– Мы просто присмотрим за квартирой, пока вас нет – сказала свекровь, и в голосе ее звучала такая искренняя доброта, что у меня и мысли не возникло усомниться. Ну кто же лучше присмотрит за домом, чем родная мать мужа? Валентина Петровна всегда была… как бы это сказать… деятельная. Инициативная. Слишком инициативная, как оказалось.
Мы с Игорем, моим мужем, решили вырваться на недельку к морю. Устали от городской суеты, от работы, от вечной гонки. Хотелось просто тишины, солнца и плеска волн. Перед отъездом, за чаем на кухне, я и предложила:
– Мам, может, пока нас не будет, ты к нам переедешь? Поживешь в тишине, отдохнешь от своих… – я запнулась, не зная, как тактичнее выразить, – дел. Ну и за квартирой присмотришь, заодно. Цветы полей, почту заберешь.
Валентина Петровна оживилась, глаза заблестели.
– Ой, Анечка, какая ты умница! Конечно, конечно! С удовольствием! Я тут одна как сыч, а у вас такая красота, простор! И присмотрю, не волнуйся, все будет в порядке.
И вот мы вернулись. На день раньше, чем планировали. Погода на побережье испортилась, зарядили дожди, и Игорь, махнув рукой, сказал:
– Да ну ее, эту непогоду. Поехали домой. Там хоть уютно и стены родные греют.
Уютно… стены родные… Как же он был далек от истины в тот момент.
Вошли в подъезд, поднялись на наш этаж. Ключ в замок, поворот – дверь открылась. И тут меня словно током ударило. Не так. Что-то не так. Запах… Чужой запах. Смесь каких-то дешевых духов, стирального порошка и еще чего-то неопределенного, но явно не нашего. В прихожей – незнакомая обувь, мужские ботинки, женские какие-то шлепки, и размеры явно не наши. Сердце екнуло.
– Мама, ты тут? – крикнула я, стараясь скрыть нарастающее беспокойство.
Из гостиной вышла… нет, не Валентина Петровна. Передо мной стояла незнакомая женщина. Полная, крашеная блондинка с химической завивкой, в цветастом халате поверх ночной рубашки. На лице – удивление и… раздражение?
– Вы кто? – только и смогла выдавить я, чувствуя, как внутри все холодеет.
Женщина оглядела меня сверху вниз, словно я была уборщицей, явившейся не вовремя.
– А вы, собственно, кто будете?
Тут уж и Игорь подошел, опешив от увиденного.
– Аня, что происходит? Кто это?
Женщина хмыкнула.
– Ну и семейка… Приехали… А я тут, между прочим, отдыхаю! – и, развернувшись, скрылась обратно в гостиной.
От «отдыхаю» у меня внутри все закипело. В моей квартире – чужая женщина «отдыхает»? И это вместо моей свекрови, которая должна была «присматривать за квартирой»?
Мы прошли в гостиную. Там, развалившись на нашем диване, смотрел телевизор какой-то мужчина, тоже незнакомый. Заметил нас – недовольно поморщился.
– Чего шумите? Спать мешаете.
Тут уж у меня окончательно сорвало предохранители.
– Да вы кто такие вообще?! Что вы делаете в нашей квартире?! Где мама?! – мой голос сорвался на крик.
В этот момент, словно по мановению волшебной палочки, из кухни вышла Валентина Петровна. Увидев нас, она даже не вздрогнула. Будто так и надо, будто это в порядке вещей. Улыбка на лице, как ни в чем не бывало.
– Ой, ребята, вы уже дома? Как отдохнули? Я тут как раз чайник поставила, будете чай?
– Мама! Что здесь происходит?! – Игорь был явно в шоке, но еще пытался сохранять спокойствие.
– А что такое? Все в порядке, сыночек. – Валентина Петровна развела руками, изображая невинность. – Это… это мои знакомые. Приехали ко мне в гости. Ну и… разместились тут. Квартира же большая, чего ей пустовать?
«Разместились тут»… «Квартира же большая»… У меня внутри все клокотало от возмущения. Знакомые «приехали в гости» и живут в нашей квартире, пока нас нет? Без нашего ведома, без разрешения? И свекровь считает, что это нормально?!
– Мама, ты в своем уме?! – не выдержала я. – Это наша квартира! Как ты могла… как ты посмела привести сюда чужих людей?! Кто они вообще такие?!
Валентина Петровна обиженно поджала губы.
– Ну что ты кричишь, Анечка? Как будто я что-то ужасное сделала. Это же Нина и Борис. Дети троюродной сестры моего покойного мужа. Дальние родственники, конечно, но все же… свои люди.
– «Свои люди»?! – Игорь не выдержал, повысил голос. – Мама, они живут в нашей квартире, как у себя дома! Мы не знаем, кто они, что они! Это вообще… не укладывается в голове!
– Ну что ты так переживаешь? – Валентина Петровна продолжала стоять на своем. – Хорошие люди, тихие, спокойные. Им просто негде было остановиться. Гостиницы сейчас какие дорогие! А тут квартира пустая стоит, жалко же. Я подумала, пусть поживут, присмотрят заодно за порядком.
Присмотрят за порядком… Вот уж «присмотрели». Везде чужие вещи, непонятный запах, чувство, будто тебя ограбили, забрав не деньги, а что-то гораздо более ценное – твое личное пространство, твой дом.
– Мама, ты понимаешь, что ты нарушила все границы?! – я говорила уже почти шепотом, стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. – Это наша квартира, наша крепость! Здесь все наше, родное, личное! Как ты могла пустить сюда посторонних людей без нашего разрешения?!
Валентина Петровна вздохнула.
– Да ладно тебе, Ань. Ты из мухи слона делаешь. Ну пожили люди пару дней, что с того? Все же целое, ничего не пропало. Только спасибо должны сказать, что я им помогла.
«Пару дней»… По тому, как они себя чувствовали, по количеству вещей, разложенных по квартире, «парой дней» там и не пахло. Скорее, жили они у нас уже не меньше недели. Все это время, пока мы наслаждались морем и солнцем, в нашем доме хозяйничали чужие люди.
– Мама, я прошу тебя, – Игорь говорил уже устало, обреченно. – Пусть твои родственники собирают вещи и уходят. Прямо сейчас. Это наша квартира, и мы хотим быть здесь одни.
Валентина Петровна посмотрела на сына с укором.
– Ну вот, сыночек, из-за чего ты ругаешься? Из-за пустяка. Я же хотела как лучше. Для семьи.
«Для семьи»… Ее излюбленная фраза. Все, что она делала – якобы «для семьи». Даже если это «для семьи» рушило наши границы, наше личное пространство, наше доверие.
– Мама, – я взяла себя в руки, стараясь говорить спокойно, но твердо. – Мы очень тебя любим и уважаем. Но то, что ты сделала, – это… неправильно. Больше так делать нельзя. Никогда. Наша квартира – это наше личное пространство, и никто, даже ты, не имеет права распоряжаться им без нашего ведома.
Валентина Петровна молчала, надувшись, как обиженный ребенок. Было видно, что мои слова ее задели, но вряд ли она хоть что-то поняла. В глазах все равно читалось непонимание: ну и что такого? Разве я сделала что-то плохое?
Игорь вздохнул и пошел в гостиную. Через пару минут оттуда послышались приглушенные голоса. Видимо, Игорь объяснял «родственникам», что им пора уходить. Еще через полчаса, под недовольное ворчание Валентины Петровны, «гости» покинули нашу квартиру, унося с собой свои чемоданы и ощущение чужого присутствия, которое еще долго висело в воздухе.
Когда за ними закрылась дверь, в квартире воцарилась звенящая тишина. Мы остались втроем – я, Игорь и Валентина Петровна, сидящая на кухне, насупившись и обиженно молчащая. В воздухе висело напряжение, как перед грозой.
– Мам, ну ты хоть поняла, что была неправа? – тихо спросил Игорь, опускаясь на стул напротив матери.
Валентина Петровна подняла на него глаза, полные слез.
– Да как же я не права? Я же хотела помочь! Родственники же! Куда им деваться было? Не на улице же ночевать. А у вас квартира все равно пустая стояла. Я думала, вы даже не заметите.
«Не заметите»… Она действительно думала, что мы «не заметим» присутствия чужих людей в нашем доме? Что не почувствуем чужой энергии, чужого запаха, чужих вещей? Наверное, она искренне верила, что делает «как лучше». Вот только «лучше» для кого? Для дальних родственников? Для себя? Но точно не для нас.
– Мам, дело не в том, что квартира «стояла пустая», – Игорь старался говорить мягко, но твердо. – Дело в уважении. В доверии. В том, что у каждого человека есть личное пространство, которое нельзя нарушать. Без разрешения. Тем более, если это твой дом. Наш дом, мам.
Валентина Петровна снова вздохнула. Слез в глазах больше не было, только упрямство. Поняла ли она хоть что-то из наших слов? Сомневаюсь. В глубине души, наверное, она так и осталась уверена, что поступила правильно, «по-семейному», а мы просто придираемся к пустякам.
В тот вечер мы долго молчали. Игорь занимался разбором чемоданов, я ходила по квартире, пытаясь выветрить чужой запах, рассортировать разбросанные вещи, вернуть дому прежний уют и порядок. Валентина Петровна так и сидела на кухне, погруженная в свою обиду и непонимание.
Отношения… Они такие хрупкие, как тонкий лед. Одно неосторожное движение – и трещина пойдет. Иногда такую трещину можно загладить, склеить осколки. А иногда… она остается навсегда, напоминая о том, что доверие – это не то, что можно дарить и забирать по своему усмотрению. Это то, что нужно беречь, как зеницу ока. Иначе можно потерять навсегда. И тогда уже никакие «семейные» оправдания не помогут.
Вечер опускался на город, за окном зажигались огни. В нашей квартире снова было тихо. Слишком тихо. И эта тишина давила сильнее всяких криков и споров. Тишина недосказанности, непонимания, трещина в отношениях, которая только-только начала проступать. И что с ней делать дальше, я пока не знала. Но чувствовала – просто «забыть» эту историю уже не получится.
