никитаКогда Марина открыла шкаф, и с верхней полки на неё, словно из ниоткуда, свалился дорогой шёлковый шарф, она застыла. Пыльная ткань упала ей прямо в руки — мягкая, скользящая, с запахом чьих-то духов. Не её.
Цвет — тёмно-бордовый, с тонкой золотой вышивкой по краям. Такой она бы никогда себе не выбрала. Слишком вызывающе. Слишком… не для неё.
Она медленно села на край кровати, сжимая шарф в пальцах. Сердце билось тяжело, где-то в груди росло странное, липкое подозрение. Одежда мужа висела, как обычно: костюмы, рубашки, его любимый светло-серый пиджак. Но этот шарф выбивался из всей картины. Она никогда не видела его раньше.
Марина встала, подошла к окну и долго смотрела на двор. Снег ложился ровно, как покров. На детской площадке качались пустые качели. Под ногами прохожих хрустел лёд. А у неё в руках — чья-то вещь. Чужая. Тайная. Женская.
— Значит, есть она… — выдохнула она, не заметив, как губы сами сложили это слово. Любовница. Молодая, страстная, уверенная в себе. Та, что оставляет в чужих шкафах дорогие подарки, не боясь быть раскрытой.
Гнев подступал медленно, как вода, затапливающая комнату. Она вспомнила, как в последние месяцы Андрей стал чаще задерживаться, как смотрел в телефон и прятал экран, как исчезал в выходные «по работе». А теперь вот — доказательство. Он даже не потрудился спрятать его подальше.
Она разложила шарф на кровати, как улику. Сердце колотилось с каждой секундой всё громче. Пальцы дрожали. В висках пульсировала обида.
— Хотел сделать ей подарок? Или она забыла это после одной из ваших встреч?
Внутри кипела боль. Горечь. Зависть. Она поднялась и пошла в ванную. Умылась. Взяла телефон. Начала писать сообщение. Не ему. Подруге. Той, с которой можно было плакать без слов. Но потом стёрла. Потому что решила — не жаловаться. Действовать.
Вечером она надела платье. То, в котором когда-то ловила восхищённый взгляд Андрея. Сделала причёску, макияж. И вышла. Не домой. В ресторан. С мужчиной, который давно был рядом, но всегда держал дистанцию. В ту ночь она позволила себе забыться. Отомстить. Быть желанной. Пусть даже на один вечер. Пусть даже не любя.
Андрей не позвонил. Не написал. Дни шли, и в каждой тени, в каждом шорохе Марина слышала отголоски своего решения. Но не жалела. Почти.
Через три дня ей позвонили. Голос в трубке был чужим, официальным. Авария. Лобовое столкновение. Он погиб на месте.
Удар. Мгновенное оледенение.
Потом — боль.
Потом — пустота.
Потом — слёзы.
Потом — вещи. Документы. Его рубашки, которые больше никому не понадобятся. И пакет с надписью ювелирного дома.
Там, аккуратно упакованный, лежал точно такой же шарф. Тот самый. С запиской:
«Для Марины. С годовщиной. Чтобы ты знала, как я тебя вижу: яркой, смелой, роскошной. Люблю».
Она упала на пол, сжимая его в пальцах. Дорогой. Шёлковый. Её.
И всё стало бессмысленно.
Его уже не было.
А она успела предать. Сама.
Теперь в её шкафу — не улика. Память. Напоминание. И наказание.