никитаВот так всегда — только соберёшься насладиться редким выходным в тишине и покое, как вселенная тут же подкидывает тебе «сюрприз». И ладно бы это был курьер с пиццей, которую ты не заказывала, или сосед с просьбой одолжить дрель… Но нет!
В моей прихожей, как у себя дома, стояла будущая свекровь — Людмила Аркадьевна собственной персоной — и методично снимала свои идеально начищенные туфли на невысоком каблуке.
— Людмила Аркадьевна? — я замерла в дверях с пакетами из супермаркета, пытаясь осознать происходящее. — А… как вы?..
— Ах, Алёночка! — она вскинула брови, будто это я без предупреждения заявилась к ней домой, а не наоборот. — Ты уже вернулась! А я думала, ты дольше будешь в магазине.
Я моргнула. Потом ещё раз. В голове крутилось только одно: «Я точно запирала дверь. Точно».
— Я не оставляла дверь открытой, — прищурилась я, глядя на будущую свекровь, которая как ни в чём не бывало расхаживала по моей квартире.
— Конечно нет, милая! — она махнула рукой с таким видом, будто я сказала какую-то очевидную глупость. — У меня есть ключи.
Пакеты чуть не выскользнули из моих рук.
— Ключи?
— Да-да, Димочка дал. На всякий случай, — она улыбнулась той самой улыбкой, от которой у меня всегда мурашки по спине. — Ты не против, если я осмотрюсь? Хочу понять, что можно улучшить перед свадьбой.
Улучшить? В моей квартире?!
Я стояла, словно громом поражённая, пока Людмила Аркадьевна, цокая каблучками, уже направлялась в гостиную. Мой мозг лихорадочно пытался обработать информацию: Дима дал ей ключи? Без моего ведома? И она решила, что может просто… Войти?
— А Дима знает, что вы здесь? — я наконец отмерла и поставила пакеты на пол.
— О, я ему не говорила, — она обернулась, окинув взглядом мои старые джинсы и растянутую футболку. — Хотела сделать сюрприз. Знаешь, как мать жениха я чувствую ответственность за то, чтобы всё было… соответствующим.
Соответствующим. Чему? Её представлениям о том, как должна жить её драгоценный Димочка?
— Людмила Аркадьевна, — я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, — вы не могли бы… предупреждать о своих визитах?
— Зачем? — она искренне удивилась, проводя пальцем по книжной полке и изучая собранную пыль. — Мы же скоро станем одной семьёй! А в семье не должно быть секретов.
Когда Дима появился в моей жизни — ровно три года назад, день в день — я не могла поверить своей удаче. После всех тех неподходящих мужчин, которых подкидывала мне судьба (а их, поверьте, было немало!), он казался каким-то миражом.
Первая встреча с его мамой прошла… ну, скажем так, напряжённо, но я списала это на обычное волнение. Кто не нервничает при знакомстве с родителями любимого человека?
Но потом начались «случайные» звонки во время наших свиданий, «срочные» просьбы помочь с компьютером/телевизором/микроволновкой именно в те дни, когда у нас были планы, и постоянные комментарии о том, что «Димочка любит, когда рубашки глажены определённым образом» или «Димочка с детства не переносит лук в салатах».
А теперь — ключи от моей квартиры. Моей!
— Алёночка, а почему у тебя так мало женских штучек? — голос Людмилы Аркадьевны вырвал меня из воспоминаний. Она стояла посреди моей спальни , держа в руках шкатулку с украшениями. — Девушка должна быть женственной. Димочка это ценит.
Ещё мгновение — и эта опасная смесь злости, обиды и возмущения выплеснется наружу, сметая всё на своём пути.
— Позвольте предложить вам, Людмила Аркадьевна, — произнесла я с удивившим даже меня саму хладнокровием, — оставить шкатулку на месте. Думаю, нам будет удобнее обсудить всё это в гостиной
Она отложила шкатулку .
— Какая ты серьёзная, — хихикнула она, проходя мимо меня. — Прямо как моя мама! Она тоже всегда была такой… принципиальной.
В гостиной я указала ей на кресло, а сама села на диван напротив. Глубокий вдох. Выдох.
— Людмила Аркадьевна, я ценю вашу… заботу, — начала я, тщательно подбирая слова. — Но мне кажется, нам нужно установить некоторые границы.
— Границы? — она наклонила голову, как любопытная птица. — О чём ты?
— О том, что входить в чужой дом без предупреждения — это нарушение личного пространства.
Она рассмеялась. Реально рассмеялась.
— Алёночка, ну какие могут быть «чужие дома» между родными людьми? Мы же семья!
— Мы ещё не семья, — твёрдо сказала я. — И даже когда станем, это не значит, что можно входить без стука.
Её лицо изменилось. Весёлость мгновенно покинула его лицо
— Между нами говоря, — прошептала она едва слышно, склонившись ближе, — я не раз упоминала в разговорах с Дмитрием, что твои манеры… как бы это помягче сказать… выдают отсутствие должного внимания к этикету в родительском доме. Настоящая женщина понимает важность семейных уз.
Я почувствовала, как ногти впиваются в ладони.
— Настоящая женщина также понимает важность уважения к другим, — парировала я.
Мы смотрели друг на друга, как два дуэлянта. Воздух между нами, казалось, потрескивал от напряжения.
— Что здесь происходит?
Мы обе вздрогнули и обернулись. В дверях стоял Дима, растерянно переводя взгляд с меня на мать и обратно.
— Димочка! — Людмила Аркадьевна мгновенно преобразилась, расцветая улыбкой. — А я вот решила Алёночке помочь с подготовкой к свадьбе! Столько всего нужно обсудить!
Дима нахмурился: — Мам, а как ты вообще сюда попала?
— Твоими ключами, конечно, — она достала из сумочки связку и помахала ею в воздухе. — Помнишь, ты дал мне их, когда ездил в командировку? На случай, если с Алёночкой что-то случится.
Я медленно повернулась к Диме: — Ты дал ей ключи от моей квартиры?
— Я… — он запнулся, явно не ожидая такого поворота. — Это было временно, на неделю, пока я был в Новосибирске. Я забыл попросить их обратно.
— И не сказал мне?
Людмила Аркадьевна вскочила, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля: — Ну что вы как дети! Подумаешь, ключи! Я же не чужой человек!
— Вы вошли в мой дом без приглашения, — я чеканила каждое слово. — Копались в моих вещах. Это называется вторжением.
— Алён, ну ты преувеличиваешь… — начал Дима, и это стало последней каплей.
— Преувеличиваю?! — я уже не сдерживалась. — Твоя мать считает нормальным шариться по моей спальне, критиковать мои «женские штучки» и планировать переделку моей квартиры! А ты говоришь, что я преувеличиваю?!
Повисла тяжёлая пауза. Дима переводил растерянный взгляд с меня на мать.
— Мам, ты правда… делала это?
Людмила Аркадьевна фыркнула: — Я просто хотела помочь! Эта квартира такая… — она обвела рукой пространство, — неуютная. Ни занавесок нормальных, ни статуэток. Я думала предложить свои идеи.
— Без спроса? — тихо спросил Дима, и я с удивлением заметила, что он действительно расстроен.
— Димочка, ну что ты как маленький! — она попыталась погладить его по руке, но он отстранился. — Я же мать! Я лучше знаю, что вам нужно!
Следующие полчаса превратились в настоящую семейную драму. Людмила Аркадьевна переходила от возмущения к слезам, от слез к обвинениям, от обвинений к шантажу («У меня сердце! Вы хотите, чтобы у меня случился приступ?!»).
Но что меня действительно удивило — Дима не поддался. Впервые на моей памяти он твёрдо сказал матери «нет».
— Мам, ты должна вернуть ключи. И извиниться перед Алёной.
— Извиниться?! За заботу о собственном сыне?!
— За вторжение в чужой дом, — он был непреклонен.
Когда за Людмилой Аркадьевной наконец закрылась дверь (с драматичным «Вы ещё пожалеете об этом!»), мы с Димой молча стояли в прихожей.
— Прости, — первым нарушил тишину он. — Я должен был забрать у неё ключи сразу. И рассказать тебе.
Я смотрела на него и пыталась понять, что чувствую. Злость? Да. Разочарование? Безусловно. Но было что-то ещё… облегчение? Он всё-таки встал на мою сторону.
— Нам нужно серьёзно поговорить, — сказала я. — О границах. О твоей маме. О нас.
Он кивнул: — Знаю. И… я готов. Правда.
Мы перебрались на кухню. Я заварила чай, достала печенье, которое только что купила. Удивительно, но тревога и скованность начали рассеиваться.
— Знаешь, — негромко проронил Дима, устремив взгляд в глубину чашки, словно пытаясь отыскать там какую-то затаённую истину, — в детстве мне мать внушала: материнская любовь — она особенная, единственная в своём роде.
Никто, мол, не способен окружить меня такой безусловной, всепоглощающей нежностью, как она. Я верил. А сегодня понял, что любовь — это не контроль. Это… свобода быть собой.
Я молча протянула руку и сжала его ладонь.
— Нам придётся нелегко с ней, — продолжил он. — Она не привыкла к отказам. Но я больше не позволю ей вмешиваться в нашу жизнь. Обещаю.
Через неделю мы сменили замки.
Спустя тридцать дней мы перебрались в новое жилище, намеренно выбрав район, максимально удалённый от владений Людмилы Аркадьевны.
Она устроила истерический скандал, обвинив меня в «похищении» сына. Она яростно пыталась сорвать нашу свадьбу, используя любые возможные манипуляции. Её сопротивление было настолько яростным, что казалось — она готова на всё ради срыва нашего союза.
Но знаете что? Мы справились. Дима установил чёткие границы, а я научилась не принимать её выпады близко к сердцу.
На нашей свадьбе Людмила Аркадьевна сидела с каменным лицом, демонстративно промокая сухие глаза платочком. Но когда Дима произносил клятву, я заметила, как её взгляд смягчился. Совсем чуть-чуть, на мгновение. Может, даже она начала понимать, что её сын вырос и имеет право на собственную жизнь.
А вчера произошло нечто удивительное. Людмила Аркадьевна позвонила и… попросила разрешения зайти в гости на чай. Попросила! Не знаю, искреннее ли это изменение или очередная тактика, но это уже прогресс.
Говорят, когда женишься на мужчине, ты выходишь замуж и за его семью. Что ж, иногда эта семья приходит к тебе домой без приглашения. Но если повезёт, как мне с Димой, вы вместе научитесь строить здоровые отношения — даже с самой властной свекровью.
А замки всё равно лучше сменить. На всякий случай.