Две недели назад не стало Бориса Павловича. Сердце. В свои семьдесят два он еще совсем был живчиком — хотел весной расширить теплицу, посадить новые сорта томатов, доделать наконец беседку с мангалом. Обычный человек, инженер на пенсии, для которого дом стала главной радостью жизни.
Мы с Артёмом до сих пор не можем привыкнуть. Его отец был стержнем семьи. Каждое воскресенье звонил, рассказывал про свои грядки, спрашивал совета по поводу интернета. А теперь телефон молчит.
История их семьи была запутанной. Борис Павлович женился дважды. От первого брака детей не было — жена отказалась иметь детей. Через пять лет развелись. Со второй женой, Зинаидой, прожили одиннадцать лет.
У Зинаиды от первого брака уже были двое сыновей — Игорь и Максим. Когда она вышла за Бориса, старшему было десять, младшему — восемь.
Через два года родился Артём. Семья казалась крепкой — Борис хорошо относился к пасынкам, те его уважали. Зинаида обустраивала дом, занималась детьми. Но когда Артёму исполнилось пять, брак дал трещину.
Причины развода мне известны лишь частично. Артём рассказывал, что мать часто устраивала скандалы из-за денег. Борис Павлович работал главным инженером на заводе, зарабатывал прилично, но Зинаиде всегда было мало. Она требовала то ремонт, то новую мебель, то шубу, то машину. А когда Борис отказывал, обвиняла его в жадности.
Последней каплей стала история с квартирой её сестры. Та попросила в долг крупную сумму в долг. Борис отказал. Зинаида закатила грандиозный скандал, обвинила мужа в черствости, собрала вещи и уехала к матери.
Через месяц подала на развод. Оставил Артёма с отцом — жилищные условия и работа у Бориса были подходящие. Зинаида не особо переживала — ей важнее были деньги. Получила алименты на ребенка и вернулась с детьми в свою добрачную квартиру.
Борис Павлович остался в своем доме. Этот дом он купил еще до второго брака — двухэтажный, кирпичный, с участком в пятнадцать соток. Район хороший, рядом лес, озеро. Сейчас такие дома стоят миллионы.
После развода отношения между бывшими супругами были натянутыми. Зинаида забирала Артёма на выходные, но часто опаздывала или вообще не приезжала. Звонила, жаловалась на нехватку денег. Борис исправно помогал, но больше положенного не давал.
Когда Артём подрос, Зинаида стала появляться реже. Зато начала проявлять интерес к дому. Приезжала якобы за сыном, но заодно осматривала участок, интересовалась ремонтом, новыми постройками.
— Хороший у тебя сад, — говорила Борису. — Жаль, что запущенный. Некому ухаживать.
— Справляюсь потихоньку как могу, — отвечал он.
— Да какой там! Мужчине нужна женская рука. Вот я бы тут такие клумбы разбила!
Борис Павлович не возражал, когда она начала приезжать с рассадой. Сажала цветы, подвязывала помидоры, собирала ягоды. Сначала изредка, потом всё чаще.
— Зачем ты её пускаешь? — спрашивал Артём, когда стал постарше.
— Пусть возится, если ей нравится. Мне помощь, ей — отдушина.
К шестидесяти годам Артема Борис Павлович вышел на пенсию и полностью посвятил себя саду. А Зинаида к тому времени уже чувствовала себя там как дома. Приезжала по несколько раз в неделю, командовала, где что сажать, ругала за неправильный полив.
Соседи думали, они снова вместе. Но нет — каждый вечер Зинаида уезжала в свою квартиру. Борис так и не предложил ей вернуться.
— Она хорошая хозяйка, но жить с ней невозможно, — признался он мне как-то. — Всё время что-то требует, всем недовольна. А так — приехала, поработала, уехала. И мне спокойно, и ей занятие.
Я познакомилась с Артёмом пару лет назад. Нас представили общие друзья на дне рождения. Он сразу предупредил о сложных отношениях с матерью:
— Она специфический человек. Может улыбаться в лицо, а за спиной гадости говорить. Имей в виду.
Первая встреча с Зинаидой Львовной прошла напряженно. Она оглядела меня с ног до головы, поинтересовалась местом работы, зарплатой, жилищными условиями.
— Бухгалтер? — скептически протянула она. — Ну-ну. А квартира своя?
— Снимаю.
— Понятно. А родители чем занимаются?
Я ответила, что отец — врач, мать — медсестра. Живут в другом городе.
— То есть помощи материальной от них не дождешься, — подытожила Зинаида Львовна.
После той встречи я сказала Артёму:
— Кажется, я твоей маме не понравилась.
— Так ей никогда и никто не понравится, — усмехнулся он. — Она считает, что я должен жениться на дочери олигарха. Чтобы деньги были.
Мы поженились через год. Свадьба была скромной — только близкие друзья и родственники. Зинаида Львовна пришла с кислым лицом, весь вечер отпускала колкости.
— Ну что ж, — сказала она, когда мы разрезали торт. — Хоть внуков дождусь.
Борис Павлович тогда одёрнул её:
— Зина, прекрати. Дети счастливы — и хорошо.
— Счастье без денег долго не продержится, — парировала она.
С тех пор наши отношения были прохладными. Зинаида Львовна звонила редко, в основном жаловалась на здоровье и маленькую пенсию. Намекала, что мы, молодые, должны помогать.
Артём иногда давал ей денег — тысячу-другую. Она брала с недовольным видом:
— Другие дети родителей на курорты возят, а мои — копейки подкидывают.
При этом её старшие сыновья действительно неплохо зарабатывали. Игорь стал начальником отдела в банке, Максим уехал программистом в Германию. Но почему-то финансовую поддержку Зинаида ждала именно от Артёма.
За год до смерти Борис Павлович составил завещание. Об этом мы узнали только после прощания. Оказалось, он давно всё продумал.
— Понимаешь, сынок, — говорил он Артёму за несколько месяцев до смерти. — Дом — это единственное, что у меня есть. Хочу, чтобы он достался тебе. Ты тут вырос, это твой дом.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю — Борис Павлович знал, что делал. Он предвидел, как поведёт себя бывшая жена.
Первые две недели после провод Зинаида Львовна вела себя тихо. Звонила, справлялась о здоровье, предлагала помощь. Мы думали — может, горе изменило её.
Как же мы ошибались.
В тот вечер она пришла без предупреждения. В руках — пакет с зефиром.
— Я тут купила, Артёмушка любит.
Мы пригласили её на кухню. Я заварила чай, достала чашки. Зинаида Львовна расположилась за столом по-хозяйски, начала раскладывать зефир.
— Как вы тут? Оправились немного?
— Потихоньку, — ответил Артём.
— Да, тяжело. Борис был хорошим человеком. Несмотря ни на что.
Она сделала паузу, пригубила чай.
— Я вот думаю… Дом-то большой. Вам двоим там делать нечего. Может, продадите?
Артём удивился:
— Зачем продавать? Это память об отце.
— Память памятью, а жизнь продолжается. Деньги вам сейчас не помешают. Молодые, квартиру побольше купите.
— У нас есть квартира.
— Двушка съёмная? Это не жильё, а клетка. А на деньги от дома можно трёшку взять. И ещё останется.
Я насторожилась. Куда это она клонит?
Зинаида Львовна отставила чашку, сложила руки на столе:
— Вообще-то я хотела поговорить серьёзно. О доме.
— Что о нём говорить? — спросил Артём.
— А то, что ситуация несправедливая. Я там пятнадцать лет горбатилась. Каждый кустик своими руками сажала. А теперь — ничего?
— Но папа оставил завещание…
— Завещание! — она повысила голос. — Да и что, что написал! Может под чьим-то влиянием.
Она многозначительно посмотрела на меня.
— Никто не влиял, — сказала я спокойно. — Борис Павлович принял решение сам.
— Вот именно! Сам! Даже со мной не посоветовался!
— А почему он должен был с вами советоваться? Вы же в разводе.
Зинаида Львовна вспыхнула:
— В разводе! А кто ему сад делал? Кто ухаживал? Кто за домом смотрел? Кто помогал? Я же там каждый день батрачила!
— По собственному желанию, — напомнила я.
— Значит, так! — она встала. — Я не просто так пришла. Мы же семья, давайте делитесь, — театрально протянула свекровь.
Я подняла взгляд от своей чашки:
— Не будем мы делиться!
Повисла тишина. Артём застыл с чашкой в руках. Зинаида Львовна смотрела на меня с ненавистью.
— Что ты сказала?
— То, что слышали. Семья — это не повод для шантажа.
— Шантажа?! Да я имею полное право! Я там полжизни провела!
— Не полжизни, а пятнадцать лет. После развода. Как гостья.
— Гостья?! Да я этот дом своими руками обустраивала!
— Борис Павлович позволял вам работать в саду. Это не делает вас совладелицей.
Зинаида Львовна повернулась к сыну:
— Артём! Ты слышишь, что она говорит?
Артём тяжело вздохнул:
— Мам, Даша права. Папа оставил чёткое завещание.
— Папа! Папа! А обо мне кто подумает? Я осталась ни с чем!
— У вас есть квартира.
— Это моя добрачная квартира — я ему сына родила, а он меня в завещание не внес! Разве это справедливо?! А там — дом в двести квадратов! Это справедливо?!
— Это воля отца.
Зинаида Львовна схватила сумку:
— Ну, знаете! Я так просто не оставлю! У меня есть права! Фактическая жена! Я его фамилию до сих пор ношу! Суд разберётся!
— А у нас не принято требовать только потому что общая фамилия.
Она с яростью посмотрела на меня, ударила по столу ладонью и вылетела из квартиры, хлопнув дверью.
— Вот тебе и зефир к чаю, — пробормотала я.
Артём молчал. Потом спросил:
— Может, не стоило так резко?
— А как? Твоя мать пришла делить наследство. Прикрываясь семейными узами.
— Но она правда много сделала для того дома…
— По своей воле. Никто её не заставлял.
На следующий день начался настоящий террор. Звонки от братьев Артёма, от дальних родственников. Все говорили одно и то же: «Зинаида Львовна в слезах», «Как вы могли», «Надо же совесть иметь».
Через неделю она пришла снова. На этот раз — с ультиматумом.
Мы впустили ее спокойно.
— Смотрите. Я всё рассчитала. Дом стоит пятнадцать миллионов. Треть — пять миллионов. Это справедливая компенсация за мой труд.
— Компенсация за что? — спросила я.
— За пятнадцать лет работы!
— Вы хотите сказать, что ваша работа в саду стоит пять миллионов?
— А вы считаете, меньше?
— Я считаю, что вы занимались садом для собственного удовольствия. И теперь пытаетесь на этом заработать.
Зинаида Львовна побагровела:
— Как ты смеешь?! Да я тебя насквозь вижу! Охотница за наследством!
— Интересно. А кто из нас требует пять миллионов?
— Я требую справедливости!
— Справедливость в том, что Борис Павлович сам решил, кому оставить дом.
— Он ошибся! Или его заставили!
— Да кто заставил? Я? Мы познакомились, когда завещание уже было написано.
— Значит, Артём! Он всегда был жадным эгоистом!
Артём не выдержал:
— Мам, хватит! Ты совсем не следишь за словами! Никто никого не заставлял. Папа принял решение. И мы его уважаем.
— Уважаете? А меня вы не уважаете?
— Уважение не означает, что мы должны отдать вам треть дома.
— Не дома! Денег!
— У нас нет таких денег.
— Тогда продавайте дом!
— Нет.
Зинаида Львовна вскочила:
— Я подам в суд! У меня есть свидетели! Соседи подтвердят, что я там жила!
— Жили? — уточнила я. — Или приезжали в гости?
— Какая разница?!
— Большая. Гости не имеют прав на имущество хозяина.
— Умные какие все стали! Я вам это так не спущу!
Она опять ушла, громко хлопнув дверью.
Следующие три месяца были мучительными.
Зинаида Львовна действительно додумалась наняла адвоката. Тот честно сказал, что шансов мало, но она настаивала.
— Пусть помучаются! — говорила она братьям. — Может, одумаются.
Параллельно шла обработка родственников. Всем рассказывалось, какие мы бессердечные, как обидели пожилую женщину.
— У неё же квартира есть, — пытался объяснить Артём двоюродной тёте.
— Квартира! А она в дом душу вложила!
— Но папа решил оставить дом мне.
— Твой папа не подумал о Зине!
— Или подумал, и поэтому так решил.
Самым неприятным было то, что Зинаида Львовна продолжала ездить на дачу. У неё остались ключи. Она приезжала, копалась в саду, фотографировалась на фоне дома.
Я предложила сменить замки, но Артём был против:
— Это выглядело бы совсем жестоко. Пусть ездит, если ей так важно.
— Она использует это для давления.
— Знаю. Но я не могу запретить матери приезжать в сад, который она столько лет обихаживала.
В конце концов, адвокат объяснил Зинаиде Львовне, что суд она проиграет. Фактическое сожительство не доказать — они жили раздельно. Вклад в улучшение имущества тоже под вопросом — нет документов, подтверждающих расходы.
Тогда она сменила тактику. Начала названивать Артёму по ночам, плакать, говорить о том, как она одинока, как тяжело на пенсии, как болит сердце.
— Я же твоя мать! Неужели тебе не жаль меня?
— Мам, у тебя есть жильё, есть пенсия. Игорь и Максим же помогают.
— А ты? Ты же теперь богатый!
— Я не богатый. У меня есть дом, который оставил отец. И я не собираюсь его продавать.
— Но ты мог бы дать мне хоть немного!
— Сколько?
— Ну… хотя бы миллион.
— У меня нет миллиона.
— Возьми кредит!
— Чтобы отдать тебе? Нет, мам.
Однажды ночью она позвонила и сказала, что ей плохо с сердцем. Артём помчался к ней. Оказалось — вранье. Она сидела на кухне, пила чай и ждала.
— Раз приехал, давай поговорим.
— О чём? Мам, ты сказала, что умираешь!
— А я и умираю. От несправедливости.
Артём вернулся домой взбешённый:
— Всё, я больше не могу. Она совсем границы потеряла.
— Давно пора было понять.
— Но что делать? Она же не отстанет.
— Отстанет. Когда поймёт, что ничего не получит.
Прошёл год. Зинаида Львовна так и не успокоилась. Она продолжает ездить в сад, продолжает жаловаться родственникам, продолжает присылать фотографии с подписями вроде «Посадила новые розы в СВОЁМ саду».
Недавно написала Артёму:
«Я всё равно считаю этот дом своим. И сад тоже. Ты можешь владеть бумажками, но душа этого места принадлежит мне».
Он показал мне сообщение:
— Как думаешь, она когда-нибудь успокоится?
— Нет. Но это её проблема, не наша.
— Иногда мне кажется, что мы правда поступили жестоко.
— Артём, твой отец знал, что делает. Он прожил с ней одиннадцать лет и не захотел оставлять ей дом. Значит, были причины.
— Наверное…
Зинаида Львовна до сих пор считает себя обманутой. Продолжает рассказывать всем, какие мы чёрствые и жадные. Но мы научились не реагировать. Просто живем в одном мире, встречается иногда в доме.
Хоть она и говорит, что дом ее, но она так и не стала там хозяйничать — только в саду как и раньше. В дом она почти не заходит.
В конце концов, Борис Павлович оставил ясное завещание. И мы его выполнили.
А то, что кому-то это кажется несправедливым — их проблемы. Не наши.
