В маленькой кухне пятиэтажки тускло горела лампочка под пожелтевшим абажуром. От неё исходил неприятный жужжащий звук, действующий на нервы. Иван устало опустился на шаткий табурет, с трудом стягивая тяжёлые рабочие ботинки, покрытые свежим цементом — следы второй смены на стройке. Грубая подошва царапала линолеум, оставляя серые полосы. Впереди ждала ночная развозка продуктов по магазинам. Он бросил измученный взгляд на треснувший циферблат: 19:40. Елена, его жена, стояла у плиты, демонстративно гремя кастрюлями и тарелками, будто отбивая ритм своего недовольства.
— Опять задержался? — в её голосе звенела сталь, острая как лезвие. — Дети уже поужинали без тебя. Снова. Как всегда.
— Лена, ты же знаешь — две смены сегодня, — Иван потёр покрасневшие глаза, в которых, казалось, насыпали песка.
— Знаю, знаю. Все мы знаем твои отговорки, — она резко повернулась, сжимая в руке половник как оружие. — Только толку от твоих смен? Вон, Кириллу куртку купить не можем, а он в школу в чём ходит? В прошлогодней, уже маленькой стала. Перед людьми стыдно!
Иван до боли сжал кулаки под столом, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Старший сын Елены от первого брака, тринадцатилетний Кирилл, и десятилетняя Машенька были для него как родные. Три года назад, когда они поженились, он пообещал заботиться о них, и это обещание жгло его сердце каждый день.
— Я же откладываю на куртку, — тихо произнёс он, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Ещё неделя, и хватит.
— Неделя! — Елена всплеснула руками, забрызгав борщом стену. — Всё у тебя через неделю да через месяц! А ты видел, в чём ходят дети его одноклассников? Мой бывший хоть алименты платил регулярно, не то что некоторые…
— Не начинай, — глухо отозвался Иван, чувствуя, как предательски дрожат руки и пересыхает во рту.
— А что не начинать? — Елена шагнула к нему, упираясь руками в стол. — Правду глаза колет? Вон Светкин муж — один работает, а у них и машина, и отпуск каждый год. А ты…
— Я что? — Иван медленно поднял глаза, в которых плескалась глухая тоска.
— А ты даже элементарного детям обеспечить не можешь! — В кухне повисла тяжёлая тишина, густая как смог.
— Может, тебе стоило за Светкиного мужа замуж выйти? — процедил Иван сквозь зубы, чувствуя, как внутри всё клокочет от обиды.
— А может, и стоило! — выкрикнула Елена, и тут же прикрыла рот рукой, но было поздно.
За стеной послышались приглушённые детские голоса. Маша о чём-то взволнованно спорила с братом, но слов было не разобрать. На плите закипел чайник, выпуская струйку пара, похожую на тонкую струнку натянутых нервов. Где-то в подъезде хлопнула дверь, и эхо раскатилось по этажам, как последний аккорд их семейной идиллии.
Воспоминания накрыли Ивана удушливой волной. Три года назад он впервые встретил Елену в переполненном автобусе — она возвращалась с детьми из поликлиники. Маша тогда разбила коленку, горько плакала, размазывая слёзы по щекам, и он уступил им место. Кирилл смотрел исподлобья, настороженно, как и положено мальчику, защищающему маму. А Елена… Елена улыбалась так светло и благодарно, что у него перехватило дыхание.
— И что теперь? — прервала его мысли Елена, нервно постукивая ногтями по столешнице. — Молчать будешь?
— А что говорить? — Иван тяжело поднялся. — Может, сама что-то предложишь? Кроме упрёков?
— Ах, так я ещё и виновата? — взвилась она. — Я детей воспитываю, между прочим!
— И как успехи? — съязвил Иван, тут же пожалев о сказанном.
— Да как ты смеешь! — Елена побледнела. — Ты им даже не родной отец!
Эти слова ударили больнее любого кулака. Иван пошатнулся, словно от физического удара.
— Мама, не надо! — в дверях появился Кирилл, бледный, с дрожащими губами.
— А что не надо? — Елена развернулась к сыну. — Правду говорю! Вон, твой родной отец…
— Мой родной отец бросил нас! — выкрикнул мальчик. — А папа Ваня…
— Молчи! — оборвала его Елена. — Ты ещё маленький, ничего не понимаешь!
— Это ты не понимаешь! — Кирилл сжал кулаки. — Папа Ваня нас любит, а ты только деньги считаешь!
В кухне повисла звенящая тишина. За окном начался дождь, капли барабанили по карнизу как метроном, отсчитывающий секунды этого тягостного момента.
— Я… — Елена запнулась, растерянно глядя на сына. — Я просто хочу как лучше…
— Лучше для кого? — тихо спросил Иван. — Для детей? Или для твоего самолюбия?
— Не смей! — она резко развернулась к нему. — Не смей меня обвинять! Я же вижу, как другие живут! Как у всех нормальные мужья…
— Нормальные? — Иван горько усмехнулся. — А что в твоём понимании нормально? Чтобы как у Светки? С кредитами по горло, но зато машина есть?
— Хотя бы! — выкрикнула Елена. — Хотя бы дети не стыдились бы…
— Мы не стыдимся! — в кухню вбежала заплаканная Маша. — Мамочка, мы папу любим!
Елена осеклась, глядя на дочь. В глазах девочки стояли слёзы, а в руках она сжимала потрёпанного плюшевого зайца — подарок Ивана на прошлый день рождения.
— Машенька… — Елена протянула руки к дочери, но та отшатнулась, прижимаясь к Ивану.
— Папа, не уходи, — прошептала девочка. — Пожалуйста…
Иван погладил падчерицу по голове, чувствуя, как предательски щиплет в глазах. Кирилл подошёл ближе, встал рядом, плечом к плечу.
— Вот значит как, — голос Елены дрогнул. — Все против меня? Я для вас… я же… — она закрыла лицо руками.
За окном усилился дождь, а в кухне стало невыносимо душно от невысказанных слов и подавленных эмоций.
— Я больше так не могу! — Иван грохнул кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, расплескав чай, образуя на клеёнке тёмные пятна. — Хватит! Каждый день, каждый чёртов день ты попрекаешь меня тем, что я мало зарабатываю. У других машины, у других квартиры! А ты сама что сделала? Может, работу искала?
— Да как ты смеешь! — Елена отшатнулась, будто от пощёчины. — Я детей воспитываю! Это тебе не шутки!
— Детей? — Иван горько усмехнулся. — Дети в школе целый день! Маша на продлёнке, Кирилл на секциях. А ты? Сериалы смотришь и с подругами сплетничаешь? Светкину жизнь обсуждаешь?
— Замолчи! — в глазах Елены блеснули слёзы. — Ты не имеешь права…
— Имею! — перебил её Иван. — Потому что я встаю в пять утра и возвращаюсь за полночь. Я пашу как проклятый, чтобы у вас всё было. А в ответ что? Только упрёки и сравнения с другими!
— Мама, папа, пожалуйста… — Маша всхлипнула, крепче прижимая к себе игрушку.
— Значит, мы тебе в тягость? — голос Елены дрожал от обиды. — Так бы сразу и сказал! Нашёл бы себе другую, без детей, без проблем! Чтобы не пришлось на трёх работах горбатиться!
— Прекрати! — Кирилл встал между ними. — Мама, ты же знаешь, что это неправда! Папа нас любит!
— Любит? — Елена истерически рассмеялась. — А может, он просто жалеет нас? Бедных, брошенных…
— Замолчи! — Иван побелел от гнева. — Не смей! Не смей говорить такое при детях!
— А что, правда глаза колет? — Елена шагнула к нему. — Думаешь, я не вижу, как ты устаёшь? Как по ночам кашляешь от этой стройки? Как еле ноги волочишь после смен?
— И что? — Иван сжал кулаки. — Что ты предлагаешь? Бросить всё?
— Нет! — она вдруг всхлипнула. — Я просто… я боюсь! Боюсь, что однажды ты не выдержишь и уйдёшь! Как он…
В кухне повисла оглушительная тишина. Только капли дождя барабанили по подоконнику да часы тикали на стене, отсчитывая секунды этого откровения.
— Мамочка… — Маша бросилась к матери, обняла её за талию.
— Я никуда не уйду, — тихо, но твёрдо произнёс Иван. — Слышишь? Никогда.
Елена подняла на него заплаканные глаза: — Правда?
— Правда, — он шагнул к ней. — Потому что вы — моя семья. Все вы.
Иван медленно опустился на табурет, чувствуя, как отпускает тяжесть, давившая на плечи. Елена стояла у плиты, нервно кусая губы, её плечи мелко подрагивали. Кирилл переводил встревоженный взгляд с одного на другого, а Маша всё ещё прижималась к матери, обнимая её изо всех сил.
— Я так устала бояться, — тихо проговорила Елена, и её голос дрогнул. — Каждый день думать — а вдруг не выдержит, вдруг уйдёт…
— Глупая, — Иван поднялся, подошёл к жене. — Разве я хоть раз дал повод сомневаться?
— Нет, но… — она всхлипнула. — Когда вижу, как ты убиваешься на работе… Как другие живут легче…
— Мам, — Кирилл осторожно тронул её за плечо. — А помнишь, когда я в прошлом году в больнице лежал с воспалением лёгких? Кто каждый день после работы приезжал? Кто со мной задачки решал, чтобы я школьную программу не пропустил?
— И кто мне косички заплетает лучше всех? — подхватила Маша, заглядывая матери в глаза. — И кто качели во дворе починил, когда они сломались?
Елена закрыла лицо руками: — Господи, какая же я дура… Ваня, прости меня. Прости, если сможешь…
Иван молча обнял её, прижал к себе.
— Вы для меня — всё, — тихо ответил он, гладя её по волосам. — Мы справимся, слышишь? Вместе мы со всем справимся.
Кирилл и Маша прижались к ним с обеих сторон, и они стояли так, обнявшись, посреди маленькой кухни, где всё ещё пахло борщом и осенним дождём.
За окном тучи начали расходиться, и в просвете между ними показалась первая звезда. В её мягком свете можно было разглядеть, как по щекам Елены текут слёзы — но теперь это были совсем другие слёзы. Слёзы облегчения и надежды.
— Давайте ужинать, — наконец сказала она, вытирая глаза. — Борщ совсем остыл…
— Ничего, разогреем, — улыбнулся Иван. — У нас теперь всё будет хорошо.
И в этот момент все они знали — это правда. Потому что вместе они справятся со всем.
