никитаФёдор пришел с работы и увидел заплаканную жену.
— Это что за новости? — тревожно воскликнул он. — Почему ты с мокрым лицом? С сыном что-то случилось, или с невесткой?
Катерина только отрицательно замотала головой.
— С внуками? – продолжил расспросы Фёдор.
— Да нет, говорю. С нашими всё хорошо.
— А что тогда случилось?
— Мишка к нам заходил.
— Кто?
— Ну, Мишка. Соседки сынок. Я его накормила, и чего-то вся расстроилась.
— Понятно… — Фёдор тоже сделал печальное лицо и тяжело вздохнул. — Что, опять его мать хвостом где-то вертит?
— Ага. Мишка рассказал, вчера её весь день дома не было, и ночевать не приходила. Сегодня утром объявилась, ближе к обеду, и сразу спать завалилась. А мальчик два дня голодный. Дома только хлеб, с солёными огурцами. Я его, конечно, накормила, спросила, почему вчера к нам не зашёл? А он говорит — постеснялся. — У Катерины опять дрогнул голос. — Слушай, Федя, а давай, мы его усыновим.
— Что?
— Давай усыновим, говорю, мальчика. По закону.
— Как это?
— Так. Оформим все документы, чин по чину. Мальчишка-то пропадает. А ему всего семь лет.
— Как мы его усыновим, Катя? — Фёдор удивлённо смотрел на супругу. — Ты что говоришь? Разве нам позволят при живой матери мальчика такое сделать?
— А мы её лишим материнских прав.
— Мы?
— Ага. Мы поможем, чтобы её лишили. Напишем про неё всю правду, куда надо.
— Настучим, что ли, на неё?
— Да мне плевать, как это называется! – сердито воскликнула Катерина. — Ведь надо же как-то за мальчишку бороться. Давай напишем в газету, на телевидение, поднимем скандал, и её обязательно лишат прав. А мы Мишку сразу — к себе.
— Куда — к себе? Пацана сразу в детский дом определят. Такое теперь правило. Они даже родным бабушкам и дедушкам с трудом детей отдают. А у Мишки родни никого кроме матери нет.
— А мы его подговорим, чтобы он сказал, что у него есть мы.
— Мы, это — кто? Мы с тобой – соседи! Понимаешь? Мы – никто!
— А мы очень попросим, чтобы его нам отдали. Скажем, давно мечтали о таком сыне.
— У нас уже есть сын, — развёл руками Фёдор. — И внуки есть. К тому же, мы с тобой пенсионеры.
— Но ты же ещё работаешь!
— Потому что сидеть дома не хочу. Кто пенсионерам разрешить усыновить ребёнка?
— Но ведь жалко Мишку, — продолжала настаивать Катерина. — Неужели ничего сделать нельзя, Федя? Он же такой добрый, такой ласковый. Такие у нее глазенки, печальные. Да я бы за такого сына убила любого, кто его обидит. А Татьяна, эта вертихвостка, обращается с ним, как будто он чужой. А может, он ей чужой? А?
— Да уж… — вздохнул Фёдор. — Сейчас, пишут, у многих женщин инстинкт материнский напрочь отсутствует. Матери детей рожают, и тут же про них забывают. Как будто не из их плоти ребенок вышел…
— И чего делать, Федя? Неужели мы наблюдать будем, как ребёнок гибнет? Может, ты с этой Татьяной поговоришь? По-мужски.
— В смысле — за волосы её оттаскать?
— Не знаю я… — сокрушённо развела руками Катерина. — Но ведь нельзя так просто смотреть на это…
— Ну, ладно. — Фёдор вдруг направился к двери. — Пойду, и на самом деле, побеседую с ней, по-хорошему. Хоть и заранее знаю, что бесполезно. С такими нужно по-плохому…
Когда Федор без стука вошёл в соседнюю избу, её хозяйка Татьяна уже проснулась и, наконец-то, кормила сына. Увидев пожилого соседа, она, как ни в чем не бывало, заулыбалась:
— Здравствуй, дядя Федя. Чего прошёл?
— Поговорить, — хмуро ответил Фёдор, и тут же подмигнул Мишке.
Тот, с полным ртом, заулыбался, и радостно кивнул в ответ.
— Что, опять нотации будешь мне читать? — нагло усмехнулась пенсионеру соседка.
— Больно надо мне этим заниматься… — Фёдор оценивающе окинул печальную, серую комнату. — Пойдём, выйдем, что ли, в сени. Не для детских ушей разговор будет. Потому что, он криминалом пахнет…
— Ну, пойдём… — Татьяна сразу вся насторожилась. — Какой ещё криминал ты придумал?
Оказавшись в сенях, Фёдор задумчиво поглядел на эту — молодую ещё — женщину, и спросил:
— Ну-ка, скажи, Татьяна, ты сколько лет уже в нашем посёлке живёшь?
— А что? – спросила она, нагло улыбаясь.
— Отвечай, говорю. Вроде, три года? Так?
— Ну, да. А в чем дело?
— А Мишка с тобой сколько лет живёт?
— Это что это за вопрос такой? – тут же вытаращила на него глаза мать. — Как родила его, так он со мной и живет.
— Ой, ли? — нагло хмыкнул Фёдор. — Я тебе сейчас кое-что расскажу, Татьяна. Очень удивительное. Недавно по телевизору одну женщину несчастную показывали, и она там рассказывала, что у неё три года назад сына украли. На вокзале. А на фотографии этого ребёнка, которую она предоставляла, твоего Мишки лицо. Один в один. Вот я и подумал, а не ты ли его у этой женщины увела? Заманила глупого пацана конфеткой, и – поминай тебя, как звали.
— Эй… — настороженно протянула Татьяна. — Дядя Федя, а ты точно — трезвый?
— Я-то да. А ты? Ты говорят, всю ночь опять где-то на стороне тёрлась?
— Не твоё дело! – грубо оборвала она его.
— Согласен,- кивнул пенсионер. — Не моё. Ты женщина одинокая, и твоя похоть — это твоё личное дело. А вот чужого сына за своего выдавать — это уже, сама знаешь, дело совсем другое… Уголовное…
— Ты чего, старый, с дуба рухнул? — Татьяна даже побелела от гнева. — Ты на что мне тут намекаешь?
— А я не намекаю, — спокойно ответил Фёдор. — Я прямо тебе говорю, Татьяна. Любой человек знает, что родная мать своё дите никогда одного дома голодным не оставит. А ты, ради мимолётного женского удовольствия, про Мишку очень легко забываешь. Он у тебя всегда — на втором месте, а может и на третьем. Отсюда и железный вывод напрашивается — не родная ты ему мать. Ты Мишке хуже чужой матери будешь.
— Заткнись, дядя Федя! А то я сейчас тебя чем-нибудь… — Соседка стала хищно озираться в поисках чего-то тяжёлого.
— Что, воровка, поймал я тебя! — Пенсионер засмеялся нагло ей в лицо. — Ишь, занервничала как? Думала, чужого ребёночка украла, в чужой посёлок с ним переехала, и новую жизнь начала. А вот сообщу-ка я на телевидение твои координаты, и пусть приедут сюда специальные люди, соседей порасспросят. Вся наша улица подтвердит, что ты к сыну как к чужому ребёнку относишься. Не родной он тебе.
— Нет, родной! – Татьяну уже всю трясло. — У меня свидетельство о его рождении есть!
— Конечно, есть. Кто бы сомневался. В наше время подделать любой документ можно запросто, да так, что от настоящего не отличишь. А вот подделать материнское чувство у тебя так и не получились. Твоя бездетность из всех твоих щелей так и прёт. Не мать ты, Татьяна, а воровка. Чужого ребёнка возле себя держишь, и только для того, чтобы люди тебя жалели. Матерей одиночек все жалеют, но с нами ты ошиблась! Мы тебя раскусили. Так что, жди. Скоро приедут за тобой. Закуют в кандалы, и в Мордовию, за решётку, тапочки шить. А Мишку отдадут настоящей — родной матери.
— Это я его родная мать! Я! — застонала женщина, и стала бить себя в грудь.
— Можешь стучать в грудь, и называть себя матерью сколько хочешь, — опять спокойно сказал Фёдор. — Да только кто тебе поверит? Всё! Иди, корми сына. Да как следует корми. Потому что, неизвестно, в следующий раз ты на сколько дней пропадёшь. Или – на сколько лет… А парень хорошо питаться должен, и тепло родной матери впитывать. Уж скорее бы его родная мать здесь объявилась…
Фёдор развернулся, и… громко хлопнул входной дверью.
Дома он рассказал о своём разговоре с соседкой жене.
— И как думаешь, поможет ей такая встряска? — печально спросила супруга.
— Кто ее знает? — пробормотал Фёдор. — Но, я уверен, мозги у нее теперь немного зашевелятся. Будем на это надеяться, Катерина… Потому что, ничего другого больше не остаётся… Только надеяться…