— Евдокия, слышь Евдокия, — забарабанили в окно.
-Ну?- Евдокия выглянула надевая на хожу жилетку, — вы что стучите, усыпила только маленького.
-Таам, эшелон…дети, пойдёшь смотреть? Наши ходили, девчонок взяли, сестёр. Много их, маленькие и большие, на каждой станции останавливаются, берут детей. Берут, охохо…
Евдокия оглянулась на дверь.
-Ты иди, Дуня, ежели пойдёшь, я присмотрю за Мишенькой, беги…
— Посмотришь, баба Гутя?
— Беги, милая, конечно присмотрю.
Евдокия, оглянувшись беспокойно на дверь побежала к станции.
Это её долг, взять ребятишек помочь, отогреть, а там глядишь, прогонят эту погань с земли родимой…
***
Замуж Дуня рано вышла.
Ну как вышла, отдали её, мачеха и отдала.
Не хотела держать дома девку и от себя не отпускала.
Дуне не повезло — красавицей уродилась, вся в матушку.
Пять лет Дуне было, когда мамки не стало, помнит она этот холодный, осенний, промозглый день, как бежала за подводой и плакала, не понимая. куда тятька повёз мамку.
Вскоре он привёл мачеху, тётку Наталью.
Сразу Дуня поняла разницу между мамкой и мачехой.
Гоняла её, как будто лошадь ломовая Дуня, а свою Парашеньку жалела. Параше юбку справит новую, а Дуне старьё Парашкино отдаст, да велит не порвать…
Тятька молчал, а что он скажет? Хозяйку в дом привёл, кому он с дитём нужен?
Вскоре тётка Наталья ребятишек начала рожать, одного за другим, Дуне не продохнуть было, помогала с детьми, в школе училась до седьмого класса доучили её и то, потому что дядька в школе учителем был мамкин брат, мачеха его побаивалась.
А тот и не шибко -то лез, просто спросит у Дуни, всё ли хорошо и кивнёт…
Ребятишки, что рожала тётка Наталья, были квёлые, болезненные, трое до года не дожили, а двоих Дуня на закорках вытаскала, мальчик и девочка, так они за ней, что за мамкой ходили.
Парашке замуж пора давно было выходить, а её всё не брал никто, а тут ещё Дуня заневестилась, пятнадцатый год девчонке, красавица, каких свет не видывал.
Парни мимо окон ходят, в окна заглядывают в надежде Дуню увидеть, мужики молодые, как с ума посходили, все на Дуню только и смотрят.
Парашка и взъелись с тёткой Натальей на Дуню, поедом едят, Парашка, так та хотела лицо Дуне углём прижечь.
Дуня уехать хотела, школы повсюду открывали, она учительницей хотела поехать, краснокосынщицей, да тётка Наталья, так и не ставшая матерью Дуне. сговорила отца, отдать Дуню замуж.
Вот казалось бы, ну что тебе, пусть уедет девка, с глаз долой.
— Пропадёт девка, али тебе не жаль? Уедет, спользуют её, она дитя жизни не знает, отдай её замуж…
Отдал отец Дуню за вдовца, у того мальчишка махонький был, годик ему, старших детей родня разобрала, а младшего, Пётр себе оставил.
Хороший он был, Пётр Васильич, пока Дуня не подросла, он пальцем её не тронул, а она уже потом сама полюбила, супруга своего.
Выучил Пётр Васильич, Дуню свою, одевал, что куколку.
Детей у них не было, Дуня уже смирилась с этим, Гришеньку воспитывала, как своего.
Жили они хорошо, Пётр Васильич машинистом работал, Дуня машинисткой, шутили по этому поводу между собой — машинист и машинисточка.
Жили в небольшом городке, хорошо жили, с роднёй и не зналась Дуня, обиду на отца держала, не за то что замуж выдал, а что не заступался за неё, любви не давал отцовской.
По младшим только, Тане и Гене скучала.
Гришенька рос, звал мамой Дуню, он другой -то матери и не знал, как «добрые» люди сказали, что мол не родная мамка -то, он ещё крепче её полюбил, такой хороший парнишечка.
В тридцать девятом, под новый год, постучались к ним в дверь.
Дуня и не узнала поперву…
-Здравствуй, сестра…
-Здравствуй…Таня?
Сестрица объявилась, на несколько лет считай, Дуни моложе…Да не одна, с ребёночком махоньким.
Сама разодетая, что царица, они и не общались всё это время, знала Дуня, что в самой столице Таня учится, потом замуж там вышла.
-Спаси, сестра…спаси…Некуда больше, у матери найдут, а про тебя не знают…Мужа забрали, десять лет, без права переписки, скоро и за мной придут, спаси его…Его Мишенькой зовут…
Отогрелась, денег оставила, какие -то драгоценности, Дуня отнекивалась, а она взять велела, мол если что, продашь или ребёнку, мол…память.
-Я приеду потом, сестра, жива останусь, приеду…спаси сыночка, Мишеньку…не говори ему про меня, если не объявлюсь, искать меня с дитём будут, так может и получится уйти самой…Я найду вас…сбереги его…
И ушла, растворилась в ночи и метели…
Посовещались Дуня с мужем и с сыном, легенду придумали, будто нашёл на путях Пётр Василич малыша, Гришенька де, уже взрослый, скоро вообще уйдёт от родителей, решили себе оставить.
Ну решили, так оставляйте, документы на якобы беспризорника, выправили стала мамой ему Дуня, а Пётр Васильич папой…
Никто о той тайне и не знал.
Даже Татьяна сама не знала, а вдруг они его в детский дом отдали?
Начали жить, до них пока не сильно докатилась та волна, хоть рассказывали, выдёргивают людей отовсюду, ну вот их не затронуло прошло стороной, вроде тихо-мирно в городке было.
-А куда дальше -то ссылать, — шутили люди, — мы и так будто в ссылке.
Лето в тот год такое стояло, тёплое, яркое, ветер доносил медовые ароматы с полей, Дуня осмелилась, решила к отцу с мачехой поехать, будто толкнуло что-то…
На удивление, так её приняли хорошо, мачеха ревела, отец уже старенький был, плакал и трясся, прощения просил.
Парашка даже прибежала, сестрицей называла, в гости звала.
А ребята где? Гена с Таней?
-Гена уехал в Москву, там и остался, а Таня следом, не пишут…А мы и не знаем, где это…
Умолчала Дуня, что Мишенька внук родной для мачехи и отца.
А мачеха…вот будто чует что-то и тетёшкает Мишеньку и целует, они думали, что Дуня родила малыша.
Погостила в гости к себе всех позвала, будто камень с души упал, всех простила.
Сына Парашиного позвала к себе, если что приезжай мол, устроим куда…
В о й н а…
Кто тебя придумал, подлая?
Идут эшелоны смеются солдаты, пляшут на станциях, играют на гармонях, песни поют…
-Мы вернёмся милые, скоро вернёмся…
-Петруша…а ты куда?
-Дуня…ты не переживай я ребят буду возить, приказ такой…Да, что ты милая…я же не старик какой, ну? Ежели чего…
Плачет Дуня.
-А ну, не ной…
Я тебе обещал? Обещал, что к морю отвезу, к сестре, в Крым, сейчас всё здесь закончим, я тебя отвезу…ребята накупаются, глядишь, там останемся, а что? Наша профессия везде с тобой пригодится, машинист и машинисточка…
Шутит супруг, а Дуне не весело.
Это когда другие, с песнями да плясками, а когда свой…тяжело…
Год прошёл, никак проклятущие не уходят с земли родимой, а всё дальше продвигаются.
Сыночек Гришенька— красавец, спортсмен, комсомолец, надежды подающий…
-Не пущу.
-Мам, ну, что ты…
-Не пущу, — в дверях встала, сразу поняла для чего он вещмешок собирает.
-Мамочка, я пойду, понимаешь, я тебя защищать, Мишеньку, бабушку, тётку Парашу с девчонками…я должен…
-Нет, неееет, — кричит Дуня, что птица раненая, — нет, не пущу…
-Мама…отец…он же тоже добровольцем, мы тебе не говорили, ему бронь положена была, он отказался…Мама, мамочка, милая моя… родная, я вернусь, вот увидишь.
Мама слышишь, я никогда тебя не брошу.
Я ветром в окно залечу и крикну: «Здравствуй мама»…
Я солнышком весенним загляну тебе в глаза, мама.
Я птицей белой по небу пролечу и крикну тебе слова любви, милая моя, самая любимая мама на свете, а сейчас отпусти…
Я молодой, мама мне жить да жить, что же ты меня раньше времени…мама…я вернусь…
К девушке с серыми глазами, Лили Корниловой сбегал, пообещал ей вернуться и жениться на ней…
В поле весеннем
Руки раскинув, лежу.
Я— молодой.
Пахоты запах,
Грудью вдыхаю
Я—молодой.
Милая, нежная, зоренька ясная
Ранней весной,
В дом твой войду,
Ветерком мягким, нежным
Ранней зарёй.
Уехал сыночек Гришенька, да не один, с сыном Парашиным, тоже мальчишка, на год моложе Гришеньки…
Добровольцы, комсомольцы, сказали, что стыдно им, таким молодым, да здоровым, прятаться за спинами отцов и дедов…
Параша на руки Дунины падала, единственный мальчишка и девок пять штук…
А, что делать? Мужчины растут.
***
На станцию прибежала Дуня, когда уже поезд отправлялся.
Она хотела взять себе ребёнка, спасти от голода и холода…отогреть…Надо хоть как -то помогать стране и людям, она может, у неё есть ресурсы.
-Что молодка, опоздала? Уехали…наши набрали ребятёшек…
-Опоздала, дедушка…
Вдруг услышала она тихий плач.
Девчонка махонькая, стоит глазки, трёт.
-Ох, ты ж батюшки…Ты откуда? Никак, от поезда отстала?
-Дааа, я писать ходила…
Плачет, медведя к себе прижимает…
-Пойдём ко мне?
Кивает.
-Как звать -то тебя?
-Наденька.
Ну вот, доченька теперь есть…
Каждый раз на станцию бегала Дуня и брала себе ребёнка, всего двенадцать детей приветила.
Все её мамой звали.
От мужа письма редкие шли, а Гришенька часто писал всё весёлые письма, балагуристые…
Рассказала сыночку Дуня, что тоже помогает Родине, ребятишек приветила…
Написал Гришенька, что гордится матушкой.
И Петру Васильичу написала, тот тоже похвалил, сказал, что приедет и всех воспитают…Всех поднимут и в люди выведут.
Параша тоже набрала детворы, своих куча девок, а она ещё набрала, мол, в селе лучше, где морковка, где грибы, ягоды.
Что-то всё реже письма от Гришеньки, а потом вовсе перестали…
Девочку с серыми глазами Лилечку у дома заметила.
-Здравствуйте, Евдокия Павловна…
-Здравствуй, Лилечка…Проходи…
Ребятишки бегают все делом заняты, старшие за младшими смотрят, да помогают по хозяйству…
-Как у вас здесь всё…Какая же вы…
-Да какая? Обычная…
— Писем от Гриши не было?
-Нет…А тебе?
-Тоже…
Мамочка, мамочка родная
Я — молодой.
В окна к тебе я заглядывал,
Ранней звездой.
Ветром, что ветки покачивал,
Звал я тебя…
Не верит Дуня.
К девочке с серыми глазами побежала.
-Лиля скажи, ведь без вести, это же…как живой, да?
-Да да, живой…просто не может подать весточку.
Вот и в о й н а закончилась, идут эшелоны домой, Дуня старается лишний раз сбегать на станцию, а вдруг…вдруг мальчики вернутся?
Оба без вести, сын и племянник…
Такого же не бывает?
Нет, они молодые, а Гришенька обещал…Он обещал вернуться.
-Петя, Петруша…
Плачет, бежит к мужу, живой…
Долго ходила Дуня на станцию, вздрагивала дома при каждом звуке, всё ждала, вот- вот зайдут мальчики— балагур сыночек и племянник стеснительный.
Из двенадцати принятых детей, восемь родители нашли, а четверо так и остались с Дуней и Петром Васильичем, среди них и доченька Наденька.
Со всеми на связи Дуня была, все её благодарили, у Параши тоже все нашлись, кроме мальчика одного, да хорошенький такой…
Всех подняла на ноги поставила, Дуня, за мужем ухаживала, сыночка, Гришеньку ждала.
Таня объявилась, уже Мишенька большой был, комсомолец, спортсмен…
Думали долго, сказать ли…
Мужа у неё не было в живых, тогда ещё сгинул, она из лагерей, в Москву нельзя, да и куда она? Все здесь и сын…Мишенька.
-Я вас помню откуда -то, тётя Таня…
-Я приезжала, Мишенька…ты…маленький был.
И плачет…
-Не могу Тань…не могу…Миша, сынок…мамка это твоя родная, а ты мне племянник, сестра она моя, не суди её…
Жизни переломаны, исковерканы…а всё же живы, да не все…Сгинул Геночка, братец, да многие…
Детей подняла Дуня, вырастила, Таня рядом осталась, её тоже отогреть надо было, отца схоронила, мачеху—тётку Наталью, к себе забрала, у Параши там своих забот полно…
Мачеха всё полезной старалась быть, всё девочкам своим—Дуне и Тане помогала.
А, как время пришло, сильно прощения просила у Дуни, да не такая Дуня, простила давно…
Как съезжались дети все, с мужьями—жёнами с детишками малыми и большими, а те которых потом родители нашли. они ведь все, Дуню мамкой звали…всю жизнь.
И пусть не было у Евдокии орденов да медалей, счастье её в детях было, наградой их любовь и благодарность была.
Мамушка, так звали её дети…Мамушка.
-Мамушка…
-Да, ясочка, Наденька моя…
-Как же так, с таким ты большим сердцем, а родных -то и не было детушек?
-Что ты милая, все вы мои, все родные.
Всех сберегла, кроме сыночка Гришеньки…
До последнего ждала, что откроется дверь и войдёт он ,сыночек Гришенька.
Пилотка набок, улыбка на всё лицо…А следом, притулившись к косяку —племянник, Егорушка, стоят улыбаются…
