— Купи машинку! Купи! Купи-и-и!
Марина пыталась сохранить лицо, но это самое лицо уже предательски дёргалось. Саша, пятилетнее воплощение урагана в куртке с динозавром, стоял у витрины детского магазина и орал так, что за стеклом, наверное, дрожали пластмассовые коробки. Его ладошки легонько, но требовательно били по стеклу. Ногами он нетерпеливо топал по полу.
— Сашенька, мы это уже обсудили. Никаких игрушек в будние дни. Ты же это знаешь, — прошипела Марина, озираясь.
Сзади кто-то фыркнул. Откуда-то сбоку прозвучало презрительное:
— Господи, витрину сейчас разнесёт.
Марина стиснула зубы. Хотелось развернуться и ответить, но Саша приступил к следующему акту: он сел прямо на асфальт у входа и завыл. Прохожие начали замедлять шаг, коситься. Кто-то смотрел с сочувствием, кто-то с осуждением, кто-то — с радостью, что это не его ребёнок.
Сашу удалось уговорить только через десять минут. И то — с обещанием, что вечером будет каша с бананом и новый пластилин. Он шмыгал носом, шёл медленно, демонстративно цеплял носками пол, будто каждое его движение было немым протестом против матери и этой несправедливой жизни.
Марина чувствовала, как злость и стыд перемешиваются в ней в липкий вязкий ком. Злость — на сына, на прохожих, на собственную мать. Стыд — за весь этот спектакль на публике. И усталость. Усталость в последнее время была постоянным фоном. Это ведь не первое такое выступление.
Вечером, когда Саша уснул, она осторожно натёрла ему лицо и руки кремом. Щёки мальчика покрывали алые пятна, на сгибах локтей появилась сыпь.
Аллергия. Опять.
Освободившись, Марина долго смотрела куда-то в стену. Она просто сидела на кухне и грела руки о чашку с чаем, пока тот не остыл. Потом достала телефон и набрала номер мамы.
— Алло, мам. Нам опять плохо. Я же просила: никаких сладостей, — упрекнула женщина.
Послышался вздох. Мягкий, но без особого раскаяния.
— Да что я, специально, что ли? Он так просил, так смотрел. Я же не ведро дала, а кусочек шоколада. Думала, ничего не будет.
— Ему плохо даже от кусочка. А ещё… Вы что, пропустили дневной сон? Он вечером весь раскапризничался.
— Ну, он не хотел спать. Что я должна была сделать? Привязать его к кровати?
— Мама… Я же знаю, как оно у вас происходит. Небось мультики ему поставила? Он мне сегодня все уши прожужжал про «Смешариков» и «Черепашек-ниндзя».
— Ну, поставила. Я, может, хочу, чтобы у ребёнка было детство, а не армия. Ты его как в казарме растишь.
Сердце болезненно кольнуло. Марина вспомнила, как с ней всё было по-другому. Конфеты — по праздникам. Мультики — только в воскресенье. В магазин — строго по списку.
Сейчас Марина понимала, почему всё было именно так. Иногда строгость — это забота. Иногда жёсткий отказ помогает ребёнку по жизни больше, чем их полное отсутствие.
Марина сама теперь встала на место той самой «злой» матери. А вот бабушка резко вдруг стала щедрой. И это было вдвойне обидно.
— Мама, ты же меня по рукам била за лишнюю конфету. Помнишь? А теперь говоришь, что я слишком строгая? — Марина очень старалась успокоиться, но её голос всё же дрогнул.
На том конце наступила пауза. Потом мама фыркнула:
— Я же ему бабушка, а не мама. Не сравнивай. Ты сложная была, постоянно спорила на ровном месте. Не в обиду тебе. А с внуком у меня тёплые отношения.
Тёплые. Ну да. Такие же тёплые, как обогреватель, который вот-вот закоротит проводку. Это опасное тепло.
— Мам, ну вот и ты тогда не обижайся, когда я найму няню. Она хотя бы будет прислушиваться к моим пожеланиям.
Марина отключила звонок. Она устало подпёрла щёку кулаком и посмотрела в окно, за которым выл всё ещё холодный мартовский ветер.
Сначала бабушка действительно злилась и обижалась, но очень быстро перешла к смирению и даже прислала извинение с сердечками в мессенджере. С возрастом Людмила стала отходчивой, и Марина высоко ценила это. Но важным было другое. Будет ли от этого толк?
Вскоре подвернулся случай проверить это. По всему городу отключили воду, поэтому воспитательница попросила забрать детей пораньше. Марина вырвалась с работы, но ненадолго. Она успела лишь подбросить сына к подъезду мамы.
— Ты только не злись, ладно? Всё сделаю так, как скажешь. Я же не воевать с тобой собралась, — Людмила нервно поправила горловину свитера и бросила взгляд на внука, уже вцепившегося ей в руку.
Между бровей Марины залегла тревожная складка. Сашка светился от радости: он давно привык, что у бабушки всегда всё можно. Он тонко чувствовал, где можно надавить и после каких слов откроется дверца с конфетами и игрушками.
— Мама, последнее предупреждение. Всё по списку, ладно? Без сладкого, мультики только один раз на полчаса, спать днём обязательно. Я не издеваюсь над вами, у него реально аллергия. И режим, — сказала Марина, протягивая лист с распечатанными правилами.
Людмила взяла бумагу, но не посмотрела. Только поспешно кивнула и вздохнула с обидой и пониманием одновременно.
— Хорошо, дочка. Всё будет как надо, не переживай, — сказала она, стараясь звучать как можно более уверенно.
Но в глазах Людмилы промелькнул страх. Страх, что дочка заберёт у неё эти драгоценные часы с внуком. Или что внук разлюбит её, если она будет слишком строгой. Бабушка ощущала себя так, словно оказалась под перекрёстным огнём.
Дверца машины захлопнулась. Послышалось шуршание шин об асфальт. Марина уехала на работу.
Сначала Людмила искренне старалась. Короткая прогулка по расписанию. Завтрак по списку: каша, тост, чай. Всё без сахара. Саша вредничал, морщился, но ел. Потом — сказка. Не мультик, а книжка. Телевизор будет после сна.
Всё шло по плану. До определённого момента.
— Бабулечка, а можно один малюсенький мультик? Ну пожалуйста… Я так по тебе скучал, — протянул Саша, глядя в упор с тем выражением лица, которое способно растопить не только лёд, но и камень.
К обеду Людмила сдалась. Сначала был всего один мультик. Потом — «ну ещё один». Потом конфета. После этого Саша требовательно ткнул пальчиком в рекламу на ноутбуке. На баннере красовалась яркая игрушка в виде тянущегося монстра.
— Мама говорит, что у неё денег нет. Ей жалко. А ты добрая, ты меня любишь, — сказал он, когда бабушка после коротких уговоров всё же добавила игрушечную кракозябру в корзину.
Было больно от собственной слабости. И одновременно — приятно. Пусть он и манипулятор, но какой милый.
После обеда Людмила уложила внука спать. Точнее, попыталась. После мультиков, конфет и виртуального путешествия по полкам онлайн-магазина Саша прыгал на кровати, смеялся, просил поиграть с ним.
Бабушка поддалась. Сначала они играли в магазин, потом рисовали. Тихий час пролетел как пятиминутка.
Когда Саша наконец уснул, Людмила пошла на кухню. Она выдохнула, но легче не стало. Казалось, где-то над дверью висят часы, отсчитывающие минуты до расплаты за мимолётные улыбки внука.
Вечером Марина заехала за сыном. Саша заупрямился, отказался надевать куртку. Он орал, извивался, плакал. Убегал от матери, цеплялся за бабушкину юбку.
— Не хочу домой! Хочу с бабушкой Людой жить!
Марина, прищурившись, посмотрела на мать. Сын вёл себя слишком странно для ребёнка, которого посадили на строгий режим. Бабушка виновато улыбнулась.
— Ну прости, Марин. Он такой хороший был сегодня… Не могла отказать. Совсем чуть-чуть сладкого, честно.
Марина ничего не сказала, только взяла сына за руку и одела сама, силой. Всю дорогу он ныл. Дома — бегал кругами по комнате, отказался от ужина, раскидал все подушки с дивана и стал хныкать. Сначала Марина пыталась его успокоить, потом разозлилась, потом ушла на кухню.
Там, в тишине за закрытой дверью, она записала голосовое сообщение:
— Теперь я даже няне доверяю больше, чем тебе. Прости, но мне не нравится заметать твои косяки. Ты его избаловала.
Прошла неделя. Теперь у Саши действительно был чёткий график. Кожа очистилась, истерик стало меньше. Няня Ольга оказалась строгой, но справедливой и спокойной. Она проработала с детьми много лет, поэтому не поддавалась на провокации, умела и пожалеть, и отвлечь, и сказать «нет». Саша поначалу попытался попробовать её на зубок, но быстро привык.
Теперь Людмила проводила время с внуком только в присутствии родителей. Больше не было никаких «забрать на день» или «посидеть на выходных». Встречи стали редкими, короткими, с мамой рядом.
Марина озвучила свою позицию прямо, без лишних эмоций:
— Мама, я не хочу ругаться. Но пока мы не начнём слушать друг друга, будет так. Гарантированно без конфет, игрушек и нарушений режима.
Людмила промолчала, только кивнула с разочарованным вздохом.
Однажды Ольга приболела и запоздало сообщила об этом. Вариант с отгулом уже не рассматривался. Садик был закрыт: предпраздничный день. А оставлять Сашу одного, конечно, нельзя. Этот маленький торнадо разнесёт весь дом и себя вместе с ним.
Марина стояла с телефоном в руке у шкафа минуты три, потом набрала номер Людмилы.
— Мама, можешь сегодня с Сашей посидеть? Только…
Людмила даже не дала дочери договорить.
— Конечно! Я обещаю. Честно, Марин. На сей раз — ни одной конфеты. Всё по часам. Я клянусь.
В тот день выяснилось, что капризы Саши — обоюдоострый меч.
Во время прогулки Людмила решила зайти за продуктами. В магазине внук увидел на полке игрушечный автотрек с мигающими лампочками и устроил настоящую бурю. Людмила пыталась уговорить его уйти, но Саша кричал, тянулся к коробке, бросался на пол.
Продавщица строго смотрела. Двое прохожих остановились.
— Успокойте ребёнка. Или выйдите с ним, — шепнула женщина в зелёном фартуке.
Людмила в панике кое-как подняла внука, но он вырывался, орал, даже укусил ее за руку. Незнакомый мужчина помог открыть дверь. Они добирались до дома перебежками.
Вскоре мальчик сидел уже на скамейке у дома. Он не падал на пол, но и вставать пока не хотел. Людмила дрожала, у неё тряслись руки от нервов, усталости и страха.
Перед глазами всплыла мрачная картинка: вот такой же Саша, только восьмилетний, устраивает такую же истерику в школе. Учитель выводит его из класса. Потом директор. Потом — комиссия и психолог. А потом — коррекционный класс. Где дети с разными историями. Не всегда простыми, не всегда безопасными.
Она вздрогнула.
Вечером, вернув Сашу, Людмила тихо сказала:
— Марина, прости. Я всё поняла. Нет у тебя никакой армии и казарм. Я теперь с тобой, в одной команде. Ради него в первую очередь.
Марина пристально, тяжело смотрела, будто пытаясь понять, действительно ли бабушка изменилась или это временный эффект. Затем женщина вздохнула, взгляд её немного потеплел.
— Спасибо, мама. Мне правда тяжело вот так, когда ты против меня. Он тебя любит. И ты его любишь. Но любовь не должна портить.
Через несколько дней Марина снова обратилась за помощью. Людмила прислала ей фотографию. На прикроватной тумбочке лежала книжка вместо планшета, рядом — миска с нарезанной морковкой, а не чипсами. «Не балую!» — написала бабушка. Марина невольно улыбнулась и отправила сердечко в ответ.
