Виталий едва открыл глаза от дребезжания мобильника. На экране высветилось: «Петрович». Часы показывали 5:30 утра.
— Да? — хрипло буркнул он.
— Виталька! Ты чего, спишь что ли ещё? Картоху копать будем! Давай, поднимай свою вахтёрскую задницу! Я уже с инструментом у твоего дома!
Виталий со стоном сел на кровати, потирая затёкшую шею. После месяца на вахте в Сибири хотелось только одного — отоспаться. Но сосед Петрович, казалось, имел на него другие планы.
— Слушай, я только вчера вернулся… может, на выходных?
— Какие ещё выходные?! — возмутился Петрович. — Дождь обещают! Всю картошку сгноим! Ну ты как маленький, ей-богу. Я уже машину подогнал, вилы взял, мешки приготовил.
— Ладно-ладно, — сдался Виталий. — Дай хоть умыться.
Натягивая старые джинсы, он мысленно проклинал себя за то, что поддался на уговоры матери купить этот участок по соседству с Петровичем. «Свои овощи будут», «на земле отдохнёшь от вахты», — передразнил он мамин голос.
Когда Виталий вышел во двор, Петрович уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу возле своей древней «Нивы».
— О! Явился! — радостно воскликнул сосед, хлопая его по плечу. — А я думал, ты там уснул опять.
Петрович выглядел бодрым, словно и не было ему шестидесяти пяти. Рядом с ним Виталий, тридцатидвухлетний здоровый мужик, чувствовал себя развалиной.
— Чего такой кислый? — Петрович запрыгнул за руль. — Небось на вахте всю ночь в телефоне сидел, а не спал?
— Ага, в инстаграме фотки нефтяных вышек выкладывал, — буркнул Виталий, захлопывая дверь машины.
Дорога до участка заняла минут пятнадцать. Петрович без умолку трещал о своих огурцах, новых сортах картошки и соседке Зинаиде, которая якобы на него заглядывается.
— …а она мне говорит: «Твои помидоры самые вкусные на всей улице», — Петрович игриво подмигнул. — А я ей: «Заходи, Зина, ещё чего-нибудь вкусненького попробуешь».
— Петрович, тебе жена-то голову не оторвёт за такие разговоры? — усмехнулся Виталий.
— Так нету её уже три года как, — вдруг посерьезнел сосед. — Думаешь, я зачем к тебе прицепился? Одному-то скучно. А твоя мамка всё переживает, что ты один мотаешься туда-сюда, без семьи, без детей.
Виталий поморщился. Тема семьи была больной. После развода два года назад он уехал на вахту — копить на квартиру, залечивать раны. Мать звонила каждый день, допытывалась, не появилась ли у него девушка.
— О, приехали! — Петрович лихо затормозил у покосившегося забора.
Участок Виталия представлял собой заросший сорняками квадрат земли с маленьким щитовым домиком. Единственным ухоженным участком была картофельная делянка, которую Петрович помогал ему сажать весной.
— Давай, хватай вилы, — командовал Петрович, доставая из багажника инструменты. — Я с того края начну, ты с этого.
Виталий нехотя взял вилы. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь облака, трава была мокрой от росы. Воткнув вилы в землю, он подцепил первый куст. Картошка выскочила на поверхность — крупная, желтоватая.
— Ой, гляди какая красавица! — восхитился подбежавший Петрович. — Не зря я тебе этот сорт посоветовал. «Гала» называется, между прочим.
— Слушай, Петрович, — Виталий выпрямился, разминая спину, — а чего Зинка твоя не помогает тебе картошку копать, раз уж на помидоры зарится?
Петрович крякнул и как-то странно покосился на Виталия.
— Так это… занята она. У неё… это… другие дела.
Виталий удивлённо поднял бровь:
— Да ладно, колись давай, что там у вас?
— А что сразу у нас? — заволновался Петрович. — Ничего у нас! Просто иногда борщ готовит… И вообще, работай давай, разговорился тут!
Они молча копали ещё с полчаса. Виталий чувствовал, что с каждым движением мышцы разогреваются, а сонливость отступает. Всё-таки было в этой физической работе что-то успокаивающее.
— Слышь, Виталь, — вдруг снова заговорил Петрович. — А ты когда теперь на вахту?
— Через две недели.
— И надолго?
— На два месяца.
Петрович присвистнул:
— Долго как! А дом-то твой пустой стоять будет?
— Ну да, а что?
— Да ничего. Просто мало ли что… Может, мне ключи оставишь? Я бы проверял иногда, всё ли в порядке.
Виталий пожал плечами:
— Да забирай, мне не жалко. Только там смотреть особо нечего, я даже холодильник отключаю.
— Не-не, я просто так, на всякий случай, — заторопился Петрович. — Мало ли, трубу прорвёт или ещё чего.
К обеду они закончили с картошкой. Мешки, полные клубней, аккуратно стояли вдоль забора. Петрович довольно потирал руки:
— Ну что, теперь ко мне? Зина вчера борщ сварила — пальчики оближешь! С чесночком, со сметанкой…
— Так всё-таки есть у вас что-то, — усмехнулся Виталий.
— Да иди ты! — отмахнулся Петрович. — Просто соседка хорошая.
Дом Петровича, в отличие от виталиной времянки, был добротный, кирпичный, с резными наличниками. Внутри пахло свежим борщом и ещё чем-то неуловимо женским — не то духами, не то кремом.
— А у тебя правда всё чисто и аккуратно, — заметил Виталий, разуваясь. — Не думал, что ты такой хозяйственный.
— А я… это… поддерживаю порядок, — забормотал Петрович. — Проходи на кухню, я сейчас борщ разогрею.
Виталий прошёл в гостиную. На столике лежала женская заколка. В углу стоял пакет из косметического магазина.
— Петрович, ты что, в косметику ударился на старости лет? — крикнул Виталий.
Грохот из кухни был ему ответом — Петрович уронил половник.
— А… это… племянница заходила! — донеслось оттуда.
— Да ладно тебе, — усмехнулся Виталий, заглядывая на кухню. — Зачем скрывать-то? Живёт у тебя Зинка, и хорошо.
Петрович покраснел до корней волос:
— Да не живёт она! Просто иногда… заходит.
— Угу, и борщ варит, и пакеты свои оставляет, — кивнул Виталий.
Петрович суетливо расставлял тарелки:
— Садись давай, остынет всё.
Борщ и правда был восхитительным — густым, наваристым, с правильной кислинкой.
— Слушай, а что это за привкус такой необычный? — спросил Виталий, зачерпывая очередную ложку.
Петрович замялся:
— Это… арахис.
— Арахис?! В борще?!
— Ну да, Зин… то есть, я экспериментирую… с рецептами.
Виталий только головой покачал. Странный какой-то стал Петрович.
После обеда хозяин дома засуетился:
— Ты, это, посиди, телевизор посмотри, а я в магазин сбегаю. Водочки нам возьму, отметим урожай.
Когда за Петровичем захлопнулась дверь, Виталий решил найти туалет. Он поднялся на второй этаж и открыл первую попавшуюся дверь — и замер от удивления. Это была спальня, но явно не холостяцкая. На кровати лежало кружевное покрывало, на туалетном столике — баночки с кремами и духи. А на стуле… на стуле висели мужские трусы. И это точно были не трусы Петровича — новые, модные боксеры.
Виталий тихонько прикрыл дверь и открыл следующую — ванная. Там на полочке стояли две зубные щётки в стаканчике. Одна явно женская, розовая, другая — синяя, мужская. И это точно была не щётка Петровича, потому что его собственная, видавшая виды, стояла тут же, в отдельном стакане.
Спустившись вниз, Виталий с любопытством стал осматривать гостиную. Теперь он замечал то, чего не видел раньше: фотографию незнакомого молодого мужчины на комоде, мужской свитер, небрежно брошенный на кресло, и даже несколько длинных волос на подушке дивана, явно не принадлежавших ни Петровичу, ни какой-то абстрактной Зинаиде.
Когда Петрович вернулся с бутылкой водки, Виталий сидел в кресле с самым невинным видом.
— Ну что, по маленькой? — бодро предложил хозяин.
— Не-а, — покачал головой Виталий. — Мне ещё мешки с картошкой разгружать. Лучше скажи, Петрович, кто такой Зинаида на самом деле? И что за мужик у тебя в спальне трусы оставил?
Петрович побледнел и плюхнулся на стул:
— Ты… видел?
— Случайно. Туалет искал.
Петрович закрыл лицо руками:
— Вот ведь… Теперь всё село узнает. Засмеют старика.
— Да кому я скажу, — пожал плечами Виталий. — Мне-то какое дело? Просто интересно.
Петрович поднял на него глаза:
— Правда не расскажешь? Понимаешь, у нас тут… консервативно всё. Не поймут.
— Я на вахте живу, мне не до сплетен. Колись давай.
Петрович тяжело вздохнул:
— Зинаида — это мой… друг. Зиновий. Мы с ним… в общем… вместе.
Виталий присвистнул:
— А трусы чьи?
— Его племянника. Молодой парень, с севера приехал на несколько дней. Зина его привечает, племянник-то единственный.
— И давно вы… с Зиновием?
— Два года. После того как Марья умерла… одиноко стало. А мы с ним ещё в молодости… в общем, были близки. Потом жизнь развела, семьи, дети. А сейчас вот снова сошлись. Он в соседнем селе живёт, делает вид, что просто друг. Приезжает часто. Борщ вот варит. С арахисом, — Петрович слабо улыбнулся.
Виталий молчал, переваривая информацию. Потом встал и хлопнул Петровича по плечу:
— Передавай привет Зиновию. Скажи, борщ у него отменный. А за картошку спасибо. И… я завтра уезжаю на пару дней к другу в город. Ключи от дома оставлю тебе. Мало ли, может, вам с Зиновием захочется… ну, побыть в месте, где вас никто не знает.
Петрович смотрел на него со смесью удивления и благодарности:
— А ты… нормально к этому относишься?
— Знаешь, на вахте всякого насмотришься, — усмехнулся Виталий. — Главное, чтобы людям хорошо было. И борщ вкусный.
Когда он уже выходил из дома, Петрович окликнул его:
— Виталь! А ты это… маме-то не говори, ладно? Она всё-таки старой закалки.
— Не скажу. А ты не спрашивай больше, когда у меня семья появится.
— По рукам!
Они обменялись понимающими улыбками. Виталий шёл к своему дому и думал, что иногда самые обычные дела — вроде копки картошки с соседом — могут обернуться совершенно неожиданными открытиями. И что, возможно, пора ему завести собственную Зинаиду. Которая будет варить борщ — пусть даже с арахисом.
