— Мама, ты опять за своё? — Екатерина сжала в руках телефон. — Я же объяснила: не могу сейчас помочь, у самой зарплата только через неделю.
— Ты как всегда, — голос матери звенел от обиды. — А вот Ольга, между прочим, и квартплату нам оплачивает, и продукты привозит. Хоть и живёт в другом городе…
— Да-да, конечно. Золотая невестка Оленька, — Екатерина поморщилась, вспомнив, как та хвасталась на последнем семейном празднике своей новой шубой. — А родная дочь, значит, плохая. Всё, мам, мне пора, на работу опаздываю.
Сорок пять лет, а до сих пор как провинившаяся школьница себя чувствую, — подумала она, торопливо спускаясь по лестнице. В маленьком провинциальном городке даже в конце мая было прохладно. Екатерина поёжилась, запахнула куртку и быстрым шагом направилась к остановке.
В библиотеке, где она проработала последние двадцать лет, было тихо и пусто. Молодёжь давно перестала сюда ходить — зачем, если есть интернет? Остались только постоянные читатели-пенсионеры да редкие студенты, которым преподаватели настойчиво рекомендовали «первоисточники».
— Катюша, ты сегодня какая-то расстроенная, — заметила Валентина Сергеевна, заведующая библиотекой. — Что-то случилось?
— Да как обычно, — вздохнула Екатерина, раскладывая на столе вчерашние формуляры. — Мама звонила, снова попрекает, что мало помогаю.
— А сестра?
— Оля-то? — Екатерина горько усмехнулась. — У неё же бизнес в Москве, она занятая. Да и вообще, она же невестка, с неё спрос другой.
Старшего брата Екатерины, Павла, не стало пять лет назад — инфаркт прямо на рабочем месте. Ольга, его вдова, быстро оправилась от потери, открыла в столице сеть салонов красоты и теперь регулярно «осчастливливала» свёкров дорогими подарками, не забывая при каждом удобном случае напомнить об этом.
— А твой-то как? Не помогает? — Валентина Сергеевна присела рядом.
— Андрей? — Екатерина покачала головой. — Мы же полгода назад развелись. Он теперь со своей молодой живёт, какая уж тут помощь.
День тянулся медленно. Екатерина механически выполняла привычную работу, а в голове крутились обрывки утреннего разговора с матерью. «Оля и то больше заботы проявляет…», «Вот у людей дети как дети…», «Ты бы хоть постыдилась…»
К вечеру снова позвонила мать:
— Катя, у нас труба в ванной потекла. Надо срочно сантехника вызывать, а денег совсем нет. Может, одолжишь до пенсии?
Екатерина закрыла глаза. В кошельке оставалось всего три тысячи — на продукты до зарплаты.
— Мам, я сейчас не могу. Правда. Может, Оле позвонишь?
— Ах так! — в трубке послышались всхлипывания. — Значит, пусть родители хоть в грязи утонут, тебе всё равно? А мы с отцом, между прочим, последнее тебе отдавали! На институт копили, помнишь? А ты…
— Мама, перестань! — Екатерина почувствовала, как к горлу подступает ком. — Я же объяснила: нет у меня сейчас денег. Вообще нет! После развода еле концы с концами свожу.
— Ну и сиди в своей нищете! — отрезала мать. — Только потом не приходи, когда нас не станет. Нам такая дочь не нужна!
В трубке раздались короткие гудки. Екатерина бессильно опустилась на стул. Из глаз текли слёзы.
Она помнила, как двадцать пять лет назад родители действительно копили ей на учёбу. Помнила и то, как эти деньги в итоге достались Павлу — «ему же семью содержать, а ты пока поработай, потом поступишь». Помнила, как брат купил на эти деньги подержанную машину. Как она потом три года по вечерам подрабатывала уборщицей, чтобы оплатить заочное отделение.
Звонок застал её уже дома, в маленькой съёмной квартире на окраине города.
— Катя? Это Оля, — голос невестки источал мёд. — Представляешь, мама мне сейчас звонила, вся в слезах. Как тебе не стыдно? Они же родители! У тебя что, совсем совести нет?
— Оля, давай не будем…
— Нет уж, давай! — перебила та. — Ты знаешь, сколько они мне про тебя хорошего рассказывали? Как ты в детстве папе помогала, как училась хорошо. А теперь что? Родную мать без помощи бросаешь?
— Я не бросаю! — Екатерина сжала кулаки. — У меня просто сейчас сложный период…
— У всех сложный! — отрезала Ольга. — Думаешь, мне легко одной бизнес тянуть? А я вот нахожу возможность помочь. Потому что люди так не поступают. Ты же… — она сделала эффектную паузу, — родителей позоришь.
«Легко быть щедрой на чужие деньги», — подумала Екатерина, но вслух ничего не сказала.
— Молчишь? — торжествующе произнесла невестка. — Правильно, нечего тебе сказать. Стыдно должно быть.
Ночью Екатерина долго не могла уснуть. Перед глазами стояло заплаканное лицо матери. В голове крутились обвинения Ольги. Душу терзало чувство вины — такое знакомое, въевшееся за долгие годы.
Утро началось с сообщения от отца: «Мать всю ночь давление мерила. Из-за тебя. Доволна?»
На работе она никак не могла сосредоточиться. Руки дрожали, голова раскалывалась.
— Катя, — окликнула её Валентина Сергеевна, — ты бы отпросилась сегодня. На тебе лица нет.
— Не могу, — покачала головой Екатерина. — У меня каждый рабочий день на счету.
К обеду позвонила мать:
— Я в больницу собираюсь. Сердце прихватило. Если что — ты знаешь, кто виноват.
Екатерина почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— Мама, может, тебя отвезти? Я отпрошусь…
— Не надо! — отрезала мать. — Оля уже такси вызвала. Вот она — настоящая дочь, не то что некоторые.
Вечером Екатерина не выдержала — поехала в родительский дом. В подъезде столкнулась с соседкой, Марией Ивановной.
— А, Катюша! — обрадовалась та. — К маме? А она, кстати, не в больнице. Я её час назад в магазине видела, продукты покупала.
Екатерина застыла на месте.
— Как… не в больнице?
— Да обычно как, — пожала плечами соседка. — Стояла на кассе, с Клавдией Петровной обсуждала, какая у неё дочь неблагодарная выросла. Всё жаловалась, что ты им помогать не хочешь, а вот невестка — золото просто.
В висках застучало. Екатерина развернулась и быстро пошла к выходу.
— Катя, ты куда? — крикнула вслед соседка.
— Домой, — глухо ответила она.
Дома Екатерина первым делом достала старую фотографию: они с братом в детстве, на даче. Паша держит её за плечи, улыбается в камеру. А она щурится от солнца, прижимает к груди потрёпанного плюшевого медведя.
«Интересно,» — подумала Екатерина, — «если бы ты был жив, брат, ты бы тоже считал меня плохой дочерью? Или всё было бы по-другому?»
Телефон разрывался от звонков и сообщений. Мать, отец, Ольга — все требовали внимания, все обвиняли. Екатерина отключила звук и забралась с ногами в кресло.
За окном темнело. В соседнем доме зажигались окна — люди возвращались с работы, спешили к своим семьям. Екатерина смотрела на эти тёплые жёлтые квадраты и думала о том, как странно устроена жизнь: чужие люди иногда становятся роднее собственной семьи.
Утром она проснулась с неожиданно ясной головой. Что-то изменилось — внутри, глубоко, там, где годами копилась боль и чувство вины.
На работе первым делом подошла к Валентине Сергеевне:
— Помните, вы говорили про вакансию в областной библиотеке?
— Конечно, — кивнула та. — Надумала?
— Да. Пора что-то менять.
Вечером Екатерина написала матери короткое сообщение: «Я уезжаю в областной центр. Работу нашла. Не ищите меня, пожалуйста.»
Телефон тут же взорвался звонками. Екатерина не ответила ни на один.
Через месяц она стояла у окна своего нового кабинета в областной библиотеке. Просторное помещение, современная техника, достойная зарплата — всё как в другой жизни.
— Екатерина Павловна, к вам посетитель, — заглянула молоденькая сотрудница.
В дверях стояла Ольга — в модном костюме, с идеальной укладкой.
— Вот значит как, — процедила она вместо приветствия. — Сбежала? А родители с горя чуть в больницу не слегли.
— Правда? — спокойно спросила Екатерина. — Или опять как в тот раз, когда мама «в больницу собиралась», а сама по магазинам ходила?
Ольга осеклась.
— Ты… ты как смеешь! Они же тебе жизнь отдали!
— Нет, Оля, — покачала головой Екатерина. — Они отдали жизнь Паше. А теперь пытаются отдать её тебе. Я им только за одно благодарна — они наконец помогли мне понять: иногда родными становятся не по крови, а по душе.
— Что ты несёшь? — возмутилась невестка. — Какая душа? Опомнись, это же семья!
— Семья — это там, где любят, а не используют, — твёрдо сказала Екатерина. — Всего доброго, Оля. Дверь сама найдёшь?
Вечером она впервые за долгое время спокойно уснула. Ей снился брат — таким, каким он был в детстве, до того как родители начали делить свою любовь на «правильную» и «неправильную». Он улыбался и говорил: «Всё правильно сделала, сестрёнка.»
А утром она проснулась от звонка. На экране высветился незнакомый номер.
— Екатерина Павловна? — раздался в трубке приятный женский голос. — Вас беспокоят из социальной службы. Ваши родители подали заявление… В общем, они требуют с вас алименты. Как со взрослого ребенка, обязанного содержать нетрудоспособных родителей.
Екатерина молча слушала объяснения сотрудницы соцслужбы. Где-то внутри поднималась волна — не отчаяния, нет. Злости.
— Спасибо, что предупредили, — спокойно сказала она. — Я поняла. Сама приеду и всё объясню.
В тот же день она отправилась в родной город. Но не домой — в налоговую инспекцию.
— Значит, говорите, ваша невестка владеет сетью салонов красоты? — уточнил молодой следователь, записывая показания. — А декларирует доход как самозанятая? И делится этим доходом с вашими родителями?
— Да, — кивнула Екатерина. — У меня есть выписки с их карт. И свидетельские показания соседей о регулярных денежных переводах.
Через неделю разразился скандал. Налоговая начала проверку бизнеса Ольги. Вскрылись неоформленные работники, неуплаченные налоги, серые схемы.
— Ты… ты все разрушила! — кричала Ольга в трубку. — Мы же семья! Как ты могла?
— Семья? — переспросила Екатерина. — Нет, Оля. Мы никогда не были семьей. Вы просто использовали меня как громоотвод: когда всё хорошо — я плохая дочь, а когда плохо — звонить и требовать помощи.
— Дура неблагодарная! — всхлипывала в трубке мать. — Мы же как лучше хотели…
— Лучше для кого, мам? Для Паши? Для Оли? Для себя? А обо мне кто-нибудь думал?
В трубке повисло молчание.
— Знаешь, — тихо сказала Екатерина, — я вас прощаю. Вы научили меня главному — никогда не позволять другим решать, чего я стою.
Она положила трубку и подошла к окну. Выпал первый снег — белый, чистый, укрывающий всё прошлое мягким одеялом забвения.
Вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Валентина Сергеевна — с пирогом и бутылкой вина.
— Решила проведать, — улыбнулась она. — Как ты тут?
Они сидели на кухне, пили чай, говорили о книгах, о жизни, о планах. За окном кружился снег, а в квартире было тепло и уютно.
— Знаешь, — сказала вдруг Валентина Сергеевна, — я горжусь тобой. Не каждый находит в себе силы начать заново.
Екатерина улыбнулась. Она думала о том, что иногда потери на самом деле — приобретения. Что родными становятся не по факту рождения, а по зову сердца. И что жизнь — как книга: главное не начало, а то, как ты её продолжишь.
На стене тикали часы — размеренно, спокойно, отсчитывая минуты новой жизни. Жизни, в которой больше не было места чувству вины и бесконечным попыткам заслужить любовь тех, кто не умеет любить.
Прошёл год. Екатерина стала заведующей отделом областной библиотеки. Купила небольшую квартиру в кредит. Начала ходить на курсы английского — давняя мечта, всё откладывала.
Родители иногда звонили — в основном, чтобы пожаловаться на жизнь и попрекнуть неблагодарную дочь. Она спокойно выслушивала и так же спокойно прощалась. Боль ушла — осталась только светлая грусть по тому, чего никогда не было и уже не будет.
Однажды вечером, разбирая старые вещи, она нашла ту самую детскую фотографию с братом. Посмотрела на неё и впервые за долгие годы не почувствовала горечи. Только тихую нежность к тем детям на снимке — и благодарность за урок, который пришлось выучить: настоящая семья – не та, что дана от рождения, а та, что выбрана сердцем.
Она бережно положила фотографию в альбом. За окном шумел весенний дождь, смывая последние следы прошлого. Впереди была целая жизнь — её жизнь, свободная от чужих ожиданий и навязанного чувства вины.
В дверь позвонили — пришла Валентина Сергеевна, ставшая за этот год ближе любой родни. На кухне пах пирог, в чашках дымился чай, а в сердце жила спокойная уверенность: все только начинается.
