Средь бела дня, на виду у прохожих, моя свекровь выкинула все наши вещи на улицу. Просто взяла и вышвырнула на асфальт перед подъездом – как мусор. Детские игрушки, одежда, книги – всё вперемешку в мешках у входа. А сама встала у стены, гордая собой, и заявила: «А теперь пошла вон!».
Серафима Павловна, моя свекровь, стояла и смотрела на дело рук своих с видом победительницы. Будто не семью родного сына выбросила на улицу, а избавилась от надоевшего хлама.
Василиса в соседней комнате раскрашивает свои бесконечные альбомы – в пять лет весь мир кажется холстом для творчества. Мирослав делает уроки, изредка хмуро поглядывая в мою сторону – в десять лет уже всё понимаешь, даже то, о чём взрослые молчат.
– Мам, а папа сегодня позвонит? – доносится голос дочери.
Я смотрю на телефон. Три пропущенных от свекрови, ни одного – от Радомира.
– Конечно, солнышко. Он просто… занят.
Занят. Какое удобное слово! Куда удобнее, чем «живёт в другом городе с другой женщиной».
*Три месяца назад*
– Нам нужно поговорить, – Радомир стоял у окна, рассматривая что-то за стеклом с таким интересом, будто там происходило нечто невероятное, а не просто качались на ветру привычные тополя.
– О чём? – я продолжала резать овощи для салата, хотя уже тогда что-то ёкнуло внутри.
– Я… – он запнулся, потёр переносицу – жест, который появлялся у него только в моменты сильного волнения. – Мне предложили повышение. В другом городе.
Нож замер над морковкой.
– И?
– И я согласился.
– Когда переезжаем? – вопрос вырвался автоматически. Мы же семья, разве нет?
Он наконец повернулся ко мне. В глазах – странная смесь вины и облегчения.
– Злата… Я переезжаю один.
– Не поняла.
– Там… – снова этот жест с переносицей. – В общем, я встретил человека. Она…
– Стоп, – я подняла руку. – Давай по порядку. Ты уезжаешь в другой город. К другой женщине. А мы?
– Живите здесь, – он обвёл рукой квартиру. – Я же не зверь какой-то. Буду приезжать с ночевками , видеться с Василисой…
– А Мирослав?
– Что Мирослав? – он дёрнул плечом. – Он же не мой…
Я швырнула нож в раковину. Звон металла о металл заставил его вздрогнуть.
– Восемь лет, Радомир! Восемь лет ты был ему отцом. А теперь – «не мой»?
– Прости. Я не это имел в виду. Просто… всё сложно.
«Сложно» – ещё одно удобное слово. Куда удобнее, чем «я вас бросаю».
– Что скажем детям?
– Правду. Что папе нужно работать в другом городе. Что я буду приезжать…
*Сейчас*
За три месяца он не приехал ни разу. Звонил – да, сначала часто, потом всё реже. Василиса каждый раз бежала к телефону, захлёбываясь восторгом: «Папочка!» А я смотрела на её счастливое лицо и думала – когда она поймёт? Когда перестанет ждать?
Мирослав не подходил к телефону принципиально. «Он мне не отец,» – сказал как отрезал. И я не настаивала. У мальчишки уже второй «папа» исчезает из жизни – тут не до душеспасительных бесед о важности общения.
Квартира… Формально она принадлежит Радомиру. Но мы все здесь прописаны, и он сам сказал – живите, сколько нужно. Я даже ремонт начала планировать. Обои в детской совсем выцвели, да и люстра на кухне…
День выдался на удивление тёплым для середины весны. В парке уже вовсю цвели яблони, усыпая дорожки белыми лепестками. Василиса собирала их в букетик, приговаривая что-то про «снежный дождик», а Мирослав гонял на площадке мяч с другими мальчишками.
Я сидела на скамейке, подставив лицо солнцу, и думала о том, что, может быть, всё не так уж плохо. Подумаешь, развод. Не первая, не последняя. Зато дети здоровы, крыша над головой есть, работа тоже. Прорвёмся.
Если бы я знала, как жестоко жизнь посмеётся над этими мыслями…
Мы возвращались домой, когда я увидела их – мешки с вещами, небрежно выброшенные на асфальт перед подъездом. Наши вещи. Детские игрушки, одежда, книги – всё вперемешку, как мусор.
А рядом, прислонившись к стене с видом победительницы, стояла Серафима Павловна.
– Я долго тебя терпела! – её голос прямо дрожал от удовольствия. – А теперь пошла вон!
Василиса уронила свой букетик из лепестков. Мирослав замер, всё ещё держа мяч в руках.
– Что происходит? – мой голос звучал до странности спокойно, хотя внутри всё оборвалось.
– Происходит то, что должно было произойти давно, – она ухмыльнулась. – Ты всегда была никем. Один ребёнок не от моего сына, а второго ты ему нагуляла — не верила я тебе никогда! Мой сын слишком добрый и наивный! Но я-то все знаю! Думаешь, я позволю, чтобы ты жила в нашей квартире?
Я стояла, глядя на разбросанные вещи, и в голове билась только одна мысль: «Как? Как можно было до такого опуститься?»
– Мамочка, домой, – Василиса уже откровенно хныкала. – Я устала… и кушать…
Мирослав молчал, но я видела, как дрожат его губы. Десятилетний мальчишка, который пытается быть сильным, но ведь тоже ребёнок. Просто ребёнок, у которого на глазах рушится мир.
– Тише, солнышко, – я обняла дочку, пытаясь унять её слёзы. – Сейчас что-нибудь придумаем.
Соседи проходили мимо, старательно отводя глаза. Кто-то качал головой, кто-то шептался. Стыд и унижение накатывали волнами – вот они, все наши вещи, как у бомжей, прямо на улице.
Нет, так нельзя. Нужно что-то делать.
– Мирослав, – я постаралась, чтобы голос звучал твёрдо. – Ты старший. Останься здесь с сестрой. Следи за вещами. Я попробую поговорить с бабушкой Симой.
Он кивнул, выпрямившись и крепче сжав руку сестры.
В подъезде как обычно пахло сыростью и чужими обедами. Я поднялась на наш этаж, позвонила в дверь. Тишина. Позвонила ещё раз, настойчивее.
– Убирайся! – голос свекрови звучал приглушённо через дверь. – Я уже всё сказала!
– Откройте! Вы не имеете права…
– Права? – её смех был похож на карканье. – Это квартира моего сына. Он собственник. А ты – никто! Позвони ему, спроси, кто тут имеет права!
– Я позвоню в полицию. То, что вы сделали – это самоуправство. Уголовная статья.
– Да хоть президенту звони! – она явно наслаждалась ситуацией. – Думаешь, я не посоветовалась с юристом? Сын – собственник, я его доверенное лицо. Всё законно!
Тогда я достала ключи начала пробовать открыть дверь, но конечно же свекровь закрылась на внутренний замок!
Слёзы подступали к горлу, но плакать нельзя. Не сейчас. Внизу дети.
Дрожащими руками достала телефон, набрала номер Радомира. Гудки, гудки… наконец сонный голос:
Дрожащими руками я набрала номер Радомира. Гудки. Ещё гудки. Уже хотела бросить трубку, когда он наконец ответил:
– Алло, – голос заспанный, как будто только проснулся.
– Радомир, это я.
– Злата? – в голосе раздражение. – Ты время видела? У меня ночь…
– Твоя мать выкинула все наши вещи из квартиры. Мы стоим на улице.
Пауза. Слышно, как он шуршит чем-то, видимо, встаёт с кровати.
– Подожди… что значит выкинула?
– То и значит. Пришли с прогулки – а вещи в мешках под подъездом. Все. Детские тоже.
– Бл… – он вздохнул. – Слушай, она говорила, что хочет с тобой серьёзно поговорить, но это…
– Поговорить? – я почти рассмеялась. – Она заперлась! Дети голодные, уставшие…
– Ну не драматизируй, – в его голосе появились начальственные нотки. – Сейчас я ей позвоню…
– И что?
– Ну… может, она успокоится… – он явно чувствовал себя неловко. – Слушай, ну переночуйте пока у кого-нибудь. У тебя же есть подруги…
– Подруги? – я сглотнула комок в горле. – Серьёзно? Это всё, что ты можешь сказать?
– А что я могу сделать? Я в другом городе! – он начал злиться. – У меня работа, между прочим. Не могу всё бросить из-за маминых… э-э-э… закидонов.
– Закидонов? Твои дети на улице!
– Перестань истерить! – он почти кричал. – Я позвоню маме, решу этот вопрос. А ты пока… ну, найди куда пойти. Всё, давай.
Куда-нибудь. Вот так просто.
Я спустилась вниз. Василиса уже перестала плакать – просто сидела на одном из мешков с вещами, привалившись к брату, и смотрела в одну точку. Мирослав всё так же стоял на страже, словно часовой.
Достала телефон, набрала номер Влады – единственной подруги, которая не отвернулась после развода.
– Влада… привет. Слушай, у меня тут… – голос всё-таки дрогнул. – В общем, нам нужна помощь. Срочно.
Она только сказала:
– Давай приезжай.
Через полчаса мы грузили мешки с вещами в машину. Мирослав помогал мне с вещами, методично перетаскивая их в багажник.
– Всё будет хорошо, – сказала я, когда мы наконец тронулись с места. – Обещаю вам.
Я врала, конечно. Какое там «хорошо», когда ты с двумя детьми едешь к подруге, а все твои пожитки умещаются в багажник такси? Но я точно знала одно – это не конец. Это только начало.
Влада постелила детям на своём огромном диване – том самом, который мы когда-то вместе выбирали в мебельном. «Бери больше, – говорила она тогда, – мало ли кому придётся на нём спать». Кто же знал, что этими «кем-то» окажемся мы?
Дети уснули почти сразу – намаялись, бедняги.
– Будешь кофе? – Влада поставила передо мной чашку, даже не дожидаясь ответа. – Или что покрепче?
– Лучше ноутбук, – я через силу улыбнулась.
Следующие несколько часов я провела в интернете, краснея от осознания собственной наивности. Оказывается, пока я строила иллюзии о «цивилизованном разводе», можно было узнать о своих правах. О том, что выселить прописанных жильцов – это не просто «по-свински», а уголовная статья. О том, что есть бесплатные юридические консультации и защита прав несовершеннолетних.
– Спать иди, – Влада тронула меня за плечо около трёх ночи. – Завтра решим.
– Завтра… – я покатала это слово на языке.
Засыпая на диваном, где спали дети, я думала о том, что завтра будет новый день. И да, я понятия не имею, что делать. Но это лучше, чем стоять под дверью собственной квартиры и глотать слёзы.
Утро началось с запаха блинчиков и детского шёпота на кухне. Влада, оказывается, встала в шесть утра и теперь учила Василису правильно переворачивать блины. Мирослав сидел рядом с важным видом дегустатора и выносил вердикты: «Этот подгорел… А этот в самый раз!»
Удивительно, как запах свежих блинов может создать иллюзию нормальности. Будто мы просто в гостях у тёти Влады, будто вчерашний день – дурной сон.
– Доброе утро, соня! – Влада помахала лопаткой. – Кофе на столе, документы я уже распечатала.
– Какие документы?
– А ты думала, я просто так всю ночь за стенкой шуршала? – она подмигнула. – Пока ты спала, я немного погрузилась в тему. Моя начальница когда-то работала в юридической консультации. Она будет через час.
Я поперхнулась кофе:
– Влада, у меня нет денег на юриста…
– О деньгах потом, – она махнула рукой. – Людмила Петровна обожает дела, где можно поставить на место зарвавшихся родственников. Это у неё как коллекционирование бабочек, только вместо булавок – статьи закона.
Людмила Петровна оказалась сухонькой женщиной в очках, похожей на учительницу математики. Она молча просмотрела распечатки, задала пару вопросов и вдруг улыбнулась:
– Прелестное дело. Просто прелестное! Давно такого не было.
– Прелестное? – я нервно усмехнулась. – Мы с детьми на улице…
– Именно! – она щёлкнула ручкой. – Самоуправство, нарушение прав несовершеннолетних, моральный ущерб… А если ещё учесть, что ваша дочь от этого брака… О, это будет как симфония в трёх частях!
Она говорила что-то ещё про подачу заявления в по.лицию, про обеспечительные меры, про судебную практику. Я кивала, пыталась запоминать, но в голове крутилось только одно: «Симфония? Серьёзно? Скорее уж драма с элементами фарса».
– И помните главное, – Людмила Петровна собрала бумаги в папку. – Никаких эмоций. Только факты. Пусть ваша свекровь устраивает театр одного актёра, а вы – только документы и олимпийское спокойствие.
– Спокойствие? – я покосилась на детей, которые пытались делать вид, что увлечены мультиками, но явно прислушивались к каждому слову. – Это как просить кошку не гоняться за мышкой.
– Зато эффективно, – она поправила очки. – Поверьте моему опыту: нет ничего страшнее для любителей скандалов, чем человек с папкой документов и знанием своих прав. Это как кипяток для мыльного пузыря – одно прикосновение, и вся показная мощь испаряется.
Когда она ушла, Влада плюхнулась рядом со мной на диван:
– Ну что, подруга, готова к юридической партии?
– А у меня есть выбор?
– Есть всегда. Можно превратиться в мокрую салфетку и растечься по дивану…
– Или?
– Или показать некоторым любительницам самоуправства, что закон – это не просто слово из пяти букв! – она улыбнулась. – Лично я бы выбрала второе.
В этот момент в комнату заглянул Мирослав:
– Мам, а мы завтра в школу пойдём?
Школа! Детский сад! Работа! Реальная жизнь, которая не останавливается, даже когда твой мир походит на карточный домик после землетрясения.
– Конечно, пойдём, – я постаралась улыбнуться как можно беззаботнее. – Только сначала заедем кое-куда. Надо же рассказать дяде полицейскому, как бабушка Сима решила поиграть в злую королеву из сказки.
Мирослав хмыкнул – впервые за последние сутки на его лице появилось подобие улыбки.
– А потом она превратится в тыкву? Как в сказке?
– Нет, солнышко. Она превратится в законопослушную гражданку. Поверь, для неё это будет гораздо неприятнее.
Суд растянулся на три месяца. Каждое заседание превращалось в изматывающее представление, где я зачем-то должна была доказывать очевидное: нельзя выкидывать людей на улицу просто потому, что они тебе не нравятся.
Мы ютились у Влады в однушке – спасибо подруге, пустила без лишних вопросов, сама спала на раскладушке. Большая часть вещей так и осталась в тех мешках, только самое необходимое достали. На работе я бралась за любую подработку – не могла сидеть на шее у человека, который и так нас выручил.
Серафима Павловна каждый раз являлась в суд как на премьеру в театр – вся в чёрном, с платочком наготове. Картинно вздыхала, закатывала глаза, а потом начинала свой коронный монолог про «невестку-приживалку» и «бедного, наивного, доброго сыночка».
Радомир на заседания не приезжал. Прислал доверенность на мать – и будто умыл руки. Правда, звонил иногда. Всё говорил про «давай забудем» да «мама погорячилась». Я молча слушала. Что тут скажешь человеку, который даже не соизволил приехать, когда его мать выкинула его же детей на улицу?
А потом настал этот вторник. Обычный осенний день, серый и промозглый. В зале суда было душно, пахло мокрыми плащами и казённой мебелью. Серафима Павловна сидела прямая как струна, в своём неизменном чёрном костюме. Её адвокат что-то быстро черкал в блокноте.
Судья монотонно зачитывала решение, а у меня от волнения звенело в ушах. Отдельные фразы доносились как сквозь вату: «Учитывая права несовершеннолетних детей… Принимая во внимание регистрацию по месту жительства… В соответствии со статьёй…»
– Встать, суд идёт!
И вот оно. То, ради чего мы три месяца ходили по инстанциям, собирали справки, доказывали очевидное: «Исковые требования удовлетворить… Признать действия ответчика неправомерными… Обязать ответчика возместить материальный ущерб…»
Серафима Павловна побелела, схватилась за сумочку. Её адвокат что-то зашептал ей на ухо – наверное, про возможность обжалования. А я сидела, стиснув папку с документами, и пыталась осознать: всё? Правда всё?
Людмила Петровна легонько тронула меня за плечо:
– Поздравляю. Теперь можете спокойно возвращаться домой.
Домой. Как странно звучит это слово, когда три месяца живёшь на чемоданах.
Мы вернулись в квартиру в тот же день. Я открыла дверь своим ключом – тем самым, который Серафима Павловна швырнула мне в ноги у дверей суда. В квартире пахло нежилым помещением и почему-то корицей – видимо, свекровь опять пекла свои булочки, когда приходила «охранять территорию».
Я распахнула окна, впуская промозглый осенний воздух. Плевать, что холодно. Сейчас главное – выветрить этот запах. Запах чужого присутствия в нашем доме.
Радомир объявился через неделю. Не позвонил – приехал. Стоял у подъезда с коробкой конфет, как будто в гости пришёл. Я спускалась с мусором, когда увидела его. Замерла на секунду – и прошла мимо.
– Злата, подожди.
– Зачем приехал?
– Я… – он замялся, покрутил в руках коробку. – Я всё осознал. Мама была неправа. Может, попробуем…
– Что попробуем? – я наконец повернулась к нему. – Сделать вид, что ничего не было? Что твоя мать не выкинула нас на улицу? Что ты не прятался в другом городе, пока мы ютились по чужим углам?
– Я работал! – в его голосе появились знакомые нотки раздражения. – Думаешь, мне легко?
– А нам было легко?
Он вдруг шагнул ближе, попытался взять меня за руку:
– Злата, я скучаю. По тебе, по детям… Давай начнем сначала? Я снял квартиру здесь, в городе. Буду приезжать каждые выходные…
Я высвободила руку:
– Знаешь, я больше не злюсь. Ни на тебя, ни на твою мать. Просто… это всё уже неважно.
– Как неважно? – он растерянно смотрел на меня. – А дети? А мы?
– Нет никаких «мы», Радомир. Есть ты – со своей новой жизнью. И есть я – со своей. Хочешь видеться с детьми – пожалуйста. Только давай без этих внезапных визитов. Звони заранее, договаривайся.
Он постоял ещё немного, потом молча развернулся и ушёл. Коробку конфет так и оставил на лавочке.
Через месяц я случайно узнала, что он уволился с той работы в другом городе. Снял квартиру в нашем районе, устроился в местную фирму. Приходил по выходным, забирал детей в парк или кино. Играл в примерного отца.
А ещё через месяц его мать снова вышла замуж и уехала к новому мужу в другой город. Говорят, продала свою квартиру, забрала все вещи. Даже не попрощалась с сыном.
Забавно устроена жизнь – иногда за один поступок приходится расплачиваться всем, что имеешь. Хотя нет, не забавно. Закономерно.
