Дом пахнет сиренью. Той самой, что мать любила ставить в вазу на подоконнике. Я шагнула внутрь, прикрыв за собой дверь, и вдохнула глубже. Запах был слабее, чем раньше. Будто дом тоже понемногу забывал.
Прошло всего несколько месяцев, а отец уже… Я крепче сжала ремешок сумки. Как можно так быстро? Разве можно просто взять и вычеркнуть человека?
— Лена, ты приехала! — раздался знакомый, но чужой голос.
Я замерла на пороге гостиной.
В мамином кресле сидела женщина.
Она была незнакомкой — но уже слишком «своей». Как будто здесь жила. Как будто у нее было право.
На кофейном столике перед ней стояла чашка — мамина чашка. Фарфоровая, с золотым ободком. Внутри темнела крепкая заварка.
— Лена, познакомься, это Ирина, — улыбнулся отец. — Она помогает мне по хозяйству.
Ирина посмотрела на меня с теплой вежливостью, кивнула.
Мне вдруг стало душно.
— Помогает? — переспросила я, переводя взгляд с отца на нее.
Виктор кивнул, не заметив моего тона.
— Да, да. Знаешь, сколько дел оказалось! Вечно твоя мать всем занималась, а теперь вот… — Он осекся. Спохватился, но было поздно. Слова повисли в воздухе, как занавески на сквозняке.
Я сделала шаг вперед.
— Папа, — голос дрогнул, но я продолжила, — что она делает в мамином доме?
— Лена, ну что ты… — Отец усмехнулся, нервно поправляя манжеты рубашки. — Дом теперь мой.
Я почувствовала, как в ушах зашумело.
— Твой? — переспросила я, глядя на него так, будто впервые вижу.
— Ну да. В наследстве остался мне.
Я даже моргнуть не могла.
— Ты хочешь сказать, что это больше не мамин дом?
Он устало потер переносицу.
— Лена, я понимаю, тебе тяжело. Но я не хочу оставаться один. Мы взрослые люди. Жизнь продолжается.
Я смотрела на него и не верила.
— Продолжается? — прошептала я.
Отец кивнул, а Ирина осторожно поставила чашку обратно на блюдце.
— Я не хочу вмешиваться, Елена, — заговорила она впервые. Голос у нее был тихий, даже немного сочувствующий. — Но, может, нам стоит спокойно поговорить?
Я посмотрела на нее. Спокойно. Значит, она хотела поговорить.
— Хорошо, давайте поговорим, — я выпрямилась, глубоко вдохнула. — Начнем с того, что этот дом — это память. Это история. Это место, где я выросла, где мама провела всю свою жизнь. И теперь, несколько месяцев спустя, я прихожу сюда и вижу, что ее место занято посторонним человеком. Как, по-вашему, мне на это реагировать?
Наступила тишина.
Отец тяжело вздохнул.
— Лена, ты драматизируешь.
— Драматизирую? — горький смешок сам сорвался с губ. — Ты привел сюда чужую женщину, переставил вещи, отдал мамину чашку, и ты называешь это «продолжением жизни»?
Ирина неловко опустила глаза, но отец лишь раздраженно махнул рукой.
— Ну и что? Ты же не думала, что я буду жить один до конца своих дней?
— Думала, что у тебя будет хотя бы капля уважения! — сорвалось у меня.
Он резко поднял голову.
— Ты не имеешь права меня судить.
— Может, и не имею. — Я скрестила руки на груди, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулаки. — Но я имею право сказать, что в этом доме не будет чужих.
— Чужих? — переспросил он, глядя на меня.
— Да, чужих, — твердо повторила я.
Отец усмехнулся, но глаза его вдруг стали темными, как бурное море перед штормом.
— Лена, это мой дом. Я живу, как считаю нужным.
Я закрыла глаза, пытаясь сдержать злость.
— Хорошо, папа. Ты прав. Это твой дом.
Отец замер.
— Но если ты хочешь, чтобы в нем была и я, то эта женщина должна уйти.
В комнате воцарилась тишина.
Ирина медленно поднялась с кресла.
— Виктор, — тихо сказала она, — я, пожалуй, пойду.
Отец обернулся к ней, потом снова на меня.
— Ты правда этого хочешь?
— Да, — сказала я, и голос мой был ровным, твердым.
Он провел рукой по лицу, раздраженно выдохнул, но ничего не сказал.
Я шагнула ближе.
— Ты можешь начинать новую жизнь, как хочешь, но не здесь. Не так.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
Потом коротко кивнул.
Я стояла в дверях и смотрела, как он уходит вместе с Ириной.
Когда дверь закрылась, я вдруг почувствовала, как подкашиваются ноги.
Дом был пуст.
Но он снова был мамин.
Я провела рукой по полке, где стояли ее книги, села в ее кресло и, впервые за долгое время, заплакала.
Я знала, что впереди еще много сложного. Что отец не простит меня сразу.
Но я сделала то, что должна была сделать.
И впервые за долгое время почувствовала себя сильной.
