Жанна Васильевна, бодрая, с тугой завивкой и вечной тревогой в глазах, примчалась к сыну и невестке, едва услышала новость от их соседки, с которой общалась.
— Четвертый! Вы в своем уме? — набросилась на них с упреками женщина, когда Владимир и Людмила встретили ее на пороге своей просторной трешки. — Володя! Люда! Это правда?! Четвертый?! – ее голос задрожал, не от радости, а от паники.
Людмила, усталая, но с легким румянцем на лице, попыталась улыбнуться свекрови:
— Да, Жанна Васильевна, это правда. Мы очень рады, но никому пока не говорили. Откуда об этом узнали вы?
— Нашлись добрые люди, спасибо! – Жанна Васильевна всплеснула руками. – Рады?! Куда столько детей? Вы же еле-еле с тремя справляетесь! Я вижу, как вы устаете! И что будет, если… если с вами что случится? Кто детей поднимет? На меня все и ляжет! Я же старая уже, мне не потянуть! Не нужен никакой четвертый, хватит и трех! — добавила она таким тоном, будто от нее что-то зависело.
Владимир, высокий, обычно спокойный, нахмурил брови:
— Мама, о чем ты? Ничего с нами не случится. Мы здоровы. У нас своя квартира, дача есть. Дети – это счастье, а не обуза.
Однако Жанна Васильевна не собиралась его слушать. Страх за сына, страх за себя, страх перед неподъемной, как ей казалось, ответственностью, вырвался наружу потоком упреков:
— Счастье? Счастье – это когда можешь дать детям все! А вы? Володя, ты же и так на двух работах! Люда, ты еле ноги волочишь после третьих родов! Это безответственность! Чистой воды безответственность! И ведь мне потом расхлебывать все!
Терпение Людмилы, накопленное за годы недовольств свекрови, лопнуло. Глаза женщины вспыхнули:
— Безответственность? Это мы безответственные? Чего вы так переживаете? Вы и с тремя не нянчились, зачем так печься о четвертом? Или вы, Жанна Васильевна, просто за свою пятую точку боитесь?! Появится четвертый ребенок, и Володя будет вам меньше денег давать! Вот чего вы, на самом деле, испугались!
В воздухе повисла гулкая и тяжкая тишина. Жанна Васильевна побледнела, как полотно. Ее рот открылся в немом крике обиды.
— Как… как ты смеешь?! Я?! Я о вас забочусь! А ты… ты змея подколодная! Это ты против меня сына настроила! Это все из-за тебя! – она зарыдала, но не от горя, а от ярости, и бросилась на беременную невестку с кулаками.
Владимир вовремя встал между женщинами. Лицо его стало жестким, почти каменным.
Он видел сейчас в глазах матери не заботу, а эгоизм, прикрытый материнской тревогой.
— Мама, хватит. Ты перешла все границы. Если твоя главная забота – это твои финансы и твой покой, то давай так: помощь, которую я тебе оказываю ежемесячно, с нового месяца будет урезана. В три раза. Но это не из-за четвертого ребенка, а из-за твоего поведения!
Жанна Васильевна остолбенела от слова сына. Удар был точным и неожиданным.
— Володя?! Сынок?! Ты… из-за нее, да?! Она тебя настроила против меня? – женщина трясущимся пальцем указала на Людмилу.
— Из-за тебя, мама. Из-за твоего скандала и твоих обвинений в адрес моей жены. Уходи, пожалуйста. Сейчас же, — голос Владимира был ледяным и не допускающим возражений.
Жанна Васильевна, всхлипывая и бормоча проклятия в адрес невестки, пулей выбежала из квартиры.
Однако на этом ее гнев не утих. Телефон Людмилы засветился от бесконечных звонков и сообщений от свекрови. Голосовые сообщения, полные ненависти, не давали ни малейшей передышки:
— Ты разрушила мою семью! Ты отняла у меня сына! Это ты во всем виновата! Ты ведьма! Верни деньги сына! Ты его обманула! Ты всех обманывашь!
Людмила, дрожа от возмущения и обиды, смахнула слезы. Холодная решимость пришла на смену ярости.
Она открыла контакты в телефоне, нашла «Жанна Васильевна», нажала «Заблокировать номер».
Однако испытания на этом не закончились. На следующий день, когда Людмиле позвонила мать, она поделилась с не и радостью, и горем, ожидая от нее поддержки.
Дарья Сергеевна, женщина практичная и всю жизнь считавшая каждую копейку, критически произнесла:
— Люда, ты беременна… Четвертым, — она тяжело вздохнула. – Я понимаю, свекровь твоя – фурия, но я-то — мать… а мать плохого не посоветует! Сейчас одного ребенка сложно прокормить, одеть, выучить! Куда ты рожаешь-то? Трое – это уже подвиг! Владимир – золотой человек, но он не железный. Детей содержать нужно!
Людмила почувствовала, как земля уходит из-под ее ног. Вместо поддержки она практически получила пощечину.
— Мама, мы все просчитали. Мы хотим этого ребенка. Мы справимся. Мы же не на улице живем и не бедствуем…
— Просчитали?! – Дарья Сергеевна покачала головой, в голосе зазвучали нотки той же безысходности, что и у свекрови. – Люда, жизнь – не калькулятор! Болезни, потеря работы… А твое здоровье? Ты же после третьих родов еле отошла! А вдруг ты не перенесешь четвертые? Это же чистой воды эгоизм! По отношению к уже живущим детям, по отношению к мужу! Он сломается! Я не смогу помогать с четырьмя? Я уже не молодая!
Слова матери ударили больнее, чем истерика свекрови. Здесь не было злобы, но было полное отсутствие веры в нее, в их семью, в их решение.
Людмила едва не заплакала, но вовремя сдержала подло рвущиеся наружу рыдания.
— Мама, я ждала от тебя другого. Поддержки, а не осуждения! Если для тебя наш ребенок – только лишняя обуза и причина для паники, то… Мне жаль.
Дарья Сергеевна хотела возразить дочери, но Людмила уже положила трубку. Чувство опустошения и горечи было таким сильным, что перекрыло все.
Она взглянула на телефон. Пальцы сами нашли контакт «Мама». Задержка на секунду, потом решительное движение: «Заблокировать номер».
Рядом с ним уже красовался значок блокировки на контакте «Жанна Васильевна».
— Не поддержала? — Владимир по печальному взгляду жены понял все, без лишних слов.
— Да, — с надрывом кивнула Людмила. — Осудила, как и твоя мать… Все боится, что ей придется растить четверку.
Владимир крепко обнял ее, когда женщина опустила телефон.
— Все? Дарью Сергеевну тоже в блок? – тихо спросил мужчина.
— Все, – прошептала Людмила, прижимаясь к нему. – На время. Пока… пока они не поймут. Или пока мы сами не окрепнем. Нам сейчас нужен покой, — добавила она и положила руку на еще малозаметный животик.
С матерью и свекровью беременная женщина не общалась до самых родов и полгода после.
Если Дарья Сергеевна делала попытки поговорить с Людмилой, то Жанна Васильевна просто пропала с поля зрения.
Владимир в первые два месяца выслал матери десять тысяч рублей, но та вернула их со словами: «Мне подачки не нужны».
Больше она тоже не делала никаких попыток контактировать с сыном и его семьей.
