Катерина зажмурилась, словно от пощечины. Слова свекрови, острые, как осколки стекла, впивались в душу.
— Завтра же забирай свои вещи! Твою халупу я уже новым жильцам сдала! Чтоб духу твоего здесь не было, — заявила свекровь, уперев руки в бока.
Тишина повисла в прихожей — тяжелая, душная. Сквозь щель в занавеске пробивался тонкий луч вечернего солнца, выхватывая пылинки, что плясали в воздухе, как ни в чем не бывало.
— Ты что, оглохла? — свекровь, Анна Петровна, шагнула ближе. — Я кому говорю?
Катя стояла, не шелохнувшись, все еще держа в руках пакеты с продуктами. Только что вернулась с работы, устала как собака, еще и эта новость… В голове — каша.
— А Сережа… — только и смогла выдавить Катя.
— А что Сережа? — передразнила Анна Петровна. — Сереженька мой сыночек, между прочим. И он согласен со мной. Развод так развод. Нечего тут…
Дальше Катя уже не слышала. В ушах зашумело, будто штормовое море навалилось волной. Три года. Три года жизни с Сергеем. Два из них — в этой пристройке к дому свекрови, которую та громко называла «отдельной квартирой». Комнатушка да кухонька — вот и вся «квартира». Но своя, без арендной платы. Ну как своя… Теперь вот, оказывается, не своя.
— Я Сережу подожду, — Катя наконец обрела голос. — Надо поговорить.
— Не о чем говорить! — отрезала свекровь. — Он на вахту уехал, три недели его не будет. А через неделю сюда новые жильцы въезжают. Плати́ть будут, понимаешь? День-ги! А не как некоторые — сидеть на шее у добрых людей.
Катерина дернулась, словно от удара.
— На шее?! Да мы за коммуналку платили! И ремонт сами делали! И…
— Ой, не смеши мои тапочки, — свекровь фыркнула. — Какой ремонт? Обои в цветочек? Так они страшнее смертного греха. И вообще, решение принято. Завтра придешь с работы — чтоб собралась и ушла. Ясно?
Катя, не отвечая, протиснулась мимо грузной фигуры свекрови и пошла к своей «халупе». Ноги едва слушались. Открыв дверь ключом (который, видимо, скоро придется отдать), она бросила пакеты прямо в прихожей и рухнула на диван.
«Да что ж такое-то, а?» — мысли путались, сердце колотилось как сумасшедшее.
Телефон. Надо позвонить Сереже. Вот так просто взять и позвонить мужу, который, кажется, решил с ней развестись, даже не сказав об этом лично.
Гудки… длинные, противные гудки.
— Абонент временно недоступен, — равнодушно сообщил женский голос.
«Ну конечно. Вахта. Связи нет».
Утро застало Катерину с опухшими от слез глазами. Ночь прошла в каком-то бреду — то засыпала, то просыпалась, то пыталась дозвониться Сергею, то листала в телефоне объявления о сдаче квартир.
— Господи, какие цены… — прошептала она, глядя на суммы. На ее зарплату продавщицы в магазине косметики можно было снять разве что угол у бабки на окраине. Или комнату в общаге с клопами.
Подруг с квартирами, готовых приютить, не было. Родители жили в деревне за 300 километров, в домике с печкой и удобствами на улице.
В дверь постучали — резко, требовательно.
— Ты еще здесь? — голос свекрови. — На работу опоздаешь, кормилица.
Катя зажмурилась и сосчитала до десяти.
— Иду, Анна Петровна, — ответила она, удивляясь, как спокойно звучит ее голос.
Рабочий день тянулся бесконечно. Катя улыбалась покупательницам, рассказывала о свойствах новой туши для ресниц, а в голове крутилась одна мысль: «Куда я пойду? Куда я денусь?»
В обед она позвонила Ленке, бывшей однокласснице.
— Слушай, у тебя переночевать нельзя пару дней? Тут такое дело…
— Кать, ты чё? — удивилась Ленка. — У меня ж ремонт, второй месяц пыль столбом. Мы с Димкой сами у его мамы живём. А что случилось-то?
Катя вздохнула и вкратце объяснила ситуацию.
— Ничего себе! — присвистнула Ленка. — Вот стерва старая! А муж что?
— А муж на вахте. Недоступен.
— Погоди, так может, свекровь всё наврала? Может, он и не в курсе? Ты ж его знаешь — размазня редкостная, вечно у мамки на поводке.
Сердце болезненно сжалось. Да, знала. Именно поэтому и допускала такой вариант.
— Так может, плюнь ты на эту мегеру? — продолжала Ленка. — Сиди, как сидела. Пусть попробует тебя выгнать. Закон на твоей стороне, между прочим.
— Какой закон, Лен? — устало отозвалась Катя. — Дом оформлен на неё. Мы не прописаны там с Серёжей. Это просто… устная договорённость была.
— Вот же… — Ленка не договорила. — Слушай, а может тебе к родителям пока?
— Думаю об этом, — призналась Катя.
Вечером, возвращаясь домой (ещё домой? уже не домой?), Катя заметила у калитки незнакомую машину. Сердце ёкнуло.
На крыльце Анна Петровна мило беседовала с молодой парой. Женщина держала на руках ребёнка лет двух.
— А вот и бывшая невестка моя, — громко объявила свекровь, заметив Катю. — Уже съезжает, не беспокойтесь. Завтра у вас будут ключи.
Катя почувствовала, как горят щёки. Пара смущённо переглянулась.
— Добрый вечер, — пробормотала молодая женщина.
— Здравствуйте, — механически ответила Катя и, опустив голову, прошмыгнула к своей двери.
Вещей оказалось неожиданно много. Вроде и не жили богато, а за три года столько всего накопилось… Кастрюли, сковородки, постельное белье, одежда, книги…
«И куда всё это девать?» — в отчаянии думала Катя, запихивая вещи в сумки и пакеты.
Сергей так и не перезвонил. Может, и правда связи нет. А может… может, Ленка права, и он действительно такая размазня, что даже не нашёл в себе смелости самому сказать жене о разводе.
К ночи Катя решилась позвонить отцу.
— Пап, я тут… возвращаюсь, наверное.
— Чего вдруг? — удивился отец. — Чё случилось-то?
— Разводимся мы, пап. С Серёжей.
Тишина в трубке.
— Ты это… приезжай, конечно, — наконец произнёс отец. — Мать обрадуется. Она всё равно каждый день про тебя спрашивает, скучает.
«Зато не выгонит», — подумала Катя с горькой усмешкой.
— Я завтра, наверное. Автобусом.
— Давай я за тобой приеду, — неожиданно предложил отец. — На машине всё ж таки удобнее. И вещи погрузим.
У Кати перехватило дыхание от нахлынувшей благодарности.
— Спасибо, пап, — только и смогла выдавить она.
Утром Катя с красными от недосыпа глазами пошла к начальнице.
— Ирина Викторовна, мне бы отгул. Срочно нужно… по семейным обстоятельствам.
Начальница окинула её внимательным взглядом.
— Что-то случилось?
— Развод, — коротко ответила Катя. И добавила: — И переезд.
— М-да, — протянула Ирина Викторовна. — Не вовремя, конечно… Но ладно, бери отгул. Только имей в виду, у нас сокращение планируется.
— В смысле? — опешила Катя.
— В прямом. Сеть оптимизируют, наш магазин, скорее всего, закроют к осени.
«Только этого не хватало», — подумала Катя, чувствуя, как в груди растёт тяжёлый ком.
Отец приехал к обеду — на стареньком «Москвиче», который казался динозавром среди современных иномарок.
— Ну, показывай свои хоромы, — хмыкнул он, закуривая у калитки.
— Да какие хоромы, пап…
Только они начали выносить вещи, как во дворе появилась Анна Петровна — будто из-под земли выросла.
— А, папаша приехал, — протянула она с неприятной улыбкой. — Забираете доченьку обратно в деревню? Правильно, там ей самое место. Не сумела городского мужика удержать — пусть к коровам возвращается.
Отец застыл с сумкой в руках. Лицо его медленно наливалось кровью.
— Ты это… как там тебя… попридержи язык-то, — процедил он сквозь зубы. — Не то я за себя не ручаюсь.
— Ой, напугал! — фыркнула свекровь. — Деревенщина!
— Пап, не обращай внимания, — Катя потянула отца за рукав. — Пойдём, тут ещё много вещей.
Но отец не сдвинулся с места.
— Значит так, мадам, — сказал он неожиданно спокойно. — Мы сейчас заберём вещи моей дочери и уедем. И больше никогда сюда не вернёмся. Но запомни: дочка моя — золото, каких поискать. А вот сынок твой — тряпка. И я даже рад, что они расходятся. Потому что такая свекровь, как ты, и такой муж, как он — это наказание, а не семья.
Анна Петровна открыла рот, закрыла, снова открыла — но не нашлась, что ответить.
— Пошли, Катюш, — отец повернулся к дочери. — Грузимся и едем. Мать пирогов напекла, заждалась уже.
Дорога в деревню была долгой и молчаливой.
Катя смотрела в окно на проносящиеся мимо поля, леса, деревеньки, и думала о том, как странно повернулась жизнь. Ещё вчера у неё был муж, дом (пусть и не свой), работа в городе. А сегодня она едет в родительский дом, и будущее кажется туманным и неопределённым.
— Знаешь, дочь, — вдруг нарушил молчание отец, — я тебе вот что скажу… Жизнь — она длинная. И всякое в ней бывает. Сегодня ты на коне, а завтра — в грязи по уши. Но это не конец света. Переждёшь у нас, отдохнёшь, а там видно будет. Может, ещё и к лучшему всё повернётся.
Катя кивнула, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
— Спасибо, пап.
— Да за что спасибо-то? — хмыкнул отец. — Мы ж родители. Для того и живём, чтобы детям помогать, когда трудно.
Телефон в кармане вдруг завибрировал. Катя вздрогнула и посмотрела на экран. Сергей!
— Алло? — её голос дрогнул.
— Катя? — голос мужа звучал взволнованно. — Катя, ты где? Я домой приехал, а там… Мама говорит, ты съехала? Что происходит?
Катя молчала, не зная, что ответить. В голове промелькнула мысль: «Значит, не знал? Или делает вид?»
— Катя, ответь! Куда ты уехала?
— К родителям, — наконец произнесла она. — Твоя мама сказала, что мы разводимся, и что ты в курсе. Что пристройку она сдаёт другим людям.
— Что?! — в голосе Сергея звучало искреннее изумление. — Какой развод? Какие люди? Я ничего не понимаю! Я просто уехал на внеплановую вахту, сказал маме, что буду через три недели, а сам вырвался раньше… сюрприз хотел сделать…
— Сюрприз, — эхом отозвалась Катя. — Сюрприз удался.
— Катя, вернись! — в голосе мужа звучало отчаяние. — Я всё выясню, я поговорю с мамой…
— А смысл, Серёж? — устало спросила Катя. — Она ведь не изменится. И ты не изменишься. Всегда будешь между нами метаться, всегда будешь… на два фронта. Я так больше не могу.
— Но я люблю тебя! — выпалил Сергей.
Катя закрыла глаза. Три простых слова, которые она так ждала все эти годы. Слова, которые он почти никогда не произносил.
— Знаешь, Серёж… Иногда любви недостаточно. Нужна ещё смелость. Смелость постоять за свою семью, за свою жену. А у тебя её нет.
В трубке повисло молчание.
— Дай мне шанс, — наконец тихо произнёс Сергей. — Один шанс всё исправить.
— Как? — спросила Катя. — Ты что-то изменишь? Купишь нам отдельное жильё? Переедешь ко мне в деревню? Или просто поговоришь с мамой, она поохает-поахает, пообещает больше так не делать, а через месяц всё повторится?
Сергей молчал. И это молчание было красноречивее любых слов.
— Прощай, Серёж, — Катя нажала отбой и убрала телефон в карман.
Отец покосился на неё, но ничего не сказал. Только прибавил скорость.
Впереди показались знакомые с детства очертания деревни — покосившиеся заборы, старые яблони, колодец на перекрёстке. Где-то там, в самом конце улицы, стоял родительский дом — маленький, неказистый, но такой родной.
«Начать всё сначала, — подумала Катя. — В тридцать лет. С нуля. Без мужа, без жилья, скоро без работы… Страшно? Страшно. Но… жизнь длинная, как сказал отец. И кто знает, что ждёт за поворотом».
Машина свернула на знакомую улицу. На крыльце дома уже стояла мать — в фартуке, с полотенцем в руках, вглядываясь вдаль.
— Приехали, — сказал отец. — Вылезай, дочка. Ты дома.
И впервые за эти безумные два дня Катя почувствовала, что может свободно дышать.
