Старые часы в прихожей показывали 6:15. Анна села на краешек кухонного стула, прислушиваясь к звукам спящей квартиры. На кухне пахло вчерашним ужином и сыростью от подтекающего крана. Кран капал уже третью неделю — Владимир всё обещал вызвать сантехника, но каждый раз находил причину отложить.
В тусклом свете утра кухня казалась особенно унылой. Обои в мелкий цветочек, выцветшие у окна, старый холодильник «Атлант» с облупившейся ручкой, пожелтевший потолок с разводами от соседского потопа. На подоконнике умирал столетник — третий за год. У Анны никогда не получалось сохранить цветы живыми дольше пары месяцев.
Она механически поправила ворот застиранного халата, который остался ещё с прошлой жизни — той, где она работала в туристической фирме и мечтала открыть собственное агентство. Четыре года назад. Теперь халат стал ей немного велик.
Включив чайник, Анна достала из шкафчика пачку «Принцессы Нури» — самый дешёвый чай в «Пятёрочке». Владимир пил только кофе, определённой марки, определённой крепости. Она давно выучила пропорции: три ложки на турку, добавить после второй пенки, ни в коем случае не передержать.
Владимир вышел из спальни раньше обычного. Анна вздрогнула, расплескав кипяток. Он появился в дверном проёме — уже в свежей рубашке, выглаженной вчера до хруста. В тонкую полоску, с запонками — сегодня важная встреча.
— Завтрак? — его голос звучал обманчиво спокойно.
— Сейчас, — Анна метнулась к холодильнику. — Омлет или яичницу?
— Я же говорил вчера. Ты не слушаешь? — он присел за стол, достал телефон. Дорогой «Самсунг» в кожаном чехле тихо звякнул о столешницу.
Конечно, омлет. По четвергам всегда омлет, с сыром и помидорами. Как она могла забыть? Анна достала яйца, стараясь не греметь дверцей холодильника.
Владимир пролистывал новости, изредка хмыкая. На запястье поблёскивали часы — подарок от начальства за удачно проведённую сделку. Он часто рассказывал эту историю гостям, упоминая сумму с нарочитой небрежностью.
— Соль забыла, — он отодвинул тарелку, не притронувшись к омлету. — И кофе слишком горячий.
Анна молча поставила солонку. Спорить бесполезно — проверено десятками таких же утр.
Допив остывший кофе, он поднялся. Знакомый ритуал: проверить телефон, поправить запонки, мельком глянуть в зеркало в прихожей. Ключи от «Камри» звякнули о столешницу — он всегда так делал перед уходом.
— Список покупок на холодильнике, — бросил он уже от двери. — Чеки не забудь.
Щелчок замка. Звук шагов по лестнице. Тишина.
В раковине остался нетронутый омлет. Анна собрала крошки со стола бумажной салфеткой, протёрла столешницу. За окном серело октябрьское утро, моросил дождь. На стекле остались разводы от недавней попытки помыть окна.
На холодильнике магнитом была прикреплена записка с цифрами — список разрешённых трат на неделю. «Пятёрочка» — 5000, аптека, хозтовары — 800. Каждый чек нужно сохранять, каждую копейку объяснять. На обратной стороне листка виднелись следы стёртых цифр — предыдущий список, ещё более скромный.
Телефон на кухонной тумбочке завибрировал. Кнопочная «Нокиа» — смартфон он забрал ещё год назад, когда случайно увидел переписку с подругой. Номер подруги она знала наизусть, вносить его в список контактов было нельзя. Анна помедлила секунду, прежде чем нажать зелёную кнопку.
— Ты сегодня сможешь? — голос Марины звучал приглушённо.
Анна прикрыла дверь кухни, хотя в квартире никого не было. Привычка.
— В три, у «Пятёрочки», — она говорила почти шёпотом. — Только недолго. Мне ещё в химчистку надо, забрать его костюм.
Положив трубку, Анна посмотрела на своё отражение в оконном стекле. Под глазами залегли тени, в уголках губ появились морщинки. Тридцать два года, а выглядит на все сорок. Она помнила фотографию матери в этом возрасте — та казалась такой молодой, улыбалась, держа в руках охапку сирени. Фотография осталась в старой квартире, вместе с другими вещами «прошлой жизни».
До встречи оставалось шесть часов. Анна достала из шкафа потрёпанный ежедневник в коричневой обложке — единственное, что осталось со времён работы в турфирме. Раньше она записывала туда встречи с клиентами, теперь — список дел на день. Владимир мог проверить в любой момент.
Плита требовала внимания — въевшийся жир не отмывался обычным средством. Анна надела резиновые перчатки, начала оттирать пятна. Монотонные движения успокаивали. Вперёд-назад, по кругу, снова вперёд. Мысли текли неторопливо.
Вспомнился вчерашний разговор с соседкой, Верой Павловной. Та стояла у почтовых ящиков, разбирала квитанции.
— Что-то мужа твоего давно не видно, — сказала она будто между делом.
— Работает много, — привычно ответила Анна.
— А ты всё дома? — в голосе соседки мелькнуло что-то похожее на сочувствие. — Молодая ведь совсем.
Анна промолчала, торопливо открыла ящик, достала газету «Моя семья» — единственное, что разрешал выписывать Владимир. Поднимаясь по лестнице, слышала, как Вера Павловна что-то говорит другой соседке. Слов было не разобрать, но интонацию она знала — так говорят о больных или неудачниках.
В начале второго Анна начала собираться. Надела единственные приличные джинсы, купленные ещё до свадьбы, серую водолазку, потёртую ветровку. Критически осмотрела себя в зеркале прихожей. Со стены смотрела усталая женщина с гладко зачёсанными волосами. Раньше они вились, падали на плечи — Владимир настоял на короткой стрижке, «так аккуратнее».
На остановке было пусто. Анна села на скамейку, достала телефон — проверить время. 14:40. Маршрутка опаздывала. Рядом присела женщина с объёмными пакетами из «Фикс Прайса». Засунула руку в карман куртки, выудила мятую пачку «Явы», закурила.
— Угостить? — протянула пачку Анне.
Она помотала головой. Вспомнилось, как курила в институте, тайком, с девчонками за общежитием. Владимир бы никогда…
Маршрутка подкатила рывком, обдав их выхлопными газами. Водитель — немолодой узбек в потёртой кожанке — приветливо кивнул. Анна достала мелочь, отсчитала тридцать пять рублей. В салоне пахло бензином и жвачкой.
«Пятёрочка» на углу Ленина и Гагарина выглядела как близнец тысяч других магазинов — те же красные буквы, те же тележки у входа, тот же автомат с незамерзайкой у крыльца. Марина уже ждала, переминаясь с ноги на ногу. На ней было новое пальто цвета карамели и яркий шарф.
— Зайдём внутрь? — Марина кивнула на двери магазина. — Холодно. Нашла квартиру, — сказала Марина после паузы. — В Купчино, однушка. Хозяйка согласна без договора, только паспорт. Первый взнос я одолжу.
Анна замерла, чай в стаканчике дрогнул.
— Документы… они в сейфе, в кабинете.
— Господи, Анька! — Марина схватила её за плечи. — Это твои документы! Не его! Ты что, не понимаешь?
Мимо прошла женщина с ребёнком. Мальчик лет пяти канючил, требовал купить чупа-чупс. Анна машинально отступила в тень козырька магазина.
— Я не могу, — голос звучал глухо. — Он всё продумал. Карточек нет, денег нет, телефон…
— У меня есть план, — перебила Марина. — Я всё узнала. Есть организация, помогают таким как ты. Бесплатно. Психолог, юрист…
Анна посмотрела по сторонам. Кто-то мог услышать. Кто-то мог рассказать. У Владимира везде знакомые — в банке, в полиции, в администрации.
— Мне пора, — она сунула недопитый чай Марине. — В химчистку опоздаю.
— Анька, стой! — Марина достала из кармана маленькую картонку. — Возьми хотя бы телефон. Это горячая линия. Круглосуточно.
Анна механически сунула визитку в карман куртки. Она знала — дома проверит каждый шов, каждую складку. Нельзя оставлять улик.
Маршрутка тряслась на ухабах. За окном проплывал серый город — облезлые фасады, рекламные щиты, вереницы машин. На светофоре остановились возле ювелирного магазина. Анна вспомнила своё обручальное кольцо — тонкое, скромное. «Зато своё, не в кредит,» — сказала тогда мама. Мама не знала. Никто не знал.
Химчистка встретила её резким запахом растворителя. За стойкой дремала пожилая женщина в синем халате, на бейджике значилось «Тамара». На стене висел календарь с видами Санкт-Петербурга, замерший на августе.
— Квитанция девятьсот двенадцать, — Анна протянула мятый розовый листок.
Тамара неторопливо побрела в подсобку. Костюм висел в прозрачном пакете — тёмно-синий, в тонкую полоску. Любимый костюм Владимира для важных встреч. Она машинально провела рукой по ткани, проверяя качество чистки.
— Три тысячи двести, — Тамара щёлкала кнопками на старом кассовом аппарате.
Анна достала конверт с деньгами. Владимир всегда выдавал точную сумму, но сегодня в конверте было больше — она экономила на обедах, откладывая по пятьдесят, по сто рублей. Мелочь приходилось прятать в старой банке из-под кофе, за мешками с крупой.
Пока Тамара отсчитывала сдачу, в кармане куртки что-то кольнуло. Визитка. Анна сжала пальцы, края картонки впились в ладонь.
— Распишитесь, — Тамара подвинула журнал.
Анна замерла. В графе «Клиент» уже стояла размашистая подпись Владимира — он сам сдавал костюм неделю назад. Она попыталась скопировать знакомый росчерк, рука дрожала.
На улице моросил дождь. Анна прижала к себе пакет с костюмом, стараясь не намочить. До дома оставалось минут сорок, если на маршрутке. Но вместо остановки она свернула во двор, где между гаражами пряталась старая беседка. Здесь собирались местные алкоголики, но сейчас было пусто.
Визитка оказалась простой, без лишних букв. Только номер телефона и надпись: «Когда молчать больше нельзя». Анна достала «Нокию», набрала номер. Палец завис над кнопкой вызова.
В этот момент телефон завибрировал. На экране высветилось «Володя».
— Да? — голос предательски дрогнул.
— Ты где? — в трубке шумел офисный фон, звонили телефоны.
— В химчистке, забираю костюм.
— А Марина как поживает?
Анна похолодела. В трубке повисла тишина, только гудели на заднем плане голоса.
— Я… — начала она.
— Жди дома, — отрезал он. — Разберёмся.
Гудки. Анна сжала телефон. Он знал. Всё это время знал. Следил? Кто-то доложил?
Ноги стали ватными. Она опустилась на скамейку, не обращая внимания на сырые доски. Перед глазами всплыло лицо Марины: «Это твои документы! Не его!»
Домой Анна шла пешком, почти не глядя по сторонам. В голове крутились обрывки мыслей. Надо собрать вещи. Надо позвонить маме. Надо…
У подъезда стояла его «Камри». Слишком рано. Он никогда не приезжал так рано.
Анна поднялась на второй этаж. Ключ дважды царапнул замочную скважину, прежде чем попал в паз. В прихожей горел свет.
Владимир сидел на кухне, перед ним лежал её ежедневник. Страницы были вырваны, на столе валялись клочки бумаги с записями.
— Проходи, — он даже не повернул головы. — Рассказывай.
Анна прислонила пакет с костюмом к стене. Пальцы нащупали в кармане визитку.
— Что рассказывать? — собственный голос показался чужим.
— Всё, — он развернулся. — Про встречи с подружкой. Про квартиру в Купчино. Про то, как деньги воровала.
Последнее слово он выделил. Анна моргнула. За окном мигнула вывеска «Продукты», окрасив кухню красным светом.
— Я не воровала, — тихо сказала она. — Это мои деньги. На обедах экономила.
Владимир хмыкнул. Взял со стола телефон — её «Нокию».
— Мои, — передразнил ее. — Сколько лет вместе живём? — спросил он почти ласково. — Четыре? Пять? А ты всё не поймёшь.
Он встал, шагнул к ней. Анна невольно отступила к двери.
— Куда собралась? К мамочке? Или к Маринке? — Владимир говорил тихо, почти шёпотом. — Думаешь, справишься? Без денег, без работы? Кому ты нужна?
Анна почувствовала спиной холод батареи. Отступать было некуда.
— Я… — начала она.
— Молчи, — оборвал он. — Завтра поедешь, напишешь заявление. На Маринку. За мошенничество. Она же тебя на деньги развела, да? На съём квартиры?
Он положил перед ней лист бумаги и ручку. Анна смотрела на белый прямоугольник, не понимая.
— Не буду, — слова вырвались сами собой.
Владимир замер. Его рука медленно сжалась в кулак.
— Что ты сказала?
— Не буду, — повторила она громче. — Это неправда.
Он ударил кулаком по столу. Подпрыгнула солонка, рассыпая соль.
— Ты… — начал он.
Звонок в дверь прервал его на полуслове. Долгий, требовательный звонок.
— Участковый, откройте!
Владимир одёрнул рубашку, расправил плечи. В прихожей щёлкнул замок.
— Добрый вечер, лейтенант Смирнов, — голос Владимира звучал спокойно, даже приветливо. — Что-то случилось?
— Жалоба от соседей. Шум, крики.
Анна слышала, как муж хмыкнул:
— Да телевизор громко включили, сериал смотрели. Правда, Ань?
Она вышла в прихожую. Участковый — совсем молодой, с едва пробивающимися усиками — скользнул по ней равнодушным взглядом.
— Так всё в порядке? — он уже доставал потрёпанный блокнот. — Распишитесь, что претензий нет.
Владимир взял протянутую ручку. Анна смотрела, как он выводит размашистую подпись. На безымянном пальце тускло блеснуло обручальное кольцо.
— И вы, гражданка, распишитесь.
Она механически поставила закорючку. Пальцы дрожали.
— В следующий раз телевизор потише делайте, — буркнул участковый. — А то соседи покоя не дают. Который раз уже вызывают.
Дверь закрылась. В подъезде затихли шаги.
Владимир медленно повернулся к ней. Его губы искривились в улыбке:
— Значит, соседи пожаловались?
Анна попятилась на кухню. В горле пересохло.
— Это не я…
— Конечно не ты, — он шагнул следом. — Ты у нас тихая. Послушная.
За окном мигнула вывеска «Продукты», на секунду окрасив кухню красным.
— Володя…
Удар пришёлся в скулу — не сильный, но обидный. Она прикусила щёку, во рту появился солоноватый привкус.
— Чтоб больше никаких участковых, — процедил он. — Поняла?
Анна кивнула, глотая слёзы.
— А теперь иди, приведи себя в порядок. И ужин разогрей.
Она заперлась в ванной, включила воду. В зеркале отражалось припухшее лицо с красным пятном на скуле. К утру будет синяк. Придётся доставать тональный крем.
В кармане куртки, брошенной на стиральную машину, всё ещё лежала смятая визитка с номером телефона кризисного центра. Анна достала её, разорвала на мелкие кусочки. Бумага закружилась в водовороте, исчезая в сливном отверстии.
Надо варить кофе. Три ложки на турку, не передержать. Надо проверить его рубашки. Надо…
Где-то в соседней квартире Вера Павловна качала головой, разговаривая по телефону:
— Да что я могу сделать, Танька? Участкового вызвала — без толку. Она сама молчит. А он приличный с виду, при должности…
На кухне щёлкнула зажигалка — Владимир закурил, хотя обычно не позволял себе сигарет дома. Анна достала из шкафа банку с кофе. Руки почти не дрожали. Почти.
Завтра будет новый день. Такой же, как вчера. Как позавчера. В тишине между ударами сердца она слышала, как тикают часы в прихожей, отсчитывая секунды её несвободы.
Визитка центра помощи растворилась в трубах, но номер телефона отпечатался в памяти. Она повторяла его про себя, как молитву, зная, что никогда не наберёт. Страх оказался сильнее надежды. В этом городе, в этой квартире, в этой жизни.
За окном моросил дождь. Анна взбивала пенку для кофе, привычно считая до десяти. Не передержать. Ни кофе, ни свои чувства, ни свою боль. Владимир любил порядок. Во всём.
***
Утро началось как обычно — в 6:15. Синяк на скуле удалось замаскировать тональным кремом, который она держала в косметичке на всякий случай. В зеркале отражалась женщина с застывшим лицом, будто восковая маска.
Владимир уже сидел на кухне, просматривал новости в телефоне. На нём была свежая рубашка — белая, накрахмаленная до хруста. Через час важная встреча в офисе.
— Кофе, — бросил он, не поднимая глаз.
Пока она возилась у плиты, в кармане халата кольнул острый уголок. Обрывок той самой визитки — один кусочек она всё-таки не смыла. Там виднелись цифры: «…54-18». Последние цифры номера телефона.
— Что с яичницей? Пережарила.
Тарелка полетела в раковину. Анна вздрогнула от звона посуды, но не обернулась. Владимир хмыкнул, промокнул губы салфеткой.
— Вечером поздно приду. Совещание.
Дверь хлопнула. Она осталась одна.
В тишине квартиры особенно громко тикали часы. Анна механически собирала осколки тарелки, каждый звон напоминал вчерашний вечер. Удар. Страх. Бессилие.
В дверь позвонили. На пороге стояла Вера Павловна — в цветастом халате, с пакетом молока в руках.
— Муки не найдётся? Блинчики затеяла, а своя закончилась.
Анна молча достала пачку. Соседка переминалась в дверях, разглядывая её лицо:
— Слышь, Ань… Ты это… заходи, если что.
Когда дверь закрылась, Анна прислонилась к стене. Что-то надломилось внутри. Как старая половица — вроде держится, но уже треснула.
Она достала телефон. «Нокиа» привычно легла в ладонь. Четыре цифры номера из центра помощи намертво впечатались в память: «54-18». Остальные растворились в трубах вместе с обрывками визитки.
В шкафу, за стопкой полотенец, лежала заначка — три тысячи рублей, которые она копила с нового года. Сто двадцать рублей экономии на каждом походе в «Пятёрочку». Тридцать два похода. Тридцать два раза она врала, что «подорожало».
Марина говорила про квартиру в Купчино. Про работу администратором в салоне — там не спросят трудовую. Про то, что можно начать заново.
Анна подошла к окну. В стекле отражалась кухня — застиранные занавески, облезлый холодильник, треснувшая плитка на стене. Каждая вещь хранила память о страхе.
Телефон завибрировал. Это Маринка.
— Алё, — голос звучал хрипло.
— Живая? — в трубке слышался шум метро.
— Да.
Пауза. Где-то на заднем плане объявляли остановку.
— Квартира всё ещё свободна, — наконец сказала Марина. — И работа тоже.
Анна молчала. В голове крутились обрывки мыслей: паспорт в сейфе, код от домофона, маршрут до метро. Детали новой жизни, которая казалась такой далёкой и одновременно возможной.
— Я перезвоню, — сказала она и нажала отбой.
До прихода Владимира оставалось десять часов. Десять часов, чтобы решить — остаться или уйти. Жить или существовать.
Она начала протирать плиту. Круговыми движениями, как учила свекровь. От центра к краям. Методично, спокойно.
В кармане халата всё ещё лежал обрывок визитки с четырьмя цифрами. Маленький кусочек надежды, который она не смогла смыть.
