — Валентина Петровна, мать Вадима, отодвинула чашку с чаем. — Вторичное жильё — это кот в мешке. Никогда не знаешь, что там с проводкой, с трубами. А соседи? Вы их в расчёт берёте?
Они сидели на уютной кухне родителей Вадима. Глеб ползал по ковру в гостиной под присмотром дедушки, а за столом разгорался спор.
— Мама, мы уже всё решили, — Вадим избегал смотреть матери в глаза. — Квартира отличная, ремонт свежий. Документы проверили, всё чисто.
— А что говорит риелтор про соседей? — не унималась свекровь. — Это же важно!
Анна закатила глаза.
— Валентина Петровна, нам важнее, что рядом два детских сада, хорошая школа и поликлиника. Какая разница, кто живёт за стенкой?
— Вот поживёшь с моё, узнаешь, какая разница, — отрезала свекровь и поджала губы.
В машине Анна не выдержала:
— Твоя мама считает, что мы как дети малые. Не в состоянии принять взрослое решение.
— Она просто беспокоится, — Вадим вздохнул. — Знаешь, сколько историй она наслушалась от подруг о кошмарных соседях?
— Знаю. И о негодных невестках тоже, — фыркнула Анна. — Но мы уже всё решили, правда?
Вадим кивнул, и через две недели они стали обладателями новой квартиры.
Переезжали в конце августа. Дни стояли жаркие, но уже чувствовалось приближение осени. Анна руководила погрузкой, Вадим координировал разгрузку, а Глеб наблюдал за суетой из коляски с нескрываемым интересом.
— Вы новые соседи? Здравствуйте! — женщина лет шестидесяти появилась в дверях тамбура, когда грузчики втаскивали диван. — Я Галина Сергеевна, ваша соседка по тамбуру.
Женщина была невысокой, худощавой, с аккуратно уложенной седой химической завивкой. Белая блузка застёгнута под горло, несмотря на жару, юбка строго по колено. В руках — пакет с хлебом.
— Очень приятно, — Анна вытерла вспотевший лоб. — Я Анна, это мой муж Вадим, а в коляске наш сын Глеб.
— Ах, малыш! — женщина заулыбалась. — А сколько ему?
— Десять месяцев.
— Чудесно, чудесно, — закивала соседка. — А вы знаете, что до вас здесь жила такая интересная пара… Он инженер, она преподаватель. Уехали на север, представляете? Нефтяники теперь.
Анна вежливо улыбалась, поглядывая на часы. Грузчики продолжали таскать мебель, Вадим руководил процессом в квартире, а соседка, казалось, готова была рассказывать истории часами.
— Галина Сергеевна, простите, нам нужно разгружаться, — Анна мягко прервала поток информации. — Может, в другой раз поговорим?
Соседка не обиделась, только понимающе закивала.
— Конечно-конечно! Вы обживайтесь. А если что нужно — я тут, за стенкой.
Анна закрыла дверь и выдохнула.
— Кажется, нам досталась общительная соседка, — сказала она мужу.
— Это хорошо, — отозвался Вадим из глубины квартиры. — Поможет, если что.
«Если не заговорит до смерти», — подумала Анна, но промолчала.
Первые недели на новом месте пролетели незаметно. Анна и Вадим обустраивали квартиру, расставляли мебель, развешивали шторы. Глеб осваивал новую территорию, пытаясь встать на ножки и держась за стены. Галина Сергеевна иногда заглядывала на чай, рассказывала о доме, о соседях, о районе.
Она оказалась бывшей учительницей математики, овдовевшей пять лет назад. Дети разъехались — дочь в Канаде, сын в Петербурге. Внуков видела редко, только по видеосвязи. От скуки подрабатывала репетиторством, готовила школьников к экзаменам.
— Не поверите, но я до сих пор помню таблицу логарифмов, — гордо сообщала она, помешивая чай. — Память пока не подводит.
Анна кивала и поддерживала разговор. Ей казалось, что соседка просто тоскует по общению, и отказать ей в этом было бы жестоко.
В сентябре Вадим вернулся к обычному графику работы, Анна продолжала трудиться удалённо, совмещая работу с уходом за Глебом. Жизнь налаживалась, и ничто не предвещало бури.
Пока не пришёл октябрь с его дождями и слякотью.
— Доброе утро, Анечка, — Галина Сергеевна стояла у своей двери, когда Анна с Глебом возвращались с утренней прогулки. — Как погуляли?
— Хорошо, спасибо, — Анна стряхнула капли дождя с капюшона коляски. — Хотя дождь застал нас на обратном пути.
Соседка окинула взглядом колёса коляски, оставлявшие мокрые следы на плитке тамбура.
— Да, погода не радует. Осень всё-таки, — она помолчала. — А вы знаете, у нас в тамбуре уборку принято делать по очереди.
Анна замерла, держа ключи в руке.
— Вот как? Нам риелтор ничего об этом не говорил.
— Да-да, мы с предыдущими соседями так договорились. Неделю я, неделю они. Правда, они редко бывали дома, всё работа да работа.
— Понятно, — Анна открыла дверь квартиры. — Давайте обсудим это позже? Глеба нужно покормить и уложить.
Галина Сергеевна кивнула, но во взгляде её мелькнуло что-то такое, что заставило Анну насторожиться.
Вечером, укладывая сына, она рассказала об этом разговоре Вадиму.
— Думаешь, она хочет, чтобы мы мыли полы в тамбуре? — муж недоверчиво поднял брови.
— Не знаю. Но мне показалось, что она намекала именно на это.
— Странно, — Вадим пожал плечами. — В нашем подъезде за такое отвечает управляющая компания. Но если у них тут свои порядки…
— Я завтра уточню, — зевнула Анна. — Если что, будем мыть по очереди. Не проблема.
Но оказалось, что это только начало проблемы.
На следующий день Анна с Глебом вернулись с дневной прогулки промокшими насквозь — дождь начался внезапно, когда они были далеко от дома. Колёса коляски месили грязь, а на улице уже темнело. Глеб капризничал, хотел есть и спать.
Когда они зашли в тамбур, дверь соседской квартиры распахнулась.
— Анна! — голос Галины Сергеевны звучал строже обычного. — Посмотрите, что вы наделали!
Анна проследила за указующим перстом соседки. На светлой плитке тамбура темнели мокрые следы от колёс коляски.
— Извините, Галина Сергеевна, сегодня ужасная погода, — Анна торопливо искала ключи. — Я вытру, когда уложу Глеба.
— Но ведь пока вы его уложите, грязь высохнет! И отмыть будет сложнее, — возразила соседка. — Может, сначала всё-таки пол?
Анна почувствовала, как внутри закипает раздражение. Глеб уже хныкал, готовый разразиться плачем.
— Мне жаль, но мой ребёнок важнее чистоты пола, — отрезала она и открыла дверь квартиры.
За спиной послышалось сердитое сопение, но Анна уже закрыла дверь. Через час, когда Глеб заснул, она вышла в тамбур с тряпкой и ведром. Следы уже засохли, как и предсказывала соседка, но Анна всё равно тщательно вымыла пол. «Надо будет обсудить график уборки», — решила она.
На следующий день она постучала к Галине Сергеевне.
— Насчёт уборки в тамбуре, — начала Анна. — Давайте договоримся: одну неделю я, одну вы. Так будет справедливо.
Соседка поджала губы.
— Справедливо? А вы не считаете, что кто чаще пользуется, тот чаще и должен убирать?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я выхожу из дома раз в день максимум. А вы с коляской — по два-три раза. Следов от вас больше.
Анна почувствовала, как брови сами собой ползут вверх.
— Вы серьёзно? Это же общая территория. Мы обе ей пользуемся.
— Вы в тамбуре чаще бываете. Значит, и полы там должны мыть чаще, — заявила соседка тоном, не терпящим возражений. — Я так думаю.
Анна глубоко вдохнула, сосчитала до пяти и медленно выдохнула.
— Хорошо, я подумаю над вашим предложением, — сказала она и вернулась к себе.
«Вот тебе и милая старушка», — думала Анна, нарезая овощи для ужина. — «Неужели свекровь была права насчёт соседей?»
Погода портилась с каждым днём. Дождь сменился мокрым снегом, тротуары превратились в каток. Анна всё равно выходила гулять с Глебом — свежий воздух был необходим растущему организму. Возвращаясь, она старательно вытирала колёса коляски у подъезда, но полностью избавиться от слякоти было невозможно.
Галина Сергеевна следила за чистотой тамбура с фанатизмом, достойным лучшего применения. Каждое появление Анны с коляской вызывало у неё болезненную гримасу. Вскоре молчаливые укоры переросли в открытые претензии.
— Опять грязь! — возмущалась соседка. — Вы хоть ноги вытирайте внизу!
— Я вытираю, — устало отвечала Анна. — И колёса тоже.
— Плохо вытираете. Раньше в нашем тамбуре всегда было чисто.
После таких перепалок Анна мыла пол в тамбуре почти каждый день. Вадим, приходя с работы, заставал жену раздражённой и уставшей.
— Может, поговорить с ней? — предложил он однажды. — Это же ненормально.
— Я пыталась, — Анна покачала головой. — Она считает, что права. Слушай, давай просто переждём. Зимой станет суше, весной я буду гулять в парке подольше, и домой будем возвращаться реже.
Но ситуация только усугублялась. Анне казалось, что Галина Сергеевна специально караулит её возвращение с прогулки, чтобы отпустить очередное едкое замечание.
Кульминация наступила в конце ноября. Выпал первый серьёзный снег, и Анна с Глебом вернулись домой, оставив за собой влажные следы от растаявшего снега. Только они успели раздеться, как в дверь яростно забарабанили.
На пороге стояла Галина Сергеевна, красная от возмущения.
— Это уже переходит все границы! — воскликнула она. — Вы не только тамбур загрязнили, но и всю площадку у лифта!
Анна растерянно моргнула.
— Площадку у лифта?
— Да! Там теперь лужи от вашей коляски! А мы, между прочим, в домашней обуви ходим!
Абсурдность ситуации заставила Анну рассмеяться.
— Галина Сергеевна, вы в своём уме? Там целый день люди ходят. Откуда вы знаете, что это именно от моей коляски?
— Я видела! — соседка ткнула пальцем в сторону лифта. — Такие следы только от колёс! До вашего появления у нас всегда было чисто!
— До нашего появления была сухая погода, — парировала Анна. — И я не собираюсь мыть полы по всему подъезду. Для этого есть уборщица.
— А она приходит раз в неделю! Что нам, жить в грязи из-за вас?
Анна почувствовала, что теряет терпение.
— Знаете что, Галина Сергеевна, я устала от ваших претензий. Я мою пол в тамбуре практически каждый день, хотя должна делать это раз в неделю. Я вытираю не только свои следы, но и ваши. И я не собираюсь быть уборщицей для всего подъезда!
— Как вы смеете так разговаривать! — задохнулась от возмущения соседка. — Да я тут живу двадцать лет!
— И что? Это даёт вам право командовать всеми вокруг? — Анна уже не сдерживалась. — Я уважаю ваш возраст, но не уважаю такое отношение. Если вы продолжите придираться, я вообще перестану мыть пол в тамбуре. Вот тогда увидите, что такое настоящая грязь!
Она захлопнула дверь, оставив соседку открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба.
— Ты действительно так ей сказала? — Вадим смотрел на жену с восхищением и тревогой одновременно.
— Да, — Анна нервно водила ложкой в чашке чая. — Я не выдержала. Она просто… невыносима.
— Что теперь будет?
— Не знаю, — вздохнула Анна. — Но так продолжаться не могло. Я каждый день как на минном поле. Выйду гулять — плохо, не выйду — ребёнку воздух нужен. Вернусь — опять скандал.
— Может, стоит поговорить с ней спокойно? Когда страсти улягутся?
Анна покачала головой.
— Я пыталась. Она не слышит. Для неё существуют только её правила, её порядок. Всё, что не соответствует — враждебно.
На следующий день Галина Сергеевна не вышла из квартиры, когда Анна с Глебом вернулись с прогулки. И на следующий тоже. Наступило странное перемирие — соседка делала вид, что Анны не существует.
«Ну и отлично», — думала Анна, протирая колёса коляски у входа в подъезд и продолжая мыть пол в тамбуре по своему графику. Напряжение немного спало, и она почувствовала, как возвращаются силы и желание что-то делать.
Однажды вечером, когда Глеб уже спал, а Вадим задерживался на работе, в дверь осторожно постучали. Анна открыла и увидела на пороге Галину Сергеевну. Выглядела соседка необычно — потухшая, осунувшаяся.
— Анна, — тихо сказала она. — Можно вас на минутку?
— Конечно, — Анна пропустила соседку в прихожую. — Проходите на кухню.
Галина Сергеевна села за стол, сложив руки на коленях. Анна включила чайник, не зная, чего ожидать.
— Я пришла извиниться, — неожиданно сказала соседка, глядя в стол. — Я вела себя… неподобающе.
Анна замерла с чашками в руках.
— Что произошло? — только и смогла спросить она.
Галина Сергеевна вздохнула.
— Моя дочь прилетела из Канады. Внезапно, без предупреждения. Решила сделать сюрприз. И я… я рассказала ей о нашем конфликте. Думала, она меня поддержит. А она…
Соседка подняла глаза на Анну.
— Она сказала, что я превращаюсь в старую сварливую женщину. Что она боится оставить своих детей со мной, потому что я буду придираться к каждому их шагу. Что я… что я одинока и завидую вашей молодости и семейному счастью.
Анна не знала, что ответить. Она поставила перед соседкой чашку чая и села напротив.
— Сначала я обиделась, — продолжала Галина Сергеевна. — Но потом задумалась. И поняла, что она права. Я действительно… завидую. Не сознательно, нет. Но где-то глубоко внутри… Когда я вижу, как вы гуляете с сыном, как ваш муж возвращается с работы, как вы все вместе… Моя жизнь совсем не такая. Муж умер, дети разъехались. У меня только мои ученики и эта квартира.
Она сделала глоток чая.
— Я не оправдываюсь. Просто пытаюсь объяснить. И прошу прощения. За всё.
Анна почувствовала, как раздражение и гнев, копившиеся внутри, медленно отступают.
— Галина Сергеевна, — сказала она. — Я понимаю. Но вы могли просто… общаться с нами. Приходить в гости, разговаривать. Зачем эти придирки?
— Не знаю, — соседка покачала головой. — Наверное, так проще. Придираться, контролировать… Чувствовать, что хоть что-то в этой жизни я могу контролировать.
Они помолчали. За окном падал снег, большими хлопьями оседая на карнизе.
— Знаете, что самое смешное? — вдруг улыбнулась Галина Сергеевна. — Моя дочь предложила мне переехать к ним в Канаду. Насовсем. Они с мужем купили дом с отдельным крылом для меня. Я смогу видеть внуков каждый день.
— Это же замечательно! — искренне обрадовалась Анна. — Вы согласились?
— Пока думаю, — соседка допила чай. — Но, скорее всего, да. Я так скучаю по ним. И Оттава, говорят, красивый город.
— А как же ваша квартира?
— Продам или сдам. Дочь поможет с документами. Но это всё потом, — Галина Сергеевна встала. — Спасибо за чай. И за то, что выслушали.
Анна проводила соседку до двери.
— Вы знаете, — сказала она напоследок. — Давайте начнём с чистого листа. Забудем все обиды.
Галина Сергеевна кивнула и неожиданно легко улыбнулась.
— Я бы этого хотела. И… может быть, иногда вы будете заходить ко мне с Глебом? Пока я ещё здесь.
— Обязательно, — пообещала Анна.
Зима выдалась снежной. Анна с Глебом продолжали гулять, возвращаясь домой румяными и довольными. Галина Сергеевна больше не делала замечаний о грязи в тамбуре — они с Анной договорились убирать по очереди, раз в неделю каждая.
А ещё соседка стала частой гостьей в их доме. Она рассказывала Глебу сказки, учила его простым словам и даже иногда сидела с ним, когда Анне нужно было срочно закончить работу.
— Знаешь, она не такая уж и плохая, — говорила Анна мужу. — Просто одинокая и несчастная.
— Я рад, что вы помирились, — Вадим обнимал жену. — А то я уже думал о переезде.
— Снова? — Анна рассмеялась. — Нет уж, мы только обжились. И мне нравится наш дом.
В конце января Галина Сергеевна сообщила, что приняла решение — она переезжает к дочери. Оформление документов заняло несколько месяцев, и только в апреле она была готова к отъезду.
— Я хочу, чтобы вы кое-что взяли, — сказала она Анне накануне отъезда, протягивая небольшую коробку. — Это мои ёлочные игрушки. Старые, ещё советские. Я собирала их всю жизнь. Хочу, чтобы они остались здесь, в России. И Глебу на память.
Анна с трепетом открыла коробку. Внутри лежали стеклянные шары, домики, фигурки — хрупкое наследие ушедшей эпохи.
— Спасибо, — сказала она, растроганно разглядывая содержимое. — Это очень ценный подарок.
Галина Сергеевна пожала плечами.
— В самолёт их не возьмёшь, разобьются. А выбросить рука не поднимается.
Анна заметила, как за показной практичностью соседка прячет настоящие чувства, но не стала это комментировать.
Прошло два месяца с отъезда Галины Сергеевны. В её квартиру въехала молодая пара — Кирилл и Марина. Они редко бывали дома, работали допоздна, а по выходным уезжали за город. Тамбур подолгу оставался чистым, но никто его не мыл.
— Может, стоит поговорить с ними насчёт уборки? — спросил как-то Вадим, наблюдая за тем, как Анна в очередной раз моет пол.
— Зачем? — Анна выжала тряпку. — Они почти не бывают дома. Я и сама справляюсь.
Вадим смотрел на жену с недоумением.
— Ты не перестаёшь меня удивлять. После всех претензий Галины Сергеевны…
— А знаешь, я скучаю по ней, — неожиданно сказала Анна. — Она была невыносимой занудой, но с ней было… живо. Эти новые соседи — словно призраки. Здороваются через раз.
Вадим покачал головой.
— Ты неисправима. Тебе не угодишь.
— Дело не в этом, — Анна убрала швабру в угол. — Просто в какой-то момент я поняла, что Галина Сергеевна — часть нашей жизни. Как погода, как пятно на потолке в ванной. Бесила, раздражала, но была постоянной. А теперь её нет, и кажется, будто что-то нарушилось.
Вадим засмеялся.
— Это называется «стокгольмский синдром».
— Называй как хочешь, — Анна вошла в квартиру. — Просто иногда я ловлю себя на мысли, что прислушиваюсь — не скрипнет ли её дверь. Не выйдет ли она с очередной претензией.
— Ну, можем пригласить свою маму пожить с нами, — усмехнулся Вадим. — Она тоже умеет делать замечания.
Анна бросила в него кухонным полотенцем.
— Типун тебе на язык! Хватит с меня одной надзирательницы.
Через полгода от Галины Сергеевны пришло письмо. Формальное, сухое, без лишних сантиментов. Она сообщала, что благополучно устроилась в Канаде, учит английский и помогает с внуками. В конце была приписка: «Надеюсь, вы поддерживаете чистоту в тамбуре».
Анна рассмеялась, показав письмо мужу.
— Ничто не меняется, а? Даже через океан она контролирует.
— Ты ответишь?
Анна задумалась, глядя на бумагу.
— Нет. Зачем? Она прошлая глава. Мы с ней немного помирились в конце, и на этом всё. Не нужно тянуть этот хвост за собой.
Вадим кивнул, соглашаясь.
— Ты права. Для неё мы тоже прошлая глава. Просто дань вежливости.
Письмо отправилось в мусорное ведро. Жизнь продолжалась. Глеб научился ходить, начал говорить первые слова. Соседи сменились ещё раз — на этот раз въехала семья с двумя подростками. Они оказались шумными, но дружелюбными.
А коробка с ёлочными игрушками так и стояла на антресолях, покрываясь пылью. Анна иногда вспоминала о ней, но каждый раз решала: «В следующем году повесим». И каждый раз забывала.
Жизнь шла своим чередом, стирая из памяти ненужные детали и мелкие обиды. От тех нескольких месяцев войны за чистоту тамбура осталась только одна история — о сварливой соседке, которую Анна иногда рассказывала друзьям за бокалом вина, уже без злости, скорее с лёгкой иронией.
А когда их семья наконец переехала в собственный дом, коробка с игрушками так и осталась в старой квартире — забытая в суматохе переезда, как и воспоминания о Галине Сергеевне.