Таисия разложила игрушки по ящикам, сложила разбросанную одежду, протёрла стол. В детской наконец стало чисто — как будто не здесь пять часов назад бушевал ураган в лице пятилетней Алисы. Теперь дочь спала, обняв плюшевого зайца, посапывая во сне.
Таисия постояла в дверях, вслушиваясь в это мерное дыхание. Может, хоть дочь выспится, раз уж сама она третью ночь ворочается до трёх утра. Тихо прикрыв дверь, Таисия прошла на кухню. Включила чайник, достала чашку.
Квартира была непривычно тихой. Глеб ушёл на ночную смену — по крайней мере, так он сказал. Может, и правда на работу. А может, к друзьям, подальше от напряжения, которое повисло между ними, густое, как туман.
Они не разговаривали уже две недели — только о необходимом. «Алису забери из садика», «Счета оплатил?», «Молоко закончилось».
Ещё три недели назад у них была нормальная семья. Не идеальная — у кого она идеальная? Но нормальная. А потом случился тот разговор о деньгах.
Глеб заявил, что она слишком много тратит на какие-то «глупости» для Алисы. На какие именно — он не смог внятно объяснить. Потом перешёл на то, что она «разбаловала» дочь, что та «на шею сядет». И закончил тем, что он «всех содержит», а его никто не ценит.
Таисия вспыхнула. Высказала всё, что накопилось за десять лет брака. Про его вечное молчание, когда нужно решать проблемы. Про то, что она не просто «сидит дома», а работает на удалёнке, ведёт онлайн-курсы, зарабатывает.
Про то, что квартира, в которой они живут — её по факту, что она сама выплачивала ипотеку за квартиру ещё до брака и только три года назад она сама внесла последний платёж по ипотеке, хотя Глеб, конечно, помогал.
И вот уже две недели они существовали параллельно. В одной квартире, но будто в разных измерениях.
А три дня назад приехала свекровь. Евдокия Петровна. Без предупреждения, с двумя чемоданами, «погостить недельку-другую». Глеб оживился, засуетился. Таисия только молча кивнула.
Свекровь сразу почувствовала напряжение. Начала задавать вопросы — сначала Глебу, потом Таисии. Выяснила, что «дети поссорились». И взялась всё исправлять.
Таисия помешивала чай, когда услышала шаги в коридоре. Не Глеб — тот ходил тяжело, а эти шаги были лёгкими, но уверенными. Свекровь.
— Не спится? — Евдокия Петровна зашла на кухню, запахнув халат. — И мне что-то не спится. Чай заваришь?
Таисия молча достала ещё одну чашку. Заварила чай. Свекровь села напротив, всматриваясь в её лицо.
— Исхудала совсем. Нельзя так, Тая. Из-за ссоры с мужем себя изводить.
Таисия промолчала. К этим «мудрым советам» она привыкла за десять лет. Лучший ответ — молчание. Но сегодня свекровь, похоже, была настроена решительно.
— Таисия, я хочу с тобой серьёзно поговорить, — она отпила чай, поморщилась. — Ты мне как дочь. Я тебя люблю, ты это знаешь. И Алису обожаю. Но то, что сейчас происходит… Это неправильно.
— Что именно неправильно, Евдокия Петровна? — Таисия наконец подняла глаза.
— Всё! — свекровь всплеснула руками. — Вы десять лет вместе. У вас ребёнок. А вы друг с другом не разговариваете! Глеб ходит, как в воду опущенный. Ты на него не смотришь. Что происходит?
— Я думаю, вам лучше спросить об этом у сына.
— Я спрашивала, — свекровь поджала губы. — Он говорит, что ты завелась из-за денег. Что он якобы тебя попрекает. А он просто беспокоится о семейном бюджете!
Таисия сделала глубокий вдох. Спокойно. Только спокойно.
— Дело не в деньгах, Евдокия Петровна. Дело в отношении. В уважении. В том, как мы распределяем обязанности, как воспитываем дочь, как решаем проблемы. Вернее, не решаем.
— Это всё пустяки, — свекровь махнула рукой. — Бытовуха. У всех так. Нужно просто перетерпеть, уступить. Ты же умная девочка, Тая.
— Я не девочка, — тихо сказала Таисия. — Мне тридцать шесть. У меня дочь. Работа. Жизнь.
— Вот именно! — свекровь подалась вперёд. — У тебя всё есть. Благодаря кому? Благодаря Глебу! Он работает как вол. Содержит вас. А ты из-за какой-то ерунды готова всё разрушить!
— Я ничего не разрушаю, — Таисия покачала головой. — Мы просто поссорились. Это бывает.
— Ох, не делай вид, что ничего не происходит, — свекровь прищурилась. — Я же вижу. Ты на грани. Думаешь о разводе.
Таисия вздрогнула. Да, она думала. Не сразу, не после первой ссоры. Но эти две недели молчания, холодного отчуждения заставили её задуматься — а есть ли смысл продолжать? Если за десять лет они так и не научились разговаривать, решать проблемы, уважать друг друга?
— Я думаю о многом, — уклончиво ответила она.
— Вот! — свекровь торжествующе посмотрела на неё. — Я так и знала! И что будет, если ты разведёшься? Глеб останется на улице? Без крыши над головой? Это справедливо?
— Почему на улице? — Таисия удивлённо подняла брови. — У него есть деньги. Он может снять квартиру.
— Снять! — фыркнула свекровь. — После десяти лет брака — снять! А эта квартира, между прочим, общая. Семейная.
— Эта квартира моя, — тихо, но твёрдо сказала Таисия. — Я купила ее еще до брака. Да, мы вместе выплачивали остаток ипотеки. Три года. Но юридически она полностью моя.
— Юридически! — свекровь покачала головой. — Дело даже не в юридических тонкостях, Тая. Дело в справедливости. Глеб вложился в эту квартиру. Я помогала с ремонтом — и деньгами, и советами. Мы все строили этот дом.
Таисия молчала. Что тут скажешь? Да, свекровь помогала с ремонтом пять лет назад. Привозила рабочих из своей деревни, выбирала обои, плитку, мебель. Таисии тогда было не до того — она была беременна Алисой, потом кормила, не спала ночами. И благодарна за помощь. Но это не делает квартиру общей собственностью.
— Я ценю вашу помощь, — наконец сказала она. — И Глеба вклад. Но речь сейчас не о разводе, не о разделе имущества.
— А я думаю, что как раз об этом, — свекровь поставила чашку на стол. — Ты уже всё для себя решила. И меня не обманешь.
В коридоре хлопнула дверь. Вернулся Глеб. Зашёл на кухню — взъерошенный, уставший. Посмотрел на мать, на жену.
— Что за посиделки в два часа ночи?
— Сынок, мы с Таей говорим о важном, — свекровь поманила его рукой. — Садись. Тебя это тоже касается.
Глеб сел, бросив настороженный взгляд на жену. Таисия отвернулась к окну. В стекле отражалась кухня — жёлтый свет лампы, три фигуры за столом, как на странной семейной фотографии.
— Глеб, я всё узнала, — свекровь положила руку на плечо сына. — Тая думает о разводе.
— Что? — он дёрнулся. — Тая, это правда?
Таисия молчала. Свекровь продолжила:
— Я не дам развалить семью. Мы столько в неё вложили. В эту квартиру, в Алису, в ваше будущее. И нужно всё исправить. Я придумала, как.
Таисия почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Сын сидит, как в гостинице. Ты с ним не разговариваешь, — Евдокия Петровна повернулась к Таисии. — Я вообще-то его мать, квартира должна быть записана на меня. Это будет правильно. Я буду гарантом — чтобы никто никуда не разбежался и всё по уму распределить. Я же помогала, я вкладывалась. Глеб содержал вас. Это не только твоё.
Тишина. Таисия смотрела на свекровь, не веря своим ушам. Перевела взгляд на мужа — тот сидел, опустив голову, рассматривая свои руки.
— То есть… вы теперь хотите быть не просто свекровью, а регистратором недвижимости? — Таисия наконец нашла в себе силы говорить.
— Не надо иронии, — отрезала свекровь. — Я просто хочу всё удержать. А то разведётесь — и мой сын на улице окажется. А я всё это спасала. Кто ремонт этот тащил? Я! И ещё не так мало.
Таисия перевела взгляд на мужа.
— Глеб, ты хоть рот откроешь?
Он наконец поднял глаза — усталые, потухшие.
— Ну… она же говорит по делу. Ты реально собралась всё разрушить?
Таисия смотрела на них обоих — и видела одного человека. Будто Глеб был продолжением матери, её копией, её инструментом. Десять лет она пыталась найти в нём самостоятельную личность. И вот, наконец, увидела правду.
Она встала из-за стола. Говорила спокойно, но без компромиссов:
— Отлично. Раз квартира — объект спасения, а я — угроза, тогда давайте так: квартира будет моей, как положено. А сына — забирайте. Он же всё равно ваш. Я на вашей схеме не подписываюсь. Гарантами будьте друг другу, но не за мой счёт.
Свекровь ахнула, прижав руку к груди.
— Ты что такое говоришь? Как ты можешь! Мы же семья!
— Нет, Евдокия Петровна, — Таисия покачала головой. — Вы с Глебом — семья. А я, похоже, просто приложение с квартирой.
Она вышла из кухни, оставив их сидеть в оцепенении.
Следующие две недели были похожи на странный сон. Таисия поменяла замки — тихо, без скандала, просто вызвала мастера, когда Глеб был на работе, а свекровь увела Алису в парк. Вечером вручила им новые ключи.
— Что это? — Глеб смотрел на ключ в своей ладони, как на что-то неизвестное.
— Новые ключи. Я сменила замки, — спокойно ответила Таисия, раскладывая ужин по тарелкам.
— Зачем? — он нахмурился.
— Затем, что я имею право решать, кто и когда входит в мою квартиру, — она поставила тарелку перед Алисой, которая с любопытством наблюдала за родителями.
Евдокия Петровна поджала губы, но промолчала при внучке. Только потом, когда Алиса ушла смотреть мультфильм, она заговорила — тихо, с ядом в голосе:
— Что это за демонстрация силы? Думаешь, этим что-то докажешь?
— Я ничего не доказываю, Евдокия Петровна, — Таисия собирала посуду. — Просто расставляю границы.
В следующие дни свекровь читала ей длинные нотации. Обвиняла в эгоизме, в жестокости, в разрушении семьи. «Ты отнимаешь у Алисы отца», «Ты разрушаешь то, что мы строили годами», «Мой сын имеет право на эту квартиру не меньше твоего».
Таисия не отвечала. Только однажды не выдержала, ответила:
— Я никого ни от кого не отнимаю. Глеб может видеться с дочерью, когда захочет. Но жить мы будем отдельно.
Глеб молчал. Уходил рано, возвращался поздно. Они почти не пересекались, а если и оказывались вместе, говорили только о бытовых мелочах.
Однажды вечером, когда Таисия работала за ноутбуком в спальне, Глеб вошёл без стука. Сел на край кровати, долго молчал, разглядывая свои руки. Наконец произнёс:
— Я, наверное, перееду к маме на время.
Таисия подняла глаза от экрана.
— Хорошо.
— Хорошо? — он грустно усмехнулся. — И это всё, что ты скажешь?
— А что я должна сказать, Глеб? Ты уже всё решил. И не вчера.
— Это неправда, — он покачал головой. — Я пытался… пытаюсь сохранить семью. Но ты… ты как будто закрылась. Отгородилась стеной.
Таисия захлопнула ноутбук. Хватит этих игр.
— Я, значит, закрылась? Это кто-то другой две недели в молчанку играл? Кто-то другой домой в полночь приползал? И кто молчал, как партизан, когда эта твоя… мать заявила, что моя квартира должна быть на неё переписана?
Глеб поморщился.
— Мама просто как лучше хотела.
— Как лучше? — Таисия фыркнула. — Десять лет одно и то же. Как лучше, как надо, как правильно. И вечно ты к ней прислушиваешься, а не ко мне. Сто раз пыталась влиться в вашу семейку, но так и осталась чужой.
— Неправда!
— Правда, — Таисия говорила тихо, но с такой болью, что Глеб опустил глаза. — Вот и сейчас бежишь к мамочке. Нас с Алисой бросаешь.
— Да не бросаю я! — он вскочил, заметался по комнате. — Буду приезжать, видеться… Это ненадолго, пока всё… утрясётся…
— Уже утряслось, — Таисия не двигалась с места. — Все точки расставлены. Я в ту ночь всё для себя решила. Когда твоя мать заявила про квартиру, а ты ни слова поперёк не сказал. Ты никогда, слышишь, никогда не будешь на моей стороне.
Глеб замер у окна. В отражении он казался совсем маленьким.
— Надо подумать, — буркнул наконец. — Всё запуталось.
На следующий день собрал шмотки и свалил. Таисия даже не вышла из спальни. Пусть катится. Только в дверях окликнула:
— А про дочь не забудь.
Он обернулся, лицо перекосило.
— Ты как можешь… Я Алиску люблю. Буду на выходных забирать. Или к нам приедете. Мама обрадуется.
— К твоей маме — ни ногой, — Таисия скрестила руки на груди. — А Алису можешь забирать, когда захочешь. Ты отец.
Он кивнул и вышел. Спина сгорбленная, как у старика. Будто на плечах тащил тяжеленный чемодан, набитый останками их брака.
Вечером позвонила свекровь. Голос дрожал от ярости:
— Что ты сделала с моим сыном? Довела его! Выгнала из дома!
— Я никого не выгоняла, Евдокия Петровна, — устало ответила Таисия. — Глеб сам решил уехать.
— Сам! — свекровь горько рассмеялась. — Ты его вынудила! Своим холодом, своим эгоизмом! Ты всегда думала только о себе!
— Нет, — Таисия покачала головой, хоть свекровь и не могла этого видеть. — Я думала о нас. О семье. О дочери. А вот вы всегда думали только о Глебе. И о себе.
— Как ты смеешь! — голос свекрови взвился до визга. — После всего, что я для вас сделала! Ремонт! Помощь с Алисой! Деньги, в конце концов! Ты неблагодарная, ты…
Таисия отключила телефон. Потом и вовсе заблокировала номер свекрови. Не было смысла продолжать этот разговор.
Первые дни без Глеба были странными. В квартире стало тише, спокойнее. Алиса часто спрашивала о папе, но постепенно привыкла к его отсутствию. Тем более, он действительно приезжал по выходным — сначала ненадолго, потом забирал дочь на весь день. Однажды даже взял на ночь, к себе. Точнее, к матери.
Алиса вернулась на следующий день притихшая.
— Что случилось, зайка? — спросила Таисия, заметив её состояние.
— Ничего, — Алиса пожала плечиками. — Просто бабушка всё время говорила про тебя. Что ты плохая. Что ты обижаешь папу. Что из-за тебя мы не живём вместе.
Таисия похолодела.
— И что ты ответила?
— Ничего, — Алиса вздохнула. — Я же не знаю. Вы не рассказываете.
В тот же вечер Таисия позвонила Глебу.
— Твоя мать настраивает дочь против меня, — сказала она вместо приветствия. — Это недопустимо, Глеб.
— Что? О чём ты?
— Она говорит Алисе, что я плохая. Что я виновата в том, что мы не вместе. Что я обижаю тебя.
Тишина в трубке. Потом тяжёлый вздох.
— Я поговорю с ней.
— Поговоришь? — Таисия горько усмехнулась. — Ты никогда с ней не говоришь, Глеб. Ты всегда молчишь, а она делает, что хочет. И так было всегда.
— Это неправда! — он повысил голос. — Я… я пытаюсь, Тая. Правда пытаюсь.
— Не приводи больше Алису к своей матери, — твёрдо сказала Таисия. — Если хочешь видеться с дочерью — пожалуйста. Но без свекрови.
— Это невозможно, — он снова вздохнул. — Я живу у неё. Куда я дену Алису?
— Сними квартиру, — предложила Таисия. — Или приходи к нам. Но я не позволю ей промывать мозги моей дочери.
— Нашей дочери, — поправил он. — И моя мать имеет право видеться с внучкой.
— Имеет, — согласилась Таисия. — Но не имеет права говорить ей гадости обо мне. Выбирай, Глеб. Или ты ограждаешь дочь от этого, или я запрещу тебе забирать её к себе.
— Ты не можешь! — он почти кричал. — Я отец! У меня есть права!
— У тебя есть обязанности, — спокойно ответила Таисия. — В том числе — защищать дочь от вредного влияния. Даже если это влияние исходит от твоей матери.
Она положила трубку. Руки дрожали. Она знала, что разговор не закончен. Что это только начало.
Через неделю Глеб попросил о встрече. Предложил встретиться в кафе. Таисия согласилась — но не из-за себя, из-за дочери. Ей нужно было решить этот вопрос раз и навсегда.
Кафе было почти пустым — буднее утро, время завтрака. Глеб уже ждал за столиком. Выглядел посвежевшим, будто сбросил груз с плеч. Встал, когда увидел Таисию, отодвинул для неё стул.
— Привет, — он улыбнулся. — Спасибо, что пришла.
Таисия кивнула, села. Заказала кофе.
— Я слушаю, Глеб.
— Я многое передумал за эти недели, — начал он. — Может, мы поторопились? Может, стоит попробовать ещё раз? Ради Алисы.
Таисия смотрела на него — и не видела мужчину, с которым прожила десять лет. Перед ней сидел чужой человек, который никогда не был по-настоящему её мужем. Он всегда принадлежал своей матери. И сейчас наверняка действовал по её наущению.
— Нет, Глеб, — она покачала головой. — Уже поздно. Я подаю на развод.
— Но как же… — он растерялся. — Я думал, мы можем… Мы же десять лет вместе! У нас дочь!
— Да, у нас дочь, — согласилась Таисия. — И ради неё мы должны разойтись цивилизованно. Без грязи, без скандалов. Я не собираюсь запрещать тебе видеться с Алисой. Но жить вместе мы больше не будем.
— Это всё из-за мамы? — он нахмурился. — Из-за того, что она сказала тогда, про квартиру? Она погорячилась. Она не это имела в виду.
— Имела, — Таисия пожала плечами. — Но дело не только в твоей матери, Глеб. Дело в тебе. В нас. Мы никогда не были настоящей семьёй. Ты всегда был между мной и ею. И всегда выбирал её сторону.
— Это неправда! — он стукнул кулаком по столу, чашки подпрыгнули. — Я всегда был на твоей стороне!
— Правда, — она смотрела на него спокойно. — Вспомни, когда я хотела отдать Алису в частный детский сад, а твоя мать была против. Ты встал на её сторону. Когда я хотела поехать с подругами на выходные, а твоя мать сказала, что это «неприлично», ты отговаривал меня. Когда она вмешивалась в воспитание дочери, ты молчал. Всегда, Глеб. Всегда ты выбирал её.
Он молчал, глядя в стол.
— А квартира… — он запнулся. — То есть, я не об этом… Но всё-таки, как мы будем делить?
Вот оно. Вот настоящая причина встречи. Не примирение, не возвращение. Квартира.
— Никак, — Таисия пожала плечами. — Квартира моя. По закону. Ты можешь приезжать к дочери, когда захочешь. Дверь для тебя всегда открыта. Но жить в ней будем мы с Алисой.
— А если я подам встречный иск? — в его глазах мелькнуло что-то новое. — Мама говорит, у меня есть права…
— Можешь подать, — спокойно ответила Таисия. — Но ты проиграешь. Квартира в моей собственности. Ты это знаешь. И суд это подтвердит.
Он сидел, буравя взглядом стол, как будто там можно было найти ответ.
— Значит, всё? — наконец спросил он. — Десять лет — и всё?
— Не всё, — она улыбнулась грустно. — У нас есть Алиса. Мы всегда будем связаны через неё. Но как муж и жена — да, всё.
— А вещи мои? — он вдруг стал мелочным, каким она его никогда не видела. — Мебель? Техника? Мы же вместе покупали!
— Приезжай и забирай, что считаешь своим, — Таисия поднялась. — Я не буду мешать. Только предупреди заранее — я хочу, чтобы Алисы не было дома.
Она расплатилась за кофе, который так и не выпила, и ушла, оставив его в кафе. Шла по улице, подставив лицо весеннему ветру. Внутри было пусто и легко одновременно. Как будто с плеч сняли тяжёлый рюкзак, который она таскала годами.
Развод прошёл быстро и относительно гладко. Глеб не стал оспаривать квартиру — видимо, консультировался с юристом и понял бесперспективность затеи. Забрал часть мебели, технику, свои вещи. Алису он теперь брал два раза в неделю — на вечер среды и на субботу. Иногда оставлял у себя с ночёвкой, но редко — он всё ещё жил с матерью, и Таисия не хотела, чтобы дочь проводила там много времени.
Однажды, когда Глеб привёз Алису домой после выходных, он задержался в дверях.
— Можно войти? Поговорить?
Таисия колебалась, но кивнула. Они прошли на кухню, сели за стол — как в старые времена, но совсем по-другому.
— Я снимаю квартиру, — сказал он без предисловий. — Недалеко отсюда. Двушку. Перееду на следующей неделе.
— Хорошо, — Таисия кивнула. — Алисе будет удобнее.
— Да, — он помолчал. — И ещё… Я хотел извиниться. За всё это. За маму. За себя.
Таисия удивлённо подняла брови.
— Ты был прав, — он смотрел в стол. — Я всегда выбирал её сторону. Не потому, что не любил тебя. Просто… так проще было. Она такая… сильная. Властная. Я привык подчиняться. А ты… ты никогда не давила. И я пользовался этим.
— Спасибо, что сказал, — тихо ответила Таисия. — Для меня это важно.
— Я много думал в последнее время, — он поднял глаза. — О нас. О том, что пошло не так. И понял, что ты была права. Всегда права. Мы не были настоящей семьёй. Я не был настоящим мужем. И отцом тоже.
— Ты хороший отец, Глеб, — Таисия покачала головой. — Просто… не самый самостоятельный человек.
— Да, — он грустно усмехнулся. — Но я работаю над этим. Теперь, когда у меня будет своя квартира, я хочу, чтобы Алиса проводила у меня больше времени. Без мамы. Только мы вдвоём.
— Я не против, — Таисия улыбнулась. — Если Алиса захочет.
Он кивнул, встал.
— Спасибо. За всё. И… прости.
Когда он ушёл, Таисия долго сидела на кухне, глядя в окно. За десять лет брака она впервые увидела в Глебе проблеск самостоятельности. Иронично, что это случилось после развода.
Вечером, уложив Алису спать, Таисия сидела в гостиной с бокалом вина. На журнальном столике лежали бумаги от риэлтора — она подумывала о продаже квартиры. Слишком много воспоминаний, слишком много всего. Может, стоит начать с чистого листа? В новом районе, в новом доме?
Но куда бы она ни переехала, одно Таисия знала точно — больше никто не будет решать за неё. Ни свекровь, ни муж, ни кто-либо ещё.
