Очередная ссора набирала обороты.
– Меня все уже достало! Я постоянно с детьми, ты вечно на работе, я даже с подружками посидеть не могу! – Вика кричала, все наращивая громкость звука.
А ведь именно она настояла на том, чтобы завести третьего ребенка.
– Послушай, ну, давай няню хотя бы на несколько часов наймем, раз ты не справляешься.–пытался я вразумить жену.
– На какие шиши? Ты представляешь вообще, сколько стоят детские вещи? Да как крыло от боинга! А ты предлагаешь еще и постороннему человеку платить. Почему твоя мать не помогает?
– Ты прекрасно знаешь, что она не здорова. У нее просто нет сил помогать с тремя внуками. Проси свою маму больше участвовать.
– Она итак приезжает на выходные.
– На выходные она как раз не нужна. Только чаи с тобой гоняет сидит, пока я с мелкими гуляю.
Строго говоря, мелкие были уже далеко не мелкие. Гришке два с половиной, а о детском садике и речи нет, потому что он не социализированный, избалованный и домашний. Старшей, Вере, вообще четырнадцать – уже девушка. И средней Юле двенадцать. Два подростка – испытание для родителей непростое.
Но ведь дети появились по любви, их хотели и ждали. Даже младшего, Гришаньку, хотя, когда родилась Юля, Вика зарекалась, что больше в роддом не ногой.
Мы поженились пятнадцать лет назад.
На первую годовщину в семье появилась старшая дочь. Потом не заставила себя ждать и вторая, так что Вика из декрета так и не вышла. А когда пришло время отдавать Юляшку в сад, то меня сильно повысили на работе.
Я получал очень хорошую зарплату, и полагал, что семья моя ни в чем не нуждается. Оказалось, что Вике вечно мало денег, она капризничала, требовала все больше, жаловалась что устала. И это притом, что они дважды в год на море ездили.
– Ты всерьез думаешь, что отдых с тремя детьми это отдых?
– Ну, по крайней мере смена обстановки, готовить не надо.–пожимал плечами я.
– Да мне зарплату за материнство платить надо! Ты вообще не помогаешь.
– Вик, я работаю с утра до ночи, а на выходных стараюсь заниматься с детьми, ты несправедлива ко мне.
– Я устала-устала-устала, мне все надоело! – рыдала жена.
Я в такие моменты терялся, и не знал чем помочь. Да, конечно, она устала, но нужно просто немного потерпеть, когда подрастет Гришаня, когда в садик пойдет. Тогда можно будет заняться собой, отдохнуть, даже на работу выйти, если Вика захочет.
***
Жена выставила вещи мужа за дверь:
– Ни минуты терпеть тебя больше не хочу, пошел вон!
Это случилось в субботу вечером. Я просто ошалел от таких новостей, и пытался расспросить в чем же дело.
– Ты самовлюбленный эгоист, отвратительный муж и еще более отвратительный отец! Уходи, видеть тебя не желаю!
– Но это и моя квартира тоже, Вика.
– То есть ты хочешь еще и это у меня отхапать, и по миру с детьми пустить?
Скрипнув зубами, я тогда ушел. У меня как раз намечалась командировка, и вернулся я только к суду.
Поскольку расставание инициировала женщина, которая в таких красках расписала, как мучилась со мной все эти годы, ее ходатайство удовлетворили без проблем. Делить имущество я отказался. Суд постановил, что дети останутся с матерью.
Я вышел из здания суда раздавленный обстоятельствами, разбитый, сломленный.
Что у меня осталось? Все эти пятнадцать лет я жил семьей – Викой и детьми. Работа ради них, друзей даже не было – так, приятели, которых и потеряй, ничего не изменится. А вот потеряв семью, я совершенно растерялся. Ради чего теперь жить, ради кого?
В выходные я приехал к Виктории, и она снова не пустила меня за порог:
– Я не позволю тебе забрать моих детей!
– Это и мои дети тоже, суд разрешил нам общаться. Пусти!
– Нет. Нам скоро нужно идти на английский с девочками, а Грише в бассейн.
– Ты отдала сына в бассейн?
Вика не удостоила меня ответом, просто захлопнула дверь перед моим носом. В квартире жалобно расплакался Гриша, он звал меня. Стукнув кулаком по свежепобеленной подъездной стене, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, выскочил на улицу.
С детьми мы встречались теперь от силы раз в месяц. Девочки смотрели волчатами, только маленький Гришка, который еще мало что понимал, бежал ко мне на руки, весело хохоча. Алименты я платил исправно, но Вика считала, что они слишком маленькие – мол, она с детьми перебивается с хлеба на воду. На самом деле это было не так, но для бывшей жены я теперь был враг номер один.
Самое горькое, что и детей она против меня настраивала весьма успешно.
А через год вечером мне вдруг позвонили в дверь. На пороге стояли дочери, сынишка и моя теща.
– Елена Дмитриевна, что здесь происходит?
– Здравствуй, Миша, позволь войти нам, и поговорить. Вещи девочек и Гриши привезут завтра, а сегодня они переночуют у тебя.
Я округлил глаза, посторонившись – вот это поворот! То я не могу неделями добиться, чтобы погулять с собственными детьми, а то мне их на ночевку привозят. И даже не бывшая жена, а ее мать, с которой мы особо никогда не ладили.
– Ребята, идите-ка поиграйте в другую комнату. – теща указала рукой на выход из кухни.
– Нет, пусть они тоже послушают.
– Мы итак знаем, что ты самый плохой на свете муж и отец! – выпалил Гриша. – Плохой, плохой! Ты бросил нас и маму, ты нам не даешь денежек, мы очень тяжело живем.
– Вот как? Это кто так сказал?
– Мама.–сын смотрел голубыми, в точности как и у меня, глазищами. – И поэтому она завела себе дядю Гену.
– Дядю Гену? Как крокодила? – поднял я бровь.
–Гришань, помолчи, дай я скажу. – Елена Дмитриевна тяжело вздохнула, явно собираясь с мыслями. – Прости меня, Михаил. Была я к тебе несправедлива все эти годы. А Вика совсем с катушек слетела. Замуж собралась.
– Она свободна, пусть.–сказал я наигранно легко, хотя внутри все сжалось.
– Пусть-то путь, но его раздражают мои внуки.
– Дядя Гена нас обижал! – снова вставил свое слово Гриша. – Уговорил маму нас к тебе отвезти. Вот.
Ах вот оно что! То она так боролась, чтобы я с детьми реже виделся, а как замаячили перспективы устроить личную жизнь, то променяла собственных детей на какого-то левого мужика! Чудненько!
– Я пыталась ее образумить, но ты же знаешь Вику. Она уперлась, что любит этого Гену своего. И правда, он крокодил!
– А ты нас бросишь? – Гриша забрался ко мне на колени, и я прижал к себе сына крепко-крепко.
– Нет, милый. Но завтра мы обратимся в суд, пусть он снимет с меня выплаты на вас. Чужому дяде я деньги платить не хочу. Пусть мама теперь платит мне, раз вы со мной жить будете.
Старшая дочка подошла, и обняла меня со спины:
– Пап, мама нам весь год твердила какой ты плохой и как скверно поступил. Но она не права, ты очень хороший отец. Мы так скучали по тебе, а ты так редко приезжал! Юля обижалась, говорила, что мы тебе не нужны больше.
– Вера, вы мои дети, вы смысл моего существования. Мама… Не знаю зачем она говорила вам такое. Наверное, от обиды. Но все совсем не так. Вы останетесь со мной?
– Конечно!
– Вот и славно! Я с дочерью сильно поругалась. Надеюсь, ты разрешишь мне общаться с внуками, Миша? – Елена Дмитриевна смотрела устало.
Я кивнул.
Утром теща привезла вещи детей.
Суд постановил отмену алиментов, я прописал детей у себя, и началась новая жизнь. Я был поражен, что Вика вообще не стремилась повидаться с дочками и сыном.
– Я устала от своего материнства, у меня новые отношения с достойным человеком.–сказала мне бывшая жена.
– Достойный человек, который настоял, чтоб ты отказалась от собственных детей, Вика!
– Я не отказывалась. Но у них же есть отец. Хоть и плохонький, но есть. Вот и занимайся своим потомством.
Хотелось много чего нелицеприятного наговорить, но в целом я был даже рад такому раскладу. Единственное, с моим графиком все было весьма непросто. Но в итоге я сократил нагрузку так, чтобы в шесть вечера забрать Гришу из детского сада, проверить у дочерей уроки.
Благо, девочки уже были достаточно большими, чтобы сходить в школу, вернуться, и даже приготовить себе поесть. Вечером мы все вместе колдовали с ужином, смеялись. На выходные приезжала Елена Дмитриевна.
Иногда и в будни, когда я просил помочь, тоже не отказывалась прийти. В моей жизни снова появился смысл. Перед сном я читал Грише сказку, болтал с дочками. Они были обижены на мать, и я не старался оправдывать ее.
Она закатила страшный скандал, когда суд постановил выплачивать мне алименты на детей. К тому моменту Вика как раз устроилась в магазин, приходили от нее сущие копейки, но с моей стороны настоять на этих выплатах было просто делом принципа.
– Пусть радуется, что ты квартиру не поделил.–говорила Елена Дмитриевна. – Совсем обнаглела, совесть потеряла.
Я к тому моменту уже перебрался со съемного жилья в свой дом. Купил в рассрочку для детей и себя. Нас было много, ребята росли, и в частном секторе, где стоял дом, было тихо, спокойно, росли огромные старые сосны. Нужно было достроить второй этаж, но этим я планировал заняться летом.
А пока вечерами мы все сидели в уютных пижамах, смотрели фильмы, пили какао, играли с Гришей. Я был счастлив. И дети тоже были счастливы со мной.
