Свадьба… Какое же это волшебное слово! Даже сейчас, когда прошло уже несколько лет, я вспоминаю тот день с теплом. Дима мой, такой красивый, глаза светятся счастьем, и я… я словно на седьмом небе от счастья. Правда, уже тогда, в ЗАГСе, небольшая, словно тень, тучка омрачила это безоблачное небо. Мама Димы, Тамара Петровна, смотрела на меня так… изучающе, что ли. Не то чтобы враждебно, нет, скорее… как на вещь, которую сын принёс в дом, и она пока не решила, что с ней делать. Ну да ладно, мало ли что покажется в такой волнительный день.
Мы с Димой после свадьбы переехали в его бабушкину квартиру. Не хоромы, конечно, но своя, уютная, светлая. Старенький диванчик, книжные полки еще от бабули остались, на окнах герань – мило, по-домашнему. Я сразу принялась обустраивать наше гнездышко. Хотелось, чтобы Диме было уютно возвращаться домой после работы. Шторки новые повесила, скатерть клетчатую на стол постелила, мамины кружевные салфетки разложила. Думала, Тамаре Петровне понравится – уют ведь в доме всегда ценят. Как же я ошибалась!
Первый визит свекрови… Это был словно экзамен, к которому я не успела подготовиться. Тамара Петровна приехала без предупреждения, как снег на голову, пока Дима был на работе. Я как раз пекла яблочный пирог – запах по квартире чудесный, корицей, ванилью… Звонок в дверь, открываю – на пороге она, королева. В шубе, хоть на улице и весна, сумка – явно дороже моей зарплаты за месяц. И взгляд… оценивающий, пронизывающий.
– Здравствуй, Анечка, – голос вроде бы ласковый, а в глазах лед. – Решила навестить вас, посмотреть, как вы тут устроились.
Проходите, говорю, хоть и сердце екнуло – что-то недоброе почуяла. Проходит она, оглядывается так… словно не в квартиру вошла, а в хлев какой-то. И это при том, что я старалась, честное слово, как пчелка жужжала, чтобы всё чисто, аккуратно было.
– Ну что ж, – изрекает она, проходя в комнату и брезгливо осматривая мебель. – Скромненько. Очень скромненько. Я думала, Дима себе хоть что-то получше найдет для жизни.
Я молчу, что тут скажешь. Скромненько – да, но зато наше. И с любовью обставлено. Видимо, мое молчание ее только раззадорило.
– И это всё, что у тебя есть? – спрашивает, открывая дверцу старенького шкафа в прихожей. – Один чемодан? Так и приехала, голодранка, с одним чемоданом в нашу семью?
Вот тут меня словно кипятком ошпарило. Голодранка… Это как плевок в лицо. Да, не богатая я, родители – учителя простые, квартира – не хоромы царские. Но меня так воспитали – честность, порядочность, образование ценить. Разве это не богатство? Разве любовь к Диме, искренняя, чистая, ничего не стоит?
Я хотела ей ответить, что-то колкое сказать, но горло перехватило от обиды. Просто стою и смотрю на неё, как она мою бедную одежду в шкафу перебирает, будто вши там ищет.
– Мама, – слышу голос Димы из коридора. Как он вовремя! С работы, наверное, пораньше отпросился. – Мам, ты чего тут?
Тамара Петровна тут же меняется в лице, улыбка такая… приторная.
– Да вот, решила помочь Анечке с хозяйством, пока ты на работе. Порядок навести.
Дима смотрит на меня, на маму… Видит, наверное, что «помощь» тут как-то боком вышла. Обнимает меня за плечи, прижимает к себе.
– Мам, у нас всё хорошо. Аня у меня умница, всё успевает. Давай лучше чай попьем, пирог у нас как раз готов.
Тамара Петровна поморщилась, будто ей пирог мой поперек горла встанет. Но за стол села, чай налила, угостилась. Сидит, пьет мелкими глотками, а сама взглядом квартиру сканирует.
– Обои бы тут переклеить, – замечает, отставляя чашку. – Какие-то совсем устаревшие. И мебель… дедовская, что ли? Может, вам деньгами помочь? Купите что-нибудь современное.
Деньгами помочь… Как подачку кинуть. Словно мы тут нищие какие-то, без ее милости пропадем. У меня гордость взыграла.
– Спасибо, Тамара Петровна, – говорю спокойно, хоть внутри всё кипит. – Мы пока сами справляемся. Эта квартира нам дорога, она с историей, как говорится. И мебель нас устраивает. Уютно нам здесь.
Она усмехнулась так… презрительно.
– Уютно в нищете – это не надолго, деточка. Привыкнешь к хорошему – поймешь разницу. Дима мой заслуживает лучшего.
Дима нахмурился.
– Мам, ну хватит. Аня – моя жена, и я люблю её такой, какая она есть. И квартира нам нравится. Не надо нас учить, как жить.
Вот молодец, Дима! Первый раз матери отпор дал. Я аж воспрянула духом. Может, не всё так плохо, может, поставит он маму на место.
Но нет, Тамара Петровна не из тех, кто так просто сдается. Она женщина властная, привыкла всё по-своему вертеть. И решила она из меня «лепить» подходящую невестку. Начала с внешнего вида. Подарки стала дарить – платья, кофточки – всё такое «богатое», блестящее, с рюшечками-бантиками. Не мой стиль совсем. Я люблю простоту, удобство, классику. А она мне – как куклу наряжает, честное слово.
– Ну надень, Анечка, порадуй меня, – уговаривает, глаза сладкие-сладкие. – Тебе так пойдет, будешь выглядеть как настоящая дама.
Надеваю раз для вида, чтобы не обижать её. Она ахает, охает, фотографирует меня на телефон. А я в этом платье чувствую себя как клоун на параде. Не моё это, чужое. Да и не в платьях счастье, разве не так?
Потом за квартиру принялась. Стала приезжать постоянно, без звонка, «помогать». То шторы перевесит, то мебель переставит, то еще чего напридумывает. Всё не так, всё не эдак. Я стараюсь терпеть, улыбаться, кивать. Но внутри всё клокочет. Это мой дом, моё пространство, а она тут хозяйничает, как у себя.
– Анечка, ну что ты всё по-старинке? – говорит как-то, заглянув на кухню, когда я суп варила. – Надо мультиварку купить, посудомойку. Век на дворе двадцать первый, а ты как крестьянка, всё вручную делаешь.
Да зачем мне мультиварка, говорю, я и на плите отлично готовлю. И посуду помыть не трудно, не развалюсь. Нет, не понимает. Для неё главное – чтобы всё «как у людей», чтобы не хуже других, чтобы «не стыдно было показать».
А еще она подружкам своим обо мне рассказывать начала. Им, видимо, скучно без сплетен. Звонит как-то Димина тетя, вроде как невзначай интересуется, как мы живем. А потом так деликатно спрашивает:
– А правда, что Анечка у вас из простой семьи? Не богатая совсем? Ну ничего, главное, что человек хороший. Да?
Вот тебе и «не богатая совсем». Как клеймо приклеили – голодранка! И ходят теперь, шепчутся за спиной, жалеют Диму, что он такую «партию» себе выбрал.
Дима видит, конечно, что я страдаю. Старается поддержать, успокоить.
– Не обращай внимания, – говорит, обнимая меня. – Мама у меня такая, что с неё возьмешь. Перерастет, привыкнет к тебе. Ты только не расстраивайся.
Легко сказать – не расстраивайся. Когда тебя каждый раз тыкают носом в твою «бедность», когда чувствуешь себя чужой в семье мужа, когда каждое слово свекрови – как иголка в сердце. Обидно до слез. Хочется закричать: да что вам всем от меня надо? Я же вас ничем не обидела, люблю Диму всем сердцем, стараюсь быть хорошей женой, хозяйкой. Почему вы меня так ненавидите?
Но молчу, глотаю обиды. Не хочу Диму огорчать, не хочу ссоры между ним и матерью. Терплю, надеюсь, что со временем всё наладится. Наивная…
Кульминацией всего этого кошмара стал день рождения Димы. Юбилей – тридцать лет. Решили отмечать дома, пригласили родных, близких друзей. Я готовилась весь день – стол накрыла, салаты, закуски, торт испекла. Хочется же порадовать Диму, показать гостеприимство.
Гости начали собираться. Всё вроде бы хорошо, весело, поздравления, тосты… Пока не появилась Тамара Петровна. Как всегда – в центре внимания, вся такая из себя – роскошная, недоступная. Поздравляет Диму, целует, обнимает, подарки дарит. А потом взгляд переводит на меня – и улыбка с лица сползает.
– Анечка, – говорит громко, так, чтобы все слышали. – Ты что это сегодня такая… скромная? Платье какое-то серенькое, совсем не праздничное. Неужели не нашла чего-нибудь получше для такого случая?
Я опешила. Платье на мне – новое, красивое, мне очень нравится. Простое, элегантное, не кричащее. Но для Тамары Петровны, видимо, слишком «бедное».
– Тамара Петровна, – говорю стараясь сохранять спокойствие. – Мне кажется, я выгляжу вполне прилично. И главное сегодня – праздник Димы, а не мой наряд.
Она усмехается язвительно.
– Конечно, главное – праздник Димы. Вот только почему-то вокруг него все такие… не яркие женщины. Смотри, Димочка, сколько красавиц вокруг – и Наташа, и Света, и Ирина… Все при параде, как на подбор. А ты… голодранку привел в дом.
Вот тут у меня точно пелена с глаз упала. Голодранка… Она опять это слово сказала. Публично, при всех гостях. Словно плюнула в душу. И тут меня прорвало. Всю обиду, всё унижение, всё терпение – как волна смыло.
Я поднялась со стула, посмотрела прямо в глаза Тамаре Петровне. Голос дрожит немного, но говорю четко, твердо, каждое слово как гвоздь в крышку гроба её высокомерия.
– Да, Тамара Петровна, – говорю. – Я – голодранка. У меня нет богатства такого, как у вас. У меня нет шуб дорогих, бриллиантов, загородных домов. Но у меня есть кое-что гораздо ценнее. У меня есть любовь Димы. Честная, искренняя любовь. И я пришла в ваш дом не за наследством и не за деньгами. Я пришла сюда, чтобы быть любимой и любить. Чтобы создать семью, где ценят не толщину кошелька, а человеческие отношения. И если для вас это ничего не значит, то мне вас жаль. По-настоящему жаль. Потому что вы так и не поняли самого главного в жизни.
Повисла тишина. Все гости замерли, смотрят на нас с открытыми ртами. Даже Тамара Петровна слова потеряла, только губы шевелятся растерянно. А Дима… Дима смотрит на меня с таким уважением, с такой гордостью, каких я еще не видела в его глазах.
Он встает рядом со мной, обнимает за плечи, прижимает к себе.
– Аня права, мама, – говорит твердо. – Я люблю Аню именно за то, какая она есть. За ее доброту, честность, за ее ум и душевную красоту. Деньги – это не главное. Главное – любовь и понимание. И если ты не можешь этого понять и принять, то это твои проблемы, а не наши. Прошу тебя, мама, уважай мой выбор и мою жену. И больше никогда не оскорбляй Аню и нас с ней.
Тамара Петровна сидит побледневшая, словно громом пораженная. Смотрит то на меня, то на Диму. В глазах – смесь гнева, обиды и… непонимания, наверное. Встает медленно из-за стола, берет сумочку, молча направляется к выходу. На пороге останавливается, поворачивается к нам спиной и тихо говорит:
– Как хотите… Живите как знаете. Только потом не жалуйтесь.
И уходит, хлопнув дверью. Гости молчат, не знают, что сказать. Дима крепко держит меня за руку, смотрит с любовью и благодарностью. Я чувствую себя уставшей, но освобожденной. Словно тяжелый камень с души упал.
Вечер продолжился, но уже как-то иначе. Напряжение спало, гости расслабились, стали веселиться искренне. Дима был особенно внимателен ко мне, не отходил ни на шаг. А я поняла – мы выстояли. Выстояли против предрассудков, против несправедливости, против материнского эгоизма. Наша любовь оказалась сильнее всех препятствий.
После этого случая Тамара Петровна стала реже приезжать, звонила холоднее. Обиделась, конечно. Но со временем, как говорится, вода камень точит. Видела она, что Дима счастлив со мной, что мы живем дружно, что в доме у нас – любовь и взаимопонимание. Может, и до нее что-то дошло. Стала понемногу оттаивать. Уже не называет меня «голодранкой», хоть и не расхваливает особо. Приезжает иногда в гости, чай пьем молча. Дима старается сгладить углы, поддерживает нас обеих.
И знаете, я верю, что всё еще наладится. Не станем мы лучшими подругами, наверное, с Тамарой Петровной. Но может, научимся уважать друг друга, ценить то, что нас связывает – любовь к Диме. Ведь семья – это самое важное, разве нет? И не важно, богатый ты или бедный, главное – чтобы в сердце была любовь и тепло. А всё остальное – приложится. Главное – не сдаваться и верить в лучшее. Верить в свою любовь.
