— Мама, хватит ныть! Бабушка тебе не чужая, а ты ведёшь себя так, будто я попросил за соседкой присматривать!
Валентина замерла у плиты, половник в руке задрожал. Щи булькали в кастрюле, но она уже не слышала этого звука — только голос сына, который резал по живому.
— Игорёк, я не ною… Просто устала. Уже третий месяц каждый день: лекарства, процедуры, подгузники…
— А кто, по-твоему, должен этим заниматься? Я на заводе с утра до вечера, у Светки дети маленькие. Ты же на пенсии, времени полно!
Игорь стоял в дверях кухни, широкоплечий, в рабочей куртке, и смотрел на мать так, словно она просила у него что-то неприличное. В его глазах читалось недоумение — как можно вообще обсуждать такие очевидные вещи?
— Игорь, я не против помочь, но может быть, наймём сиделку? Или хотя бы по очереди…
— На какие деньги сиделку? Ты в своём уме? Тысяч пятнадцать в месяц минимум! А зачем, если ты есть?
Валентина поставила половник на стол и обернулась к сыну. В его лице она увидела того же мальчишку, который когда-то требовал: «Мама, дай!», «Мама, сделай!», «Мама, почини!» — и получал всё, что хотел.
— Игорёчка, пойми, мне тоже хочется иногда…
— Чего тебе хочется? — он фыркнул. — В кино сходить? В кафе посидеть? Мам, тебе уже под шестьдесят, о чём ты думаешь?
Эти слова ударили Валентину сильнее, чем она ожидала. «Под шестьдесят.» Словно она уже одной ногой в могиле и может забыть о своих желаниях.
— Я думаю о том, что у меня тоже есть жизнь, — тихо сказала она.
— Есть жизнь? — Игорь усмехнулся. — Мама, твоя жизнь — это мы. Семья. Зинаида Петровна растила меня, когда папы не было дома, теперь твоя очередь отдавать долг.
Валентина вспомнила те годы. Муж Николай действительно пропадал на работе, а свекровь… Да, помогала с ребёнком, но как! Постоянные замечания: «Не так кормишь», «Не так пеленаешь», «Не так воспитываешь». А теперь сын подаёт это как великую жертву.
— Долг, — повторила она. — Значит, я всю жизнь кому-то что-то должна?
— Не кому-то, а семье! — Игорь повысил голос. — Ты обязана заботиться о бабушке! Кто, если не ты? Я что, должен свою работу бросить и памперсы менять?
— А я должна свою жизнь бросить?
— Какую жизнь? — он развёл руками. — Мама, ты медсестрой работала всю жизнь, тебе не привыкать за больными ухаживать!
В этой фразе прозвучало всё — и пренебрежение к её профессии, и уверенность, что раз она умеет, то должна. Валентина сжала края фартука, пытаясь сдержать накипевшее.
— Медсестрой я работала за зарплату, по восемь часов в день. А сейчас я круглосуточная сиделка без выходных и отпусков!
— Ну вот, опять начинается! — Игорь махнул рукой. — Я думал, ты понимаешь, что к чему. Зинаида Петровна не просила болеть, но раз так случилось, мы обязаны…
— Мы? — перебила Валентина. — Или я?
— Ты! Потому что ты женщина, потому что ты её невестка, потому что у тебя есть время и опыт!
Игорь говорил это так убеждённо, что Валентина поняла: он искренне считает себя правым. В его мире женщины должны жертвовать собой, а мужчины — работать и принимать решения.
— Игорь, а если я скажу «нет»?
Сын застыл, словно услышал что-то немыслимое.
— Что значит «нет»? Ты же не бросишь больную старушку?
— Я говорю о том, что устала быть удобной для всех. Сначала для твоего отца, потом для тебя, теперь для Зинаиды Петровны.
— Мама, ты что несёшь? — голос Игоря дрогнул. — Мы же семья! Семья помогает друг другу!
— Помогает? — Валентина горько улыбнулась. — А когда мне последний раз кто-то помогал?
Повисла тишина. Игорь смотрел на мать растерянно, словно она вдруг заговорила на иностранном языке.
— Завтра везёшь бабушку на обследование в районную больницу, — наконец сказал он. — Врач сказал, нужно сделать кардиограмму. И больше никаких глупостей, хорошо?
Он развернулся и вышел, оставив Валентину наедине с булькающими щами и горьким осознанием того, что в глазах собственного сына она давно перестала быть человеком со своими желаниями и правом на выбор.
На следующее утро Валентина встала в половине седьмого, как обычно. Зинаида Петровна просыпалась рано и сразу требовала внимания.
— Валенька! Валенька! Где ты ходишь? У меня таблетки кончились!
Валентина натянула халат и пошла в комнату свекрови. Та лежала в кровати, окружённая горой подушек, и смотрела на невестку с видом страдающей мученицы.
— Зинаида Петровна, таблетки на тумбочке, в жёлтой коробочке.
— Какие таблетки? Я про сердечные говорю! От давления! Ты что, не понимаешь?
Валентина молча подошла к комоду, достала нужное лекарство. За три месяца такой жизни она выучила назубок все препараты свекрови, их дозировки и время приёма.
— Вот, принимайте. Завтрак буду готовить.
— Подожди! — Зинаида Петровна схватила её за руку. — А компрессионные чулки? Ноги опять отекают! И поменяй мне бельё, вчерашнее неудобное.
Валентина начала привычную процедуру. Надевать чулки на отёкшие ноги восьмидесятидвухлетней женщины — занятие не из приятных, но она делала это каждый день, стиснув зубы.
— Осторожнее! Больно же! — ворчала свекровь. — У тебя руки как деревянные! Вот Лидочка из соседнего подъезда говорит, у них сиделка такая ласковая, нежная…
«А почему бы тебе к этой ласковой сиделке не перебраться?» — подумала Валентина, но вслух сказала только:
— Завтрак что будете? Кашу или творог?
— А что, молока нет? Я ведь просила вчера молока купить!
— Есть молоко. Сделаю молочную кашу.
— Только не сладкую! Мне сахар нельзя! И соли поменьше! И чтобы не подгорела, как в прошлый раз!
Валентина кивнула и пошла на кухню. Стоя у плиты, она посмотрела в окно на соседний двор, где женщина её возраста развешивала бельё и о чём-то смеялась с соседкой. Когда это она, Валентина, в последний раз смеялась?
Раньше, когда работала в поликлинике, у неё были подруги. Наташа из процедурного кабинета, Люся из регистратуры… Они ходили вместе на обед, делились новостями, жаловались на мужей. Обычная жизнь обычных женщин.
А теперь? Теперь её день расписан по минутам: подъём, лекарства, завтрак, процедуры, прогулка во дворе с коляской, обед, снова лекарства, ужин, вечерние таблетки. И так изо дня в день.
— Валя! Каша готова? А то я уже совсем обессилела!
— Несу! — откликнулась она и подумала, что ещё месяц назад никто не называл её просто «Валя». На работе — «Валентина Михайловна», для сына — «мама», для внуков — «бабуля». А теперь она просто «Валя» — удобный человек для выполнения поручений.
Принесла завтрак, усадила свекровь поудобнее, дала ей пульт от телевизора.
— Сегодня поедем в больницу, — сказала Валентина. — Игорь сказал, нужно кардиограмму сделать.
— Опять эта больница! — скривилась Зинаида Петровна. — Замучили со своими обследованиями! А ты не забудь мне сменную обувь взять и платок головной — в больнице сквозняки.
Валентина молча собирала сумку для поездки и думала о том, что скоро ей самой понадобится врач — от такой жизни нервы расшатываются.
В районной больнице пахло хлоркой и старыми бинтами — запах, который Валентина помнила по своей работе. Зинаида Петровна медленно передвигалась с ходунками, постоянно останавливалась и вздыхала.
— Устала уже! Эти врачи специально в самый дальний кабинет направление дают!
— Потерпите, уже близко, — Валентина поддержала свекровь под руку.
— А ты не толкай меня! У меня давление от волнения поднимается!
Они дошли до кабинета кардиолога и устроились в очереди. Зинаида Петровна тут же принялась жаловаться соседке по скамейке на невестку:
— Представляете, говорит мне: «Может, сиделку наймём!» А на какие деньги? Сын на заводе работает, не миллионы получает! Вот и приходится мне на её халатность глаза закрывать.
Валентина сжала ручки сумки. Халатность? Она что, плохо ухаживает?
— А невестка молодая? — поинтересовалась соседка.
— Да какая молодая! Под шестьдесят уже! Только ленивая стала, всё ей не так, всё не эдак.
«Под шестьдесят.» Опять эти слова. Валентина отвернулась к окну, чтобы не слышать продолжения разговора.
— Следующий! — из кабинета вышла медсестра.
Дверь открылась, и Валентина увидела мужчину в белом халате. Высокий, седоватый, с внимательными глазами… Сердце пропустило удар.
— Анатолий? — выдохнула она.
Врач поднял голову от бумаг и замер.
— Валя? Валентина?
Они смотрели друг на друга через тридцать семь лет разлуки. Он постарел, конечно, но глаза остались теми же — добрыми, умными. А в них сейчас читалось такое удивление и радость, что у Валентины защемило в груди.
— Проходите, пожалуйста, — Анатолий профессионально взял себя в руки, но голос дрогнул.
Зинаида Петровна ничего не заметила, она была занята устройством на кушетке и жалобами на одышку.
— Доктор, у меня сердце совсем плохое! Невестка не понимает, как мне тяжело! Вот скажите ей, что больному человеку нужен покой и внимание!
— Конечно, — кивнул Анатолий, не сводя глаз с Валентины. — Сейчас послушаем, сделаем кардиограмму.
Пока он проводил обследование, Валентина стояла у стены и не могла поверить в происходящее. Толя! Её Толя, которого она любила в молодости всем сердцем, пока родители не разлучили их…
— Сердце в целом неплохое для вашего возраста, — сказал он свекрови. — Небольшая аритмия, но это не критично. Будем корректировать лечение.
— А что с одышкой? — забеспокоилась Зинаида Петровна.
— Больше гуляйте на свежем воздухе. И… — он посмотрел на Валентину, — постарайтесь не нервничать. Стрессы плохо влияют на сердце.
Когда обследование закончилось, Анатолий проводил их до двери.
— Валентина Михайловна, — официально сказал он, — если будут вопросы по лечению, я принимаю каждый день до пяти.
В его голосе прозвучало приглашение, которое поняла только она.
— Спасибо, доктор, — тихо ответила Валентина.
По дороге домой Зинаида Петровна не замолкала:
— Хороший врач! Внимательный! Не то что участковый наш — вечно торопится. А этот всё объяснил, посоветовал… Валя, ты что молчишь? Опять дуешься?
— Не дуюсь, думаю.
— О чём тебе думать? О том, как лучше за мной ухаживать?
Валентина не ответила. Она думала о том, как Анатолий смотрел на неё. В его взгляде не было жалости к «женщине под шестьдесят». Было что-то другое — то же чувство, что и когда-то, тридцать семь лет назад.
Дома, укладывая свекровь на дневной отдых, Валентина поймала себя на том, что смотрит в зеркало. Когда это она перестала замечать своё отражение? Волосы седые, правда, но ещё густые. Морщинки есть, но лицо не старческое. Фигура… ну да, не девичья, но и не развалина.
— Валя! — окликнула из спальни Зинаида Петровна. — Принеси мне водички! И таблетку от головы!
«А что, если я скажу — принеси сама?» — мелькнула дерзкая мысль. Но Валентина, как всегда, пошла выполнять просьбу.
Только теперь в голове звучал голос Анатолия: «Если будут вопросы… я принимаю каждый день до пяти.»
Три дня Валентина мучилась, а на четвёртый не выдержала. Сказала Зинаиде Петровне, что идёт в аптеку за лекарствами, и направилась в больницу.
Анатолий принимал последнего пациента. Увидев её в дверях, он попросил медсестру отменить следующий приём.
— Валя… Я не мог поверить, что это ты. Столько лет искал!
— Искал? — она опустилась на стул напротив его стола.
— Конечно! После того как ты исчезла… Твоя мать сказала мне, что ты вышла замуж и уехала, больше ничего не объяснила.
— Мама говорила, что ты уехал учиться и забыл про меня, — шёпотом произнесла Валентина.
Анатолий тяжело опустился в кресло.
— Я приезжал к тебе три раза! В первый раз твоя мать сказала, что ты не хочешь меня видеть. Во второй — что у тебя уже есть жених. В третий раз узнал, что ты вышла замуж за того парня с завода…
— Николая, — кивнула Валентина. — Мама сказала, что ты больше никогда не приедешь, что у таких, как ты, будущих врачей, есть дела поважнее деревенских девчонок.
— Господи! — Анатолий схватился за голову. — Сколько лет потеряно! А я думал, что недостаточно хорош для тебя, раз ты предпочла другого.
Они молчали, переваривая горькую правду о том, как родительская «забота» разрушила их любовь.
— Валя, а ты… ты счастлива была в браке?
Валентина горько улыбнулась.
— Счастлива? Николай был неплохим человеком, но… Мы жили как соседи. Он работал, я работала, потом родился Игорь. Обычная семья. А после смерти мужа я стала нянькой для всех подряд.
— Дети есть ещё?
— Только Игорь. И тот считает меня чем-то вроде домашней прислуги. Сейчас заставляет ухаживать за его бабушкой — моей свекровью. Говорит, это мой долг.
Анатолий внимательно посмотрел на неё.
— А ты что думаешь?
— Я? — Валентина растерялась. — Давно уже никто не спрашивал, что я думаю. Все только говорят, что я должна.
— Валя, мне пятьдесят восемь лет. Всю жизнь работал, делал карьеру, но так и не женился. Знаешь почему?
Она покачала головой.
— Потому что сравнивал всех с тобой. И теперь, когда встретил тебя снова… Валя, а что если мы попробуем начать сначала?
Валентина почувствовала, как сердце забилось, словно ей снова восемнадцать. Но тут же на память пришёл голос Игоря: «Мама, тебе уже под шестьдесят, о чём ты думаешь?»
— Толя, я уже не та девочка…
— И я не тот мальчишка. Но чувства… они остались теми же, правда?
Да, остались. Все эти годы, через замужество, материнство, вдовство — где-то глубоко в сердце жила память о единственной настоящей любви.
— Но я не могу просто взять и уйти. У меня обязательства…
— Какие обязательства? Ухаживать за свекровью, которая тебя не ценит? Обслуживать сына, который считает это само собой разумеющимся?
— Игорь говорит, что семья — это святое…
— А ты сама что говоришь?
Валентина задумалась. Что она говорит? А ничего не говорит. Всю жизнь слушала, что ей говорят другие.
— Валя, послушай меня, — Анатолий наклонился к ней. — Через месяц я получаю предложение о работе в кардиоцентре в областном центре. Хорошая зарплата, квартира. Поедешь со мной?
— Ты что! Как я могу? А Зинаида Петровна? А Игорь?
— А ты? Когда наконец будет «а ты»?
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и вошёл Игорь.
— Мама! Я везде тебя ищу! Что ты здесь делаешь?
Валентина вскочила, как провинившаяся школьница.
— Игорёк, я… консультировалась насчёт бабушкиного лечения…
— Полчаса консультировалась? — он подозрительно посмотрел на врача, потом на мать. — А бабушка дома одна сидит, воды попросить некому!
— Молодой человек, — вмешался Анатолий, — ваша мать имеет право на личное время.
— А вы кто такой, чтобы мне указывать? — огрызнулся Игорь. — Мама, пойдём домой. Бабушка уже места себе не находит.
Валентина посмотрела на Анатолия, потом на сына. В глазах врача читалась надежда, в глазах сына — раздражение и непонимание.
— Иду, — тихо сказала она.
— Валентина Михайловна, — официально произнёс Анатолий, — моё предложение остаётся в силе. Подумайте.
Игорь нахмурился.
— Какое ещё предложение? Мама, о чём он говорит?
— Ни о чём, сынок. Идём.
По дороге домой Игорь не выдержал:
— Мама, что за театр в больнице? Зачем тебе этот врач?
— Мы… мы знакомы давно.
— Знакомы? И что дальше? Мама, ты же понимаешь, что у тебя есть обязательства? Бабушка без тебя пропадёт!
— А если я скажу, что хочу жить своей жизнью?
Игорь остановился как вкопанный.
— Какой своей жизнью? Мама, тебе скоро шестьдесят! Какая там жизнь? Ты должна о семье думать, а не о каких-то глупостях!
— Глупостях? — Валентина почувствовала, как в груди разгорается что-то горячее и злое. — Моё желание быть счастливой — это глупости?
— Счастливой? — Игорь фыркнул. — Мама, в твоём возрасте о счастье не думают. Думают о том, как семье помочь!
— А кто поможет мне?
— Что значит — поможет? Тебе помощь не нужна! У тебя квартира есть, еда есть, о чём ещё думать?
Валентина смотрела на сына и понимала, что он искренне не понимает, о чём она говорит. Для него она давно перестала быть живым человеком с желаниями и мечтами.
— Игорь, а что если я просто уеду?
— Куда уедешь? С ума сошла? А бабушка как? Я же не могу её одну оставить!
— Тогда найми сиделку.
— На какие деньги? Мам, хватит дурь пороть! Пошли домой, а то бабушка нас уже заждалась!
Но Валентина больше не пошла. Она стояла посреди двора и впервые за много лет чувствовала, что имеет право сказать «нет».
— Мама, что ты встала как памятник? Пошли домой! — Игорь взял её за руку.
Валентина мягко, но решительно высвободилась.
— Нет, Игорь. Не пойду.
— Как это не пойдёшь? Ты что, совсем рехнулась?
— Я еду с Анатолием. Он предложил мне работу и… новую жизнь.
Игорь открыл рот, но несколько секунд не мог произнести ни слова.
— Мама! Ты что творишь? А бабушка? А я? А семья?
— А я, Игорёк? Когда последний раз кто-то спросил, чего хочу я?
— Да какое твоё «хочу»? Ты мать! Ты должна…
— Должна, должна, должна! — перебила его Валентина. — Всю жизнь кому-то должна! Твоему отцу, тебе, свекрови. А когда я буду жить для себя?
— В твоём возрасте поздно о себе думать!
— В моём возрасте как раз пора начать! — голос Валентины зазвенел. — Мне пятьдесят восемь, а не восемьдесят! Я ещё могу быть счастливой!
— Ты предаёшь семью! — Игорь был в отчаянии. — Что я Зинаиде Петровне скажу?
— Скажи правду. Что твоя мама наконец вспомнила, что она тоже человек.
— Мама, опомнись! Этот врач закружил тебе голову, а потом бросит! И что тогда?
Валентина посмотрела на сына долгим взглядом.
— Игорь, знаешь, в чём разница между нами? Ты боишься, что меня бросят. А я боюсь, что если не рискну сейчас, то так и умру, никогда не узнав, что такое настоящее счастье.
— Но бабушка же пропадёт без тебя!
— Не пропадёт. Наймёшь сиделку. Или отвезёшь в частный пансионат. Деньги найдутся, когда придётся.
— На какие деньги? У меня зарплата копеечная!
— Продай мою долю в квартире. Её хватит на несколько лет хорошего ухода.
Игорь побледнел. Он привык, что мать будет бесплатно решать все семейные проблемы.
— Мама, ты не можешь так поступить! Я же твой сын!
— Именно поэтому я и говорю тебе честно, — Валентина достала из сумки ключи от квартиры и протянула их сыну. — Прощай, Игорёк. Когда поймёшь, что мать — тоже человек, позвони. Я буду ждать.
— Мама! — крикнул он ей вслед. — Ты пожалеешь! Вернёшься на коленях!
Но Валентина уже не оборачивалась. Она шла к больнице, к Анатолию, к новой жизни. Впервые за много лет она чувствовала себя не «удобной мамой» или «безотказной невесткой», а просто Валей — женщиной, которая имеет право на счастье.
В кармане зазвонил телефон. Игорь. Валентина посмотрела на экран и нажала кнопку отклонения звонка.
Зинаида Петровна подождёт. Игорь разберётся. А она, Валентина, впервые за тридцать семь лет идёт туда, где её ждут не из-за её полезности, а из-за неё самой.
Доктор Анатолий Сергеевич закрывал кабинет, когда увидел её в дверях.
— Валя? Ты решила?
— Решила, — твёрдо сказала она. — Когда едем?
И впервые за много лет Валентина улыбнулась не из вежливости, а от настоящего счастья.
