Осенний ветер трепал пожелтевшие листья за окном, а Анна стояла у плиты, помешивая суп, который, казалось, готовился уже вечность. В соседней комнате её свекровь Галина Петровна громко комментировала телепередачу, периодически выкрикивая: – Анна! Принеси-ка мне чаю! – или – Чего там у тебя, скоро готово будет?
Три месяца. Всего три месяца прошло с тех пор, как Галина Петровна «временно» переехала к ним, а Анне казалось, что прошла целая вечность.
– Где эта девочка бродит? – донеслось из комнаты, и Анна сжала половник
– Я вам не девочка, я ваша невестка, – прошептала она, зная, что никогда не произнесет эти слова вслух.
Виктор должен был вернуться с работы через час. Как обычно, он войдет в квартиру, поцелует мать в щеку, кивнет Анне и спросит:
– Что на ужин?
Словно это было единственное, что его интересовало в ней.
Анна вспомнила их первую встречу – шесть лет назад в библиотеке университета. Виктор – высокий, с внимательными серыми глазами, склонился над историческим атласом. Она тогда готовилась к экзамену, и он помог найти нужную книгу. Говорил тихо, но уверенно, с какой-то внутренней силой. Она влюбилась в его спокойствие, основательность, в то, как он умел слушать, словно каждое её слово имело значение. Никто никогда не слушал её так.
Ухаживал Виктор по-старомодному – провожал до дома, дарил не цветы, а книги с короткими записками на форзаце. Когда делал предложение, сказал просто: «Мы хорошая пара. Ты дополняешь меня». Никаких пламенных признаний – и это казалось таким искренним, настоящим.
Первые три года брака были… спокойными. Не счастливыми в том восторженном смысле, о котором пишут в романах, но уютными. Виктор работал в архитектурном бюро, Анна преподавала историю в школе. Они планировали завести ребенка, но все время откладывали – то ремонт, то повышение Виктора, то ее аспирантура.
А потом умер отец Виктора, и все изменилось.
Свекровь сначала звонила каждый день, потом через день. Приезжала в гости каждые выходные. А три месяца назад появилась на пороге с двумя чемоданами: «В моей квартире будут менять трубы. Поживу у вас немного, не возражаете?»
Конечно, они не возражали. Точнее, Виктор не возражал, а Анна промолчала. Зачем спорить, если ремонт – дело временное?
Но временное затянулось. Галина Петровна не просто жила с ними – она медленно, но верно заполняла собой все пространство квартиры. Переставила мебель в гостиной («так функциональнее»), заменила шторы («твои слишком мрачные, Аннушка»), перемыла всю посуду и расставила её по-своему («у меня система!»).
Но самое главное – она забрала Виктора. Не физически, конечно. Но каждый вечер они сидели вдвоем на диване, вспоминая его детство, обсуждая его успехи, планируя его будущее. Анна же превратилась в некое приложение – ту, что готовит, убирает и подает чай, когда Галина Петровна щелкает пальцами.
Возражать было бесполезно. Однажды, когда Анна робко заметила, что предпочитает держать специи в другом месте, свекровь взглянула на неё с таким искренним удивлением, что Анна почувствовала себя сумасшедшей.
«Милая, – сказала тогда Галина Петровна, – у тебя столько дел, я просто хочу помочь. Виктору нужен порядок».
И Виктор согласно кивал, благодарно улыбаясь матери.
Каждый раз, когда Анна пыталась поговорить с мужем наедине, что-то мешало – то телефонный звонок, то внезапное появление свекрови с вопросом или просьбой, а то и просто усталость Виктора: «Давай завтра, ладно? Я вымотался».
Завтра никогда не наступало.
Суп почти выкипел, и Анна быстро убавила огонь. За окном начинался дождь – мелкий, противный, как назойливый шепот за спиной. Она взглянула на часы – Виктор опаздывал.
– Анна! – голос свекрови прорезал тишину. – Ты не видела мои очки?
– Нет, Галина Петровна, не видела, – ответила Анна, не поворачиваясь.
– Странно. Я точно оставляла их на журнальном столике. Ты не перекладывала?
– Нет.
– Ты уверена? Ты ведь постоянно все переставляешь.
Анна сосчитала до трех и повернулась, натянув улыбку:
– Я ничего не переставляю, Галина Петровна. Может, они у вас в кармане халата?
Свекровь недоверчиво похлопала по карманам и победно извлекла очки:
– Действительно! Ты знаешь, с возрастом становишься рассеянной. Когда тебе будет шестьдесят, ты поймешь.
– Надеюсь, в шестьдесят я буду жить собственной жизнью, – почти прошептала Анна.
– Что ты сказала?
– Ничего. Суп готов, можно садиться.
Галина Петровна недовольно поджала губы:
– Витюшу подождем. Он звонил, задерживается на полчаса. Совещание у них.
Конечно, свекрови он звонил. Не жене.
Анна села у окна, глядя на дождь. В отражении стекла она видела своё лицо – осунувшееся, с тенями под глазами. Когда она успела так измениться? Где та смешливая девушка с копной рыжих волос и веснушками на носу, которая спорила до хрипоты на семинарах, мечтала объехать все исторические музеи мира и писала статьи для научного журнала?
– Тебе бы волосы подстричь, – раздалось за спиной. – «И покрасить. Эти рыжие патлы уже не молодят.
Анна промолчала, сжав зубы. Её волосы – это последнее, что осталось неподконтрольным Галине Петровне. Последний островок сопротивления.
Виктор пришел промокший и хмурый. Поцеловал мать в щеку, кивнул Анне и спросил:
– Что на ужин?
Как по сценарию.
– Суп с фрикадельками, – ответила Анна.
– Фрикадельки мясные? – уточнил Виктор, снимая пиджак.
– Нет, из единорогов, – чуть не сорвалось у Анны, но она сдержалась. – Да, мясные. Как ты любишь.
Галина Петровна тут же подхватила:
– Я ей показала, как ты любишь. А то она все какие-то новомодные рецепты пробует. Мужчине нужна простая, сытная еда.
Виктор улыбнулся матери:
– Это точно. Помнишь, как ты в детстве готовила мне этот суп, когда я болел ангиной?
И они снова погрузились в воспоминания, как будто Анны не существовало. Она механически разлила суп по тарелкам, села на свое место и стала есть, не чувствуя вкуса. В голове крутился один и тот же вопрос: как долго это может продолжаться?
После ужина Виктор, как обычно, уселся смотреть телевизор с матерью, а Анна осталась мыть посуду. Из комнаты доносился смех – свекровь рассказывала очередную историю из прошлого.
«А помнишь, Витенька, как ты в третьем классе принес домой ужа? Я чуть в обморок не упала!»
«Еще бы! Ты тогда закричала так, что соседи прибежали!»
Они смеялись, и этот смех резал Анну по живому. Когда она последний раз смеялась с Виктором? Не могла вспомнить.
Домыв посуду, она тихо прошла в спальню, достала ноутбук и открыла почту. Письмо от Маргариты Степановны, завуча школы, все еще оставалось непрочитанным.
«Анна Сергеевна, напоминаю, что жду Ваше решение по поводу стажировки в Санкт-Петербурге. Программа рассчитана на три месяца, все расходы покрываются грантом. Учитывая Ваши научные интересы, это отличная возможность. Прошу сообщить о решении до конца недели».
Три месяца в Петербурге. Три месяца вдали от этой квартиры, от свекрови, от равнодушного взгляда мужа. Три месяца свободы.
Анна закрыла глаза. Чего она боится? Что её не отпустят? Она взрослая женщина, преподаватель с шестилетним стажем. Разве ей нужно разрешение?
Но внутренний голос шептал: «Ты знаешь, что будет. Галина Петровна скажет, что это безответственно – оставлять мужа без присмотра. Виктор нахмурится и напомнит, что у вас планы на отпуск. И в итоге ты останешься».
Она открыла глаза и решительно напечатала: «Маргарита Степановна, я с радостью принимаю предложение». Палец завис над кнопкой «Отправить».
В этот момент дверь спальни открылась, и вошел Виктор.
«Что делаешь?» – спросил он, падая на кровать.
«Рабочую почту проверяю», – Анна закрыла ноутбук, не отправив письмо.
«Мама говорит, что ты весь вечер какая-то странная. Что-то случилось?»
Анна посмотрела на мужа – он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Не на неё.
«Виктор, как долго твоя мама планирует у нас жить?»
Он повернул голову, впервые за вечер глядя ей в глаза:
«А что такого? Тебе разве тяжело? Она же помогает с хозяйством».
«Помогает?» – Анна не могла поверить своим ушам. – «Она не помогает, она командует. Это разные вещи».
Виктор сел на кровати:
«Анна, ну что за тон? Мама просто привыкла все держать под контролем. Она всю жизнь одна нас с отцом тащила».
«А я при чем? Я в бесплатные прислуги к твоей маме не нанималась», – слова вырвались сами собой, и Анна испугалась собственной смелости.
Виктор смотрел на неё с изумлением, словно увидел впервые:
«Ты это серьезно сейчас? Моя мать потеряла мужа, осталась одна, а ты…»
«Она не одна», – перебила Анна. – «У неё есть ты. Но у меня тоже должен быть ты. А я тебя не вижу. Вернее, вижу, но словно через стекло».
«Перестань драматизировать», – Виктор поморщился. – «Что конкретно тебе не нравится?»
«Всё!» – Анна повысила голос. – «Мне не нравится, что я не могу расставить вещи в собственной квартире так, как хочу. Мне не нравится, что она критикует каждый мой шаг. Мне не нравится, что вы с ней постоянно обсуждаете прошлое, в котором меня нет, и будущее, в котором для меня тоже не находится места!»
«Тише ты, она услышит», – Виктор понизил голос.
«И пусть! Может, хоть так мы наконец поговорим!»
Виктор встал и подошел к окну – типичный жест, когда он хотел избежать конфликта.
«Поговорим о чем? О том, что ты ревнуешь меня к собственной матери? Это смешно, Анна».
«Я не ревную. Я задыхаюсь. С тех пор, как она переехала, я перестала существовать. Я призрак в собственном доме».
«Ты преувеличиваешь…»
«Нет!» – Анна почувствовала, как слезы подступают к горлу, но сдержалась. – «Знаешь, что самое ужасное? Она даже не злая. Она просто… не видит меня. И ты тоже. Вы оба смотрите сквозь меня».
В наступившей тишине было слышно, как за стеной Галина Петровна передвигает что-то в шкафу.
«Мне предложили стажировку в Петербурге», – наконец произнесла Анна. – «На три месяца».
Виктор повернулся к ней:
«И ты согласилась?»
«Я хочу согласиться».
«А как же я? Как же наши планы?»
«Какие планы, Витя?» – впервые за долгое время она назвала его домашним именем. – «Мы три года откладываем ребенка. Мы не были в отпуске вместе уже два года. У нас нет планов. Есть только рутина».
Виктор опустился на край кровати, потер лицо руками:
«Знаешь, ты права. Мы действительно давно не разговаривали. Но это не значит, что нужно сразу бежать в другой город».
«Я не бегу. Я выбираю возможность для профессионального роста».
«В твоей школе тебя так не ценят?»
«При чем тут это? Речь о научной работе, о музеях, о доступе к архивам».
Виктор покачал головой:
«Ты всегда была упрямой».
«Не упрямой, а целеустремленной. Раньше тебе это нравилось».
Он встал, подошел и сел рядом с ней на кровать:
«Хорошо, давай так. Соглашайся на стажировку, если это так важно для тебя. А за три месяца я найду для мамы квартиру. Она действительно засиделась у нас».
Анна посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, не шутит ли он:
«Ты серьезно?»
«Да. Мне просто казалось, что вы ладите. Что тебе нормально».
«Мы не ладим, Витя. Она меня терпит, я терплю её. Это не отношения».
Он осторожно взял её за руку:
«Ты должна была сказать раньше».
«Я пыталась. Ты не слышал».
За дверью раздались шаги – Галина Петровна шла по коридору.
«Завтра поговорим», – Виктор сжал её руку и отпустил.
Анна кивнула, но внутренний голос снова прошептал: «Завтра никогда не наступает».
Утро встретило Анну головной болью и запахом блинов. Галина Петровна уже хозяйничала на кухне, напевая что-то себе под нос.
«Доброе утро», – Анна прошла к кофеварке.
«И тебе не хворать», – свекровь ловко перевернула блин. – «Витя уже ушел, просил передать, что задержится сегодня».
«Спасибо», – Анна достала чашку, машинально отметив, что свекровь снова переставила посуду.
«Я блинчиков напекла. Твой-то любит с вареньем, я с собой банку привезла, еще мама моя варила, по особому рецепту».
«Галина Петровна», – Анна сделала глубокий вдох. – «Мне предложили стажировку в Петербурге. На три месяца. Я согласилась».
Рука свекрови с лопаткой замерла над сковородой:
«Вот как. И когда же ты уезжаешь?»
«Через две недели».
«А Витя что говорит?»
«Он согласен».
Галина Петровна хмыкнула, вернулась к блинам:
«Конечно, согласен. Он у меня всегда такой был – слишком мягкий. Отца и то не слушался так, как тебя».
Анна почувствовала, как внутри поднимается волна раздражения:
«Он взрослый человек. Ему не нужно никого слушаться».
«Ой, да ладно тебе. Все мужчины как дети. Им нужно направление. Вот ты уедешь, а он без присмотра останется. Кто ему готовить будет?»
«Думаю, вы прекрасно справитесь», – Анна улыбнулась так сладко, что у самой свело зубы.
Свекровь поджала губы:
«Справлюсь, конечно. Не впервой. Я, знаешь ли, и одна его растила, когда Коля в командировки ездил. По полгода, бывало, не видела мужа».
«И как, было тяжело?» – неожиданно для себя спросила Анна.
Галина Петровна на мгновение замолчала, словно вспоминая:
«Всякое бывало. Но я же сильная. Не то что нынешние – чуть что, сразу в слезы».
«Я не плачу», – заметила Анна.
«Да уж вижу», – свекровь выключила плиту. – «Гордая ты. Все сама, все сама. А в семье, знаешь ли, не так. В семье нужно уступать».
«Всем? Всегда? А когда же мне уступят?»
Галина Петровна посмотрела на неё с искренним удивлением:
«Девочка моя, да кто ж тебе будет уступать? Ты же жена! Твоя задача – создавать уют, поддерживать мужа, растить детей».
«У нас нет детей», – напомнила Анна.
«Вот именно! А годы идут. Тебе сколько – тридцать два? В моё время в таком возрасте уже по двое детей было».
«В ваше время женщины не делали карьеру».
«И правильно делали! На что она, карьера эта? Деньги? Так мужчина должен зарабатывать. Самореализация? Вырастишь детей – вот тебе и самореализация».
Анна отставила чашку – руки начали дрожать:
«Галина Петровна, с каких пор вы решаете, как мне жить?»
«Я? Да я просто советую! Ты сама не знаешь, что для тебя лучше».
«Я знаю», – тихо, но твердо сказала Анна. – «И я еду на эту стажировку. А когда вернусь, я хотела бы жить только с мужем. Без советов и указаний».
Галина Петровна побагровела:
«Значит, выгоняешь меня? Мать мужа? На улицу?»
«Не на улицу. В вашу квартиру. Там ведь давно закончился ремонт, не так ли?»
Свекровь отвернулась к окну:
«Ты ничего не понимаешь. Я там одна. Совсем одна».
В её голосе прорезалась такая неподдельная тоска, что Анна на мгновение растерялась. Она никогда не задумывалась о том, каково это – потерять мужа после сорока лет брака и остаться в пустой квартире.
«Галина Петровна», – мягче сказала Анна. – «Я понимаю, что вам тяжело. Но нельзя же решать свои проблемы за счет других. Вы не одна – у вас есть сын. Но у него есть и своя жизнь».
«Ты его у меня забрала», – прошептала свекровь, и в этих словах было столько детской обиды, что Анна невольно улыбнулась:
«Я его не забирала. Он сам выбрал меня, как когда-то ваш муж выбрал вас. Разве вы хотели бы, чтобы ваша свекровь поселилась с вами и указывала, как жить?»
Галина Петровна фыркнула:
«Моя свекровь была святой женщиной! Мухи не обидела».
«Повезло вам», – Анна допила кофе. – «Мне пора на работу. Спасибо за блины».
Уже в прихожей, надевая пальто, она услышала за спиной:
«Знаешь, я ведь правда думала, что помогаю. Что вам лучше с моими советами».
Анна обернулась – Галина Петровна стояла в дверях кухни, внезапно маленькая и какая-то потерянная.
«Я знаю», – кивнула Анна. – «В этом всё и дело».
День пролетел как в тумане. Анна провела три урока, проверила стопку тетрадей и наконец отправила письмо Маргарите Степановне с согласием на стажировку. Чувство легкости, охватившее её после отправки, было почти головокружительным.
Возвращаться домой не хотелось. Она знала, что там её ждет тяжелый разговор – либо с Виктором, либо со свекровью, либо с обоими сразу. Поэтому Анна решила зайти в кафе – маленькое, уютное место недалеко от школы, где подавали отличный травяной чай.
Устроившись у окна, она достала телефон и открыла фотографии – те самые, из их с Виктором первой поездки на море. Четыре года назад, когда они ещё смеялись вместе и говорили о будущем. Когда в его глазах ещё был тот особенный блеск, с которым он смотрел только на неё.
Что изменилось? Когда всё пошло не так?
Телефон завибрировал – звонил Виктор. Анна сделала глубокий вдох и ответила:
«Да?»
«Привет», – голос мужа звучал напряженно. – «Ты где?»
«В кафе, рядом со школой. А что?»
«Мама сказала, что ты уезжаешь».
«Да, я тебе вчера говорила. Стажировка в Петербурге».
«И ты вот так просто всё решила?»
Анна нахмурилась:
«Витя, мы же вчера обсудили. Ты сказал, что согласен».
«Я… да, но…» – он замялся. – «Слушай, давай дома поговорим. Я сегодня пораньше освободился».
«Хорошо. Буду через полчаса».
Она медленно допила чай, расплатилась и вышла на улицу. Дождь прекратился, но воздух был влажным и холодным. Анна застегнула пальто и медленно пошла к дому, мысленно готовясь к битве.
Но то, что она увидела, войдя в квартиру, заставило её остановиться на пороге: в коридоре стояли два знакомых чемодана, а Галина Петровна, одетая в строгое пальто и шляпку, разговаривала с Виктором.
«…и не спорь со мной!» – говорила она. – «Я всё решила. Хватит сидеть у вас на шее».
Виктор увидел Анну и беспомощно развел руками:
«Анна, скажи ей, что она не обязана уезжать прямо сейчас!»
Галина Петровна обернулась, окинула невестку цепким взглядом:
«А вот и наша путешественница. Не волнуйся, я не стану мешать вашему счастью. Поеду к себе».
«Прямо сейчас?» – только и смогла выговорить Анна.
«А чего тянуть? Ремонт давно закончен, квартира стоит. Я уже и такси вызвала».
Виктор выглядел растерянным:
«Мама, но почему так внезапно? Мы же могли всё спокойно обсудить, подготовиться…»
– Витенька, – Галина Петровна неожиданно мягко улыбнулась. – Я, знаешь ли, тоже была молодой. И тоже хотела жить без свекрови под боком. Думаешь, мне нравилось, когда мать твоего отца приезжала к нам на месяц каждое лето? Я зубы стискивала, но терпела.
– Но тогда почему… – начал Виктор.
– Потому что так заведено, – отрезала Галина Петровна. – Но, видимо, времена меняются. Современным женщинам нужна свобода и самореализация.
Последние слова она произнесла с такой явной иронией, что Анна невольно сжала кулаки.
– Галина Петровна, – начала она, но свекровь подняла руку:
– Молчи. Я всё поняла. Я вам мешаю – это нормально. Ненормально то, как ты это сказала. Можно было по-человечески поговорить, а не выставлять меня старой дурой, которая не понимает намеков.
За окном просигналило такси. Галина Петровна взглянула на часы:
– Пора. Витя, помоги с чемоданами.
Виктор послушно подхватил багаж и направился к выходу. У двери обернулся:
– Я провожу маму и вернусь. Нам нужно поговорить, Анна.
Когда за ними закрылась дверь, Анна медленно опустилась на диван. Квартира внезапно показалась непривычно тихой и просторной. Она обвела взглядом гостиную – расставленные по-свекровиному вкусу безделушки, заменённые шторы, переставленная мебель. Всё чужое, ничего своего.
Через полчаса вернулся Виктор – хмурый, с плотно сжатыми губами.
– Ну вот, – он остановился посреди комнаты. – Ты довольна?
Анна подняла на него глаза:
– А ты нет?
– Она плакала в такси. Я никогда не видел, чтобы мама плакала.
«Мне жаль», – сказала Анна, и это была правда. – «Но так будет лучше. Для всех нас».
Виктор сел в кресло напротив, провел рукой по лицу:
«Ты не понимаешь. Она старая, одинокая женщина. У неё никого, кроме меня».
«Она вполне самостоятельная и сильная. И если ей одиноко, это не значит, что она должна забрать всё наше пространство».
«Наше?» – Виктор усмехнулся. – «Когда ты последний раз говорила «мы»? Ты всё решаешь сама – эта стажировка, отъезд мамы…»
«Потому что ты ничего не решаешь!» – Анна повысила голос. – «Три месяца я пыталась поговорить с тобой о том, что происходит, а ты делал вид, что всё в порядке!»
«А что не в порядке? Моя мать потеряла мужа, ей было плохо, она пришла к сыну – это нормально!»
«Нормально? То, как она командовала мной, перестраивала наш дом, это нормально? То, что она вставала между нами при каждом удобном случае – это тоже нормально?»
Виктор поднялся, подошел к окну:
«Знаешь, что она сказала в машине? Что с самого начала видела, что ты не та женщина, которая нужна мне. Что ты слишком независимая, слишком резкая. И что я заслуживаю кого-то, кто будет заботиться обо мне, а не строить карьеру».
Анна сглотнула:
«И что ты ответил?»
«Ничего. Я просто смотрел, как она плачет, и понимал, что она права».
Тишина, наступившая после этих слов, звенела как натянутая струна. Анна медленно встала:
«Понятно. Что ж, хорошо, что мы наконец начали говорить правду».
«Мы разные, Анна», – Виктор повернулся к ней. – «Всегда были. Я думал, это дополняет нас, как пазл. Но теперь вижу, что мы просто не подходим друг другу».
«И когда ты это понял? Когда твоя мать сказала тебе?»
«Не передёргивай. Я давно это чувствовал, просто не хотел признавать».
Анна скрестила руки на груди:
«Значит, когда я через две недели уеду в Петербург, ты предлагаешь мне не возвращаться?»
Виктор помолчал, глядя ей в глаза:
«Не знаю. Может, эти три месяца нам действительно нужны, чтобы всё обдумать. Порознь».
«Обдумать?» – Анна невесело рассмеялась. – «Да ты уже всё решил. Ты выбрал свою мать, как делал всегда».
«Не говори глупостей! Это не выбор между вами!»
«Нет? А что тогда? Ты признал, что она была права насчет меня – «не та женщина». Что я должна с этим делать?»
Виктор раздраженно махнул рукой:
«Всё сводишь к одному! У меня своя голова на плечах, я сам могу решить, что мне нужно».
«И что тебе нужно, Витя?»
Он посмотрел на неё долгим взглядом:
«Семья. Дети. Дом, в котором меня ждут. А не карьеристка, которая срывается на три месяца в другой город при первой возможности».
Эти слова ударили сильнее, чем пощечина. Анна отступила на шаг:
«Понятно. Вот, значит, как ты меня видишь».
«Не перекручивай мои слова!»
«Я ничего не перекручиваю. Ты прямым текстом сказал, что тебе нужна домохозяйка, а не профессионал со своими амбициями. Что ж, могу тебя поздравить – ты точная копия своей матери».
Виктор сжал кулаки:
«Прекрати оскорблять мою семью! Мои родители прожили вместе сорок лет и были счастливы! А ты… ты просто не умеешь быть женой».
Слова повисли в воздухе, как ядовитый туман. Анна почувствовала, как внутри что-то окончательно ломается – хрупкая надежда на то, что их брак еще можно спасти.
«Знаешь что, Виктор», – она произнесла его имя полностью, впервые за долгое время. – «Если «быть женой» значит раствориться в тебе и твоей матери, потерять себя и свои мечты – то да, я не умею. И не хочу уметь».
Она прошла мимо него в спальню, достала из шкафа чемодан.
«Что ты делаешь?» – Виктор застыл в дверях.
«Собираю вещи. Я не буду ждать две недели».
«Куда ты поедешь?»
«К Лене. Она давно предлагала пожить у неё, когда будет совсем невмоготу».
«Значит, ты уже планировала сбежать?» – в его голосе прозвучала обида.
«Нет. Я планировала спасти наш брак. Наивно, правда?»
Анна методично складывала одежду в чемодан. Руки не дрожали, голос не срывался. Внутри была пустота – чистая, звенящая пустота, которая придавала странную ясность мыслям.
«Ты не можешь просто так уйти», – Виктор шагнул в комнату. – «Нам нужно всё обсудить, решить…»
«Нечего решать», – Анна закрыла чемодан. – «Ты сказал всё, что я должна была услышать. А я наконец поняла то, что следовало понять гораздо раньше – нельзя быть с человеком, который не видит в тебе равного».
«Я люблю тебя», – тихо сказал он.
«Нет», – Анна покачала головой. – «Ты любишь идею обо мне – послушной, удобной жены, которая всегда под рукой. Но это не я».
Она подняла чемодан:
«Пришлешь остальные вещи на адрес Лены. Ключи оставлю на тумбочке».
Виктор загородил дверь:
«Не делай этого. Давай просто успокоимся, выспимся, а завтра всё обсудим на свежую голову».
«Завтра никогда не наступает, помнишь?»
Она обошла его и вышла в коридор. Позади раздались шаги – Виктор шел за ней:
«Если ты сейчас уйдешь – всё, конец. Понимаешь? Я не буду бегать за тобой, уговаривать».
Анна обернулась у двери, глядя ему в глаза:
«Ты никогда не бегал за мной, Витя. Всегда только я – за тобой, за твоим вниманием, за нашим браком. Я устала».
Она вышла, не оглядываясь, и закрыла за собой дверь. В подъезде было темно и тихо. Анна спустилась по лестнице, вышла на улицу и глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух.
Дождь прекратился, и над городом медленно расходились тучи. Анна подняла голову и увидела звезды – яркие, далекие и совершенно равнодушные к человеческим драмам.
«Я свободна», – прошептала она, и впервые за много месяцев ей стало легко дышать.
Она не знала, что ждет её впереди – Петербург, новая работа, новая жизнь. Но точно знала, что не вернется туда, где её не видят. Где её не слышат. Где она – призрак в собственном доме.
Анна достала телефон, вызвала такси и сделала первый шаг в неизвестность – без страха, без сожалений, с легким чемоданом и тяжелым, но освобожденным сердцем.
В квартире на пятом этаже Виктор сидел в темноте, глядя на дверь, за которой исчезла его жена. Рядом лежали ключи – последнее, что она оставила ему. Он не плакал, не кричал – просто сидел, пытаясь осознать, что произошло.
Телефон завибрировал – звонила мать. Он не взял трубку. В первый раз в жизни…
