Звонок раздался в половине второго ночи. Ирина, уже задремавшая над недочитанной книгой, вздрогнула и потянулась к телефону, по привычке готовясь услышать голос дочери.
— Ира… это я.
Голос, который она не слышала почти год. Голос, который за двадцать три года совместной жизни изучила до мельчайших интонаций.
— Сергей? — она резко села в постели, сон как рукой сняло. — Что случилось?
— Ира… мне плохо. Я в больнице.
Несколько секунд Ирина молчала, вслушиваясь в хриплое, прерывистое дыхание на том конце. Потом произнесла ровным голосом:
— И что ты хочешь от меня?
— Я… Вера уехала в командировку, Машка с ней, — он закашлялся, и Ирина невольно представила, как он сейчас сидит, сгорбившись, в больничном коридоре, держа трубку здоровой рукой. — Неделю назад перелом случился. Сложный. Нога в гипсе, сам не справляюсь.
— Сергей Викторович, — голос Ирины зазвенел, — ты, по-моему, что-то путаешь. Уже год как мы чужие люди. И я тебе не сиделка, не нянька и не медсестра. У тебя жена есть. Вот она вернётся и всё будет хорошо.
— Ира, ну не будь такой, — его голос стал умоляющим. — Три дня всего. Потом Верка вернётся.
— Верка, — Ирина почти выплюнула это имя. — Верка, значит. А когда ты меня бросал ради этой двадцатипятилетней крали, ты как-то не подумал, что может настать день, когда тебе понадобится помощь?
— Ира…
— Всё, Сергей. Разговор окончен. Звони своим друзьям, соседям, коллегам — кому хочешь. Только не мне.
Она нажала отбой и швырнула телефон на кровать, словно он обжигал ей руку. Сердце колотилось как сумасшедшее.
«Нет, ну каков наглец! Год не объявлялся, а теперь ему помощь нужна. Променял на молодую, так пусть теперь она и ухаживает».
Ирина встала и подошла к окну. Снаружи падал мелкий дождь, и фонари расплывались оранжевыми пятнами в ночной мгле. Она стояла, вцепившись в подоконник, и пыталась унять дрожь в руках.
Год назад в такой же дождливый вечер Сергей собрал вещи и ушёл. Просто сказал: «Прости, Ира. Я встретил другую. Я ухожу».
Двадцать три года брака перечеркнуты одной фразой.
Потом были месяцы оцепенения, слёз и бессонных ночей. Ей было пятьдесят, ему — пятьдесят два. Их дочь Анна уже жила отдельно, строила карьеру в другом городе. А Ирина осталась одна в их трёхкомнатной квартире, где каждый угол напоминал о прожитых вместе годах.
Телефон снова зазвонил. Ирина решительно нажала кнопку отклонения вызова. «Хватит. Переболела, пережила. Не стану ворошить прошлое».
Утром она проснулась с головной болью. За окном всё так же моросило. Ирина подумала, что в такую погоду хорошо бы никуда не выходить, но у неё были дела в школе. Двадцать пять лет преподавания русского языка и литературы. Двадцать пять лет она входила в классы, и детские лица оборачивались к ней. Это давало силы жить дальше, даже когда казалось, что земля уходит из-под ног.
В учительской было шумно. Завуч Марина Степановна что-то эмоционально доказывала географу, размахивая папкой с документами. Молодая практикантка Ниночка испуганно жалась в углу, боясь попасть под горячую руку.
— Ирина Алексеевна, вы сегодня какая-то бледная, — заметила Надежда Петровна, учительница химии. — Давление?
— Нет, просто не выспалась, — отмахнулась Ирина. — Как ваши домашние дела? Муж вернулся из командировки?
— Да, слава богу! — оживилась Надежда Петровна. — Две недели его не было, с ног сбилась — и дом, и школа, и внук на мне. А ваша Анечка как? Звонила?
— Звонила, — кивнула Ирина. — У неё всё хорошо. Защита диссертации через месяц, волнуется очень.
— Ой, передавайте ей привет! Такая умница! Вся в вас пошла.
Ирина благодарно улыбнулась. Разговоры о дочери всегда грели душу.
Прозвенел звонок. Ирина взяла журнал и направилась в кабинет. Шестой «Б» сегодня был особенно шумным.
— Тихо! — Ирина постучала ручкой по столу. — Открываем тетради, записываем тему урока: «Обособленные определения».
— Ирина Алексеевна, а правда, что вы самая строгая учительница в школе? — выкрикнул Витя Соколов с задней парты.
— Соколов, для начала подними руку, если хочешь что-то спросить, — спокойно ответила Ирина. — А насчёт строгости… Я требовательная. Есть разница.
— А мой брат говорит, что вы раньше добрее были, — не унимался мальчишка. — Это потому что вы теперь одна живёте?
В классе повисла тишина. Ирина почувствовала, как к лицу приливает кровь.
— Соколов, мы здесь обсуждаем обособленные определения, а не мою личную жизнь. А теперь открой учебник на странице 143 и начинай читать правило. Вслух.
Мальчик, поняв, что перешёл черту, виновато опустил голову и начал читать. Ирина смотрела в окно, где капли дождя чертили замысловатые узоры на стекле, и думала о том, что вся школа, кажется, знает о её одиночестве.
Вечером, проверяя тетради, Ирина снова взглянула на телефон. Пять пропущенных от Сергея. Ни одного сообщения.
«Не звонит, значит, справился. И прекрасно».
Она заварила чай, включила любимую передачу про путешествия и постаралась сосредоточиться на рассказе ведущего о красотах Норвегии. Но мысли упрямо возвращались к больнице, к Сергею, к его просьбе о помощи.
«Интересно, как он там? Неужели совсем никого не нашёл?»
Телефон снова зазвонил. На этот раз это была дочь.
— Мам, привет! Как ты там?
— Здравствуй, солнышко! — голос Ирины мгновенно потеплел. — Да всё как обычно, работа-дом-работа. Как диссертация?
— Продвигается. Но я не поэтому звоню… — Анна замялась. — Мне папа звонил сегодня.
Ирина напряглась.
— И что?
— Он в больнице, мам. Сказал, что пытался тебе дозвониться, но ты трубку не берёшь.
— Да, не беру, — отрезала Ирина. — У него жена есть, пусть она и заботится.
— Мам, она в командировке. И он один совсем. Сиделку нанять не получается — там какие-то процедуры нужны, которые только близкий человек может делать.
— Аня, — Ирина старалась говорить спокойно, — не дави на меня. Твой отец сделал свой выбор год назад. Я не обязана теперь быть его медсестрой.
— Мам, я всё понимаю, — голос Анны стал тише. — Просто… он ведь всё-таки твой муж был двадцать три года. И мой отец.
— Был, Аня. Был, а не есть.
— Мам, если бы я могла, я бы сама приехала. Но у меня этот чёртов дедлайн, и научрук с меня не слезет. Я просто…
— Ты просто хочешь, чтобы я забыла всё, что он мне сделал, и побежала ему помогать? — Ирина почувствовала, как в горле встаёт ком.
— Я не это имела в виду, — вздохнула Анна. — Просто подумай, пожалуйста. Он ведь не чужой человек.
После разговора с дочерью Ирина долго сидела, глядя в одну точку. Потом решительно набрала номер Сергея.
— Да, — голос звучал измученно.
— Это я, — сухо сказала Ирина. — Что конкретно тебе нужно?
Больница пахла хлоркой и безнадёжностью. Ирина шла по длинному коридору, сжимая в руке пакет с едой и лекарствами. Белые стены, однообразные двери палат, медсёстры в голубых халатах — всё это вызывало смутную тревогу.
Палата номер 308. Ирина остановилась, глубоко вдохнула и толкнула дверь.
Сергей лежал у окна. Похудевший, осунувшийся, с небритым лицом. Правая нога в гипсе была подвешена на специальной конструкции. Увидев Ирину, он попытался приподняться.
— Лежи, — бросила она, ставя пакет на тумбочку. — Не дёргайся.
— Ира… спасибо, что пришла, — голос звучал хрипло.
— Я пришла не из-за тебя, а из-за Ани, — отрезала она. — Что нужно делать?
Следующие два часа Ирина помогала медсестре с перевязкой, кормила Сергея супом, который принесла из дома, давала лекарства. Всё это молча, с каменным лицом, старательно избегая его взгляда.
— Ир, может, присядешь? — осторожно предложил Сергей, когда она закончила убирать посуду. — Поговорим?
— О чём? — она наконец посмотрела ему в глаза. — О твоей прекрасной новой жизни с молодой женой? Или о том, как ты разрушил нашу семью? Или, может, о том, как я полгода плакала по ночам, а потом ещё полгода училась жить заново?
— Ира, я… — он запнулся. — Я знаю, что виноват перед тобой.
— Виноват, — эхом отозвалась она. — Знаешь, Серёж, за этот год я много думала. И поняла одну вещь: дело даже не в том, что ты нашёл другую. Люди встречаются, влюбляются, расстаются — это жизнь. Дело в том, КАК ты это сделал. Двадцать три года — и ни одной попытки поговорить по-человечески, объяснить, что происходит. Просто собрал вещи и ушёл. А через неделю прислал Игоря забрать остальное.
— Я был трусом, — тихо сказал Сергей. — Я боялся разговора. Боялся твоих слёз, боялся, что не смогу уйти.
— А должен был бояться, — Ирина скрестила руки на груди. — Должен был хотя бы задуматься, что чувствует человек, с которым ты прожил половину жизни.
За окном начало смеркаться. Ирина взглянула на часы.
— Мне пора. Завтра рано вставать.
— Ты придёшь завтра? — в голосе Сергея звучала надежда.
— Приду. Я обещала Ане, — она направилась к двери. — Но это ничего не меняет между нами, Серёж. Ясно?
Он кивнул, и она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Дни потекли в странном ритме. Утром — школа, днём — больница, вечером — проверка тетрадей и подготовка к урокам. Ирина не подпускала Сергея ближе, чем требовалось для ухода за ним. Но понемногу их молчание из враждебного превращалось в привычное.
На третий день Сергей вдруг сказал:
— А помнишь, как мы на Селигер ездили, когда Анютке было десять?
Ирина, протиравшая прикроватную тумбочку, замерла.
— Помню, — нехотя отозвалась она. — Там ещё дождь зарядил на неделю, и мы сидели в палатке, читали Дюма вслух.
— Да, «Трёх мушкетёров», — улыбнулся Сергей. — Аня так переживала за д’Артаньяна, помнишь?
— И ты делал ей шпагу из ветки, — губы Ирины тронула лёгкая улыбка. — Она с ней не расставалась, даже спать ложилась в обнимку.
— А потом мы вернулись в город, и она неделю ходила в плаще из маминой юбки, — засмеялся Сергей и тут же поморщился от боли.
— Тебе нельзя напрягаться, — Ирина подошла, поправила подушку. — Врач сказал — полный покой.
— Знаешь, — он вдруг стал серьёзным, — я часто вспоминаю те времена. Наши походы, поездки, вечера с книжками.
— Угу, — буркнула Ирина, не желая развивать эту тему. — Давай-ка лекарства примем.
В тот вечер, вернувшись домой, она достала с антресолей старый фотоальбом. Их свадьба. Анечка-новорождённая. Первые шаги дочери. Сергей держит её на плечах, смеётся, запрокинув голову. Пикники, дни рождения, Новые годы…
Двадцать три года счастья, которое она считала незыблемым. Как наивно.
Ирина захлопнула альбом и решительно убрала его обратно на антресоль.
На пятый день Сергей сказал:
— Вера звонила. Возвращается послезавтра.
— Хорошо, — кивнула Ирина, меняя воду в графине. — Значит, завтра последний день моей вахты.
— Да… — он помолчал. — Спасибо тебе. Я знаю, что не имел права просить.
— Не имел, — согласилась она. — Но я сделала это не для тебя.
— Для Ани?
— И для себя тоже, — неожиданно призналась Ирина. — Чтобы доказать самой себе, что я выше мелочной мести. Что я могу оставаться человеком, даже когда со мной поступили нечеловечески.
Сергей долго смотрел на неё, потом тихо сказал:
— Знаешь, именно за это я тебя всегда и любил. За твоё умение оставаться собой в любой ситуации.
— Не надо, — она резко отвернулась. — Не говори о любви. Не имеешь права.
— Имею, — неожиданно твёрдо возразил он. — Потому что я действительно любил тебя, Ира. Все эти годы.
— А потом разлюбил, — её голос дрогнул. — Так бывает, да? Раз — и всё. Как выключателем щёлкнули.
— Не так всё было, — он покачал головой. — Я… заблудился, Ир. Кризис среднего возраста, глупая влюблённость, страх старости — называй как хочешь. Я думал, что с молодой женщиной снова почувствую себя молодым. Что смогу начать с чистого листа.
— И как, получилось? — она повернулась к нему, скрестив руки на груди.
— Нет, — он грустно усмехнулся. — Не получилось, Ир. Вера… она хорошая девочка. Только мы из разных миров. У нас разные интересы, разные взгляды на жизнь. Мы говорим на разных языках, понимаешь?
— Да неужели? — Ирина не скрывала сарказма. — А год назад ты этого не замечал?
— Замечал. Но убеждал себя, что это неважно. Что главное — это чувства, — он вздохнул. — А потом оказалось, что одних чувств недостаточно. Нужна общая история, общие воспоминания, общие шутки, которые понимаешь с полуслова. Всё то, что было у нас с тобой.
Ирина молчала, глядя в окно.
— Я не прошу тебя вернуться, — тихо продолжил Сергей. — Я знаю, что натворил слишком много, чтобы рассчитывать на прощение. Просто хотел, чтобы ты знала: я понял, какую ошибку совершил. И мне жаль. Очень жаль.
В палате повисла тишина, нарушаемая только размеренным тиканьем часов.
— Мне пора, — наконец сказала Ирина. — До завтра.
Последний день выдался суматошным. В школе проверка из РОНО, потом педсовет, затем Ирина забежала домой приготовить обед для Сергея. К больнице она подъехала уже в сумерках, усталая и раздражённая.
В палате её ждал сюрприз: на прикроватной тумбочке стоял букет полевых цветов — ромашки, васильки, колокольчики.
— Это что? — удивилась она, кивая на цветы.
— Медбрат Коля помог, — улыбнулся Сергей. — Сбегал в парк. Я знаю, ты не любишь розы и гвоздики. А эти — как те, что я тебе на первом свидании дарил, помнишь?
Ирина помнила. Они тогда гуляли по лесопарку, и Сергей на ходу собирал для неё букет. «Как студент на первом курсе, денег нет даже на цветы», — смущённо оправдывался он. А она была счастлива, потому что никто никогда не дарил ей таких букетов — собранных с любовью, а не купленных в магазине.
— Не стоило, — только и сказала она, доставая из сумки контейнеры с едой.
Они поужинали почти молча. Ирина механически рассказала о проверке в школе, о новых требованиях к оформлению журналов. Сергей внимательно слушал, иногда задавая вопросы.
Когда с ужином было покончено, он вдруг сказал:
— Я хочу тебе кое-что показать.
И протянул телефон с открытой галереей фотографий.
— Зачем? — нахмурилась Ирина.
— Просто посмотри, пожалуйста.
Она взяла телефон. На экране была фотография их старого дома — двухэтажного, с мезонином и резными наличниками. Дома, который они с Сергеем купили по случаю двадцать лет назад в маленькой деревне под Тверью. Обветшалый, полуразрушенный, он требовал огромных вложений, и они постепенно, год за годом, восстанавливали его. Своими руками, экономя каждую копейку.
Потом, когда Аня поступила в университет, поездки в деревню стали реже. А три года назад они и вовсе перестали туда ездить — работа, заботы, вечная нехватка времени…
— Листай дальше, — попросил Сергей.
Ирина провела пальцем по экрану. Ещё фотографии дома, но уже обновлённого, с новой крышей, свежевыкрашенными стенами. Интерьеры комнат — с той самой мебелью, которую они когда-то по крупицам собирали на барахолках. Только всё отреставрировано, вычищено, расставлено с любовью.
— Что это? — её голос дрогнул. — Ты продал дом?
— Нет, — он покачал головой. — Я его восстановил. Последний год этим занимался. Каждые выходные туда ездил.
— Зачем? — она подняла на него недоумённый взгляд.
— Поначалу просто хотел отвлечься, — он пожал плечами. — Знаешь, когда понимаешь, что совершил непоправимую ошибку, нужно куда-то деть эту энергию. А потом… потом стало важно сохранить хоть что-то из нашего прошлого. Что-то настоящее.
Ирина молчала, листая фотографии. Вот терраса, где они пили чай летними вечерами. Вот яблоневый сад, который они вместе сажали. Вот скамейка у пруда, где она любила читать…
— Я вернул ему жизнь, Ир, — тихо сказал Сергей. — Как и мечтали когда-то. Полностью провёл коммуникации, поставил хорошие батареи. Теперь там можно жить круглый год, а не только летом.
— И что ты хочешь этим сказать? — она вернула ему телефон, стараясь не показать, как сильно её тронули эти фотографии.
— Ничего, — он улыбнулся чуть виновато. — Просто хотел, чтобы ты знала: дом ждёт тебя. Если захочешь когда-нибудь туда приехать — просто скажи. Это твой дом, Ир. Я его на тебя переоформил.
— Что?! — она ошеломлённо уставилась на него. — Зачем?
— Затем, что он всегда был больше твоим, чем моим, — просто ответил Сергей. — Это ты нашла его тогда, влюбилась с первого взгляда. Это ты придумывала, каким он должен быть. Я просто воплощал твои идеи.
Ирина почувствовала, как к горлу подкатывает ком, а на глаза наворачиваются слёзы. Сергей осторожно взял её за руку.
— Спасибо тебе, Ир. За всё. За эти дни, за то, что пришла на помощь, несмотря ни на что. И за те двадцать три года, которые я, как последний глупец, не сумел оценить.
Она не отняла руки, просто сидела, глядя на их переплетённые пальцы. Такие знакомые, родные руки — с мозолями на подушечках пальцев, с выступающими венами, с шрамом на указательном, оставшимся после неудачного ремонта. Руки, которые когда-то знали каждый изгиб её тела.
— Ты уверен насчёт дома? — тихо спросила она. — Это слишком дорогой подарок.
— Это не подарок, Ир. Это… восстановление справедливости, если хочешь.
Они помолчали. За окном шумел вечерний город, а в палате было тихо и почти уютно.
— Мне пора, — наконец сказала Ирина, осторожно высвобождая руку. — Завтра приедет Вера, и…
— Да, конечно, — он кивнул. — Спасибо тебе ещё раз.
Она встала, собрала сумку, надела плащ. И уже у двери обернулась:
— Может быть, я действительно съезжу туда. Летом. Проверю, как ты справился с ремонтом.
— Буду рад, — он улыбнулся. — Там сейчас хорошо. Сирень скоро зацветёт.
Она возвращалась домой пешком, хотя моросил мелкий дождь. Хотелось пройтись, подумать, разобраться в том водовороте чувств, который поднялся в душе.
Сергей восстановил их дом. Их мечту, их убежище, их «когда-нибудь мы будем жить там на пенсии». Всё то, о чём они говорили столько лет.
И переоформил на неё.
Что это — жест раскаяния? Попытка загладить вину? Или…
Ирина остановилась посреди улицы, пораженная внезапной мыслью. Она ведь действительно любила тот дом. Каждый уголок, каждую половицу, каждое дерево в саду. И теперь он снова ждет ее.
«А чего ждёшь ты, Ирина Алексеевна?» — спросила она себя. — «Раскаяния? Прощения? Возвращения?»
Дождь усилился, но она продолжала стоять, не замечая, как вода стекает по волосам, по лицу, за воротник плаща.
Двадцать три года. Одна молодость на двоих. И один год порознь, который, казалось, длился вечность.
«Неужели я все еще люблю его?»
Этот вопрос, который она старательно гнала от себя весь этот год, теперь требовал честного ответа.
Следующим утром Ирина проснулась с ясной головой и четким пониманием того, что должна сделать. Она позвонила в школу, взяла отгул и поехала в больницу.
В палате Сергея уже была женщина — молодая, стройная, с модной стрижкой и ярким макияжем. Она что-то оживленно рассказывала, размахивая руками, а он слушал с вежливой улыбкой. Увидев Ирину, оба замолчали.
— Здравствуйте, — Ирина кивнула женщине. — Вы, должно быть, Вера?
— Да, — та смерила Ирину настороженным взглядом. — А вы…
— Ирина Алексеевна, — она протянула руку. — Бывшая жена Сергея.
Вера неуверенно пожала протянутую руку. Ее взгляд метнулся к Сергею, словно ища поддержки.
— Ира, ты что-то забыла? — осторожно спросил он.
— Нет, Серёж. Наоборот, кое-что нашла, — Ирина поставила сумку на стул. — Вера, вы не оставите нас на пару минут? Мне нужно сказать Сергею Викторовичу кое-что важное. Наедине.
Молодая женщина снова взглянула на мужа, тот едва заметно кивнул, и она вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
— Серёж, я всю ночь думала, — Ирина присела на край кровати. — О нас, о прошлом, о будущем. О доме, который ты восстановил.
— И? — в его глазах появилась надежда.
— Я приняла решение, — она глубоко вздохнула. — Я действительно поеду в дом. Этим летом. Может быть, даже останусь там жить. Начну новую жизнь, как и собиралась. Спасибо тебе за это.
— Ир, я так рад, — он потянулся к ее руке. — Я думал…
— Подожди, — она мягко отстранилась. — Я ещё не закончила. Я благодарна тебе за дом. Правда. Но между нами всё кончено, Серёж. Навсегда.
Его лицо застыло.
— Не перебивай, пожалуйста, — продолжила Ирина. — Я проанализировала всё, что произошло за этот год. И поняла главное: ты ушёл не из-за Веры. Ты ушёл, потому что перестал ценить то, что имел. Потому что тебе показалось, что где-то трава зеленее. И знаешь, что самое грустное? Я ведь тоже виновата. Я настолько привыкла к тебе, к нашей жизни, что перестала замечать, как ты отдаляешься. Мы оба виноваты в том, что случилось.
— Ира, мы могли бы…
— Нет, Серёж, — она покачала головой. — Нельзя дважды войти в одну реку. Да, я все еще испытываю к тебе чувства. Но это уже не любовь. Это… благодарность за прошлое. Уважение к человеку, с которым прожита жизнь. Может быть, даже нежность. Но не любовь. Той любви, на которой можно строить совместную жизнь, больше нет.
— А если мы попробуем? — его голос дрогнул. — Если начнем заново?
— Нет, Серёж. Слишком много боли, слишком много обид. И слишком много понимания того, что человек, с которым я прожила двадцать три года, оказался способен так просто перечеркнуть всё, что было между нами, — она встала. — У тебя своя жизнь, у меня — своя. И, знаешь, меня устраивает моя новая жизнь. Я заново научилась жить для себя. Строить планы, о которых раньше и не мечтала. Я записалась на курсы итальянского. Собираюсь этой осенью съездить в Рим. Я свободна, Серёж. И мне это нравится.
Она подошла к двери, обернулась:
— Прощай, Серёж. Береги себя. И… будь счастлив с Верой. Или с кем-то ещё, если с ней не сложится. Я желаю тебе добра, правда.
— Ира… — он смотрел на неё так, словно видел впервые. — Ты изменилась.
— Да, — она улыбнулась. — Изменилась. К лучшему, надеюсь.
В коридоре Ирина встретила Веру, нервно меряющую шагами пространство у кофейного автомата.
— Всё в порядке, — сказала Ирина, проходя мимо. — Он полностью ваш.
— Спасибо, что помогли ему, — неожиданно произнесла Вера. — Я знаю, вам было непросто.
Ирина остановилась, внимательно посмотрела на молодую женщину. В ее глазах читалась неуверенность, может быть, даже страх.
— Могу я дать вам один совет? — спросила Ирина.
— Да, конечно, — Вера выпрямилась, словно готовясь к удару.
— Никогда не позволяйте другим решать, чего вы стоите, — мягко сказала Ирина. — Ни мужу, ни друзьям, ни коллегам. Ваша ценность определяется только вами самой. Запомните это.
Вера неуверенно улыбнулась:
— Спасибо. Я… постараюсь.
Ирина кивнула и пошла к выходу. За спиной оставалась больница, Сергей, прошлая жизнь. Впереди — неизвестность, но именно этим она и была прекрасна.
Выйдя на улицу, Ирина достала телефон и набрала номер.
— Алло, Надежда Петровна? Это Ирина. Помните, вы предлагали вместе съездить в Италию по программе культурного обмена? Предложение ещё в силе? Замечательно! Я согласна.
Она улыбнулась, подставляя лицо весеннему солнцу. Жизнь продолжалась. И в этой новой жизни она наконец-то была главной героиней, а не просто чьей-то женой, матерью или учительницей. Просто Ирина Алексеевна — женщина, которая в пятьдесят один год поняла, что самое интересное только начинается.
Три месяца спустя Ирина сидела на террасе деревенского дома, потягивая чай с мятой и читая книгу. Сергей действительно проделал огромную работу — дом словно помолодел, ожил, наполнился светом и уютом.
Зазвонил телефон. Номер Сергея. Ирина помедлила, но всё же ответила:
— Слушаю.
— Привет, Ир, — голос звучал непривычно робко. — Как ты там? Обжилась?
— Да, спасибо, всё отлично, — она перевела взгляд на цветущий сад. — Ты хорошо поработал над домом.
— Я рад, — последовала пауза. — Слушай, Ир… Мы с Верой расстались.
Ирина прикрыла глаза. Где-то внутри шевельнулось что-то похожее на жалость, но не более того.
— Мне жаль, Серёж.
— Я думал… может, я приеду? Помогу тебе с садом, с крыльцом — там ещё работы полно.
— Нет, Серёж, — она сказала это мягко, но твёрдо. — Я справляюсь сама. И мне нравится справляться самой.
— Ир, я всё ещё…
— Нет, — повторила она. — Прости, но нет. Променял меня на молодую? Вот теперь пусть она за тобой и ухаживает. А мне звонить нечего.
— Я же сказал — мы расстались, — в его голосе послышалось раздражение.
— Значит, найдёшь кого-то ещё, — спокойно ответила Ирина. — Серёж, пойми наконец: я не держу на тебя зла. Правда. Я благодарна тебе за прошлое, за дочь, даже за этот дом. Но будущего у нас нет. И не будет. Я начала новую жизнь. И в ней нет места для тебя. Прости.
Она нажала отбой, положила телефон на стол и снова взяла книгу. На секунду её взгляд задержался на обручальном кольце, которое она сняла год назад, но почему-то продолжала носить на цепочке на шее. Сейчас Ирина решительно сняла цепочку, отцепила кольцо и положила его в шкатулку.
Глава закрыта. История завершена. Пора двигаться дальше — свободной, сильной, счастливой.
