— Ты с ума сошла? О чём ты вообще думаешь? — Мария Петровна стояла в дверях, скрестив руки на груди, и смотрела на дочь так, будто видела её впервые. — Какой город? Какая любовь? Тебе восемнадцать! У тебя вся жизнь впереди!
Анна застыла посреди комнаты с наполовину собранной сумкой. Она уже полчаса слушала нотации матери, и каждое слово било, как пощёчина. Сколько себя помнила, мать всегда решала за неё. Куда пойти учиться, с кем дружить, чем заниматься по вечерам.
— Мама, я уже взрослая. Я имею право сама решать, как мне жить, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.
— Взрослая? — Мария Петровна горько усмехнулась. — Взрослая бы не связалась с этим бездельником. Что он тебе обещал? Золотые горы? Где вы жить-то будете? На вокзале?
Звонок мобильного прервал их разговор. Анна взглянула на экран — это был Сергей. Сердце забилось быстрее.
— Он уже внизу, — сказала она, сглотнув комок в горле, и застегнула сумку.
Мария Петровна побледнела.
— Ты не пойдёшь.
— Пойду, — Анна решительно закинула сумку на плечо. — И не вздумай меня останавливать.
— Если выйдешь за эту дверь — можешь не возвращаться! — в глазах матери блеснули слёзы, но лицо оставалось жёстким. — Слышишь? Не возвращайся!
Анна на мгновение замерла. Никогда ещё мать не смотрела на неё с такой злостью. Но отступать было уже поздно. Она сделала выбор.
— Прощай, мама, — сказала Анна и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Автобус мерно покачивался, унося их всё дальше от деревни. Сергей обнимал Анну за плечи, а она смотрела в окно, где проносились знакомые с детства поля. В голове крутились мамины слова. Нет, она не могла остаться. В деревне, где единственной перспективой была работа на той же птицефабрике, куда мать ходила всю жизнь.
— О чём задумалась? — Сергей легонько щёлкнул её по носу.
— Просто не верится, что мы действительно это сделали, — улыбнулась Анна, стараясь отогнать тревожные мысли.
— Поверь, детка, это только начало, — он выпрямился и стал разглагольствовать о том, как они устроятся в городе. — У меня есть друг, он обещал помочь с жильём. Я быстро найду работу, ты тоже. Через год-другой накопим на свою квартиру, а там…
Анна слушала его вполуха. Она верила каждому его слову. Верила, потому что отчаянно хотела верить. С Сергеем она познакомилась прошлым летом, когда он приезжал к бабушке. Высокий, уверенный в себе парень из города сразу привлёк её внимание. Он говорил красиво, с лёгким пренебрежением отзываясь о деревенской жизни, и Анна, затаив дыхание, слушала его рассказы о городе, где кипела настоящая жизнь.
Это будет новое начало, думала она, глядя, как исчезают последние деревенские дома. Я докажу маме, что права. Что могу сама построить свою жизнь.
— Это и есть наше жильё? — Анна стояла посреди крошечной комнаты в общежитии, разглядывая облупившиеся стены и продавленную кровать.
— Временно, — Сергей небрежно бросил сумки на пол. — Друг обещал через пару недель познакомить с хозяином нормальной квартиры. Потерпим.
Первые дни в городе были наполнены смесью восторга и тревоги. Анна бродила по улицам, разглядывая витрины магазинов, высокие здания, спешащих людей. Всё было таким другим, чем в их деревне. Она чувствовала себя маленькой и потерянной, но Сергей был рядом, уверенный и знающий, как двигаться в этом новом мире.
Работу нашли быстро — Анна устроилась кассиром в супермаркет, Сергей — на стройку. Денег хватало впритык, но они были счастливы. По вечерам сидели на крыше общежития, мечтали о будущем, строили планы.
Иногда Анна набирала мамин номер, но тут же сбрасывала вызов. Гордость не позволяла сделать первый шаг. А может, страх услышать холодное «я же говорила».
К зиме всё изменилось. Сергей стал приходить поздно, от него часто пахло алкоголем. Он всё чаще раздражался по пустякам, а на вопросы Анны огрызался: «Много работаю, устаю, имею право расслабиться».
В тот вечер, когда она собралась рассказать ему о беременности, он вернулся особенно поздно. От него пахло дешёвыми женскими духами.
— Нам нужно поговорить, — сказала Анна, когда он плюхнулся на кровать, не снимая обуви.
— Давай завтра, а? Голова раскалывается.
— Сергей, это важно. Я… — она сделала глубокий вдох. — Я беременна.
Он резко сел на кровати, глядя на неё так, словно она сообщила о смертельной болезни.
— Ты уверена?
— Тест показал. И задержка уже две недели.
Он встал и прошёлся по комнате, нервно проводя рукой по волосам.
— Слушай, это… это не вовремя. Совсем не вовремя.
— Не вовремя? — Анна почувствовала, как внутри всё холодеет. — А когда будет вовремя? Мы же хотели семью, детей…
— Да, но не сейчас! — он почти кричал. — Мы сами едва концы с концами сводим. Куда нам ребёнок?
Всю ночь они спорили. Сергей настаивал на аборте, Анна отказывалась. Под утро он ушёл, хлопнув дверью, а вернулся через два дня, пьяный и злой.
— Я не готов быть отцом, — сказал он, собирая свои вещи. — Пойми, Ань, не готов. И не хочу.
— Ты… уходишь? — она не могла поверить в происходящее.
— Так будет лучше для всех, — он даже не смотрел ей в глаза.
— Лучше? Для кого лучше, Серёж? — слёзы душили её, но она не позволяла себе плакать. — У меня будет ребёнок. Твой ребёнок!
— Я ничего не могу дать ни тебе, ни ему, — он застегнул сумку. — Прости, Ань. Ты… ты сильная. Справишься.
И он ушёл, оставив её одну в чужом городе, без денег, без поддержки, с растущей внутри новой жизнью.
Три дня Анна пролежала, уткнувшись в подушку, не в силах подняться. На четвёртый собрала вещи и поехала на автовокзал. Она возвращалась домой.
Мать открыла дверь не сразу. Увидев на пороге дочь, осунувшуюся, с потухшим взглядом, она не бросилась обнимать. Молча стояла, поджав губы.
— Мама, — Анна сглотнула, во рту пересохло. — Я… я вернулась.
— Вижу, — Мария Петровна смотрела куда-то мимо дочери. — И что же случилось? Твой принц оказался не таким уж прекрасным?
— Мама, пожалуйста. Мне некуда идти.
— А где твой Сергей?
Анна опустила голову.
— Он ушёл. Я жду ребёнка, а он…
— Ребёнка? — Мария Петровна побледнела. — Этого ещё не хватало!
— Мама, я прошу тебя… — Анна чувствовала, как подкашиваются ноги. — Помоги мне, пожалуйста.
Она ожидала чего угодно: крика, упрёков, даже пощёчины. Но не этого ледяного спокойствия в глазах матери.
— Я предупреждала тебя, — голос Марии Петровны звучал тихо, но твёрдо. — Сказала: не возвращайся. Ты сделала свой выбор.
— Но ведь я твоя дочь!
— Была, — она начала закрывать дверь. — А теперь иди туда, откуда пришла. К своему Сергею или куда хочешь. Но не ко мне.
Дверь захлопнулась. Анна стояла на пороге родного дома, который больше не был ей домом. Ноги подкосились, и она села прямо на крыльцо, прижимая к животу ладони. Внутри, под сердцем, билась новая жизнь. Жизнь, ради которой нужно было найти силы встать и идти дальше.
Куда идти? Как жить дальше? Эти вопросы стучали в висках, не давая сосредоточиться.
— Аня? Это ты? — знакомый голос вывел её из оцепенения.
Она подняла голову. Перед ней стояла Елена, её школьная подруга, которая осталась в деревне после выпуска.
— Лена…
— Что случилось? Почему ты сидишь здесь?
И Анна, не выдержав, разрыдалась, вываливая на подругу всю историю своего бегства, предательства Сергея и, наконец, отказа матери.
— Поехали ко мне, — сказала Елена, помогая ей подняться. — Разберёмся.
Май 2015 года выдался тёплым. Анна стояла у окна с маленькой Дашей на руках, вглядываясь в городскую суету. Позади был тяжёлый год: поиски работы на последних месяцах беременности, съёмное жильё — крошечная комната в малосемейке, страх перед будущим. Но она выстояла. Не без помощи Елены, которая первое время позволила жить у себя, а потом помогла найти эту комнату и устроиться уборщицей в торговый центр.
— Даша уснула? — Елена тихо вошла в комнату, неся пакеты с продуктами.
— Да, намаялась, — Анна бережно уложила дочь в кроватку. — Спасибо, что сходила в магазин.
— Да брось, — Елена махнула рукой. — Ты бы лучше поспала. Выглядишь измученной.
— Некогда спать, — Анна подошла к столу, где лежали учебники. — Завтра контрольная, а я ещё половину не повторила.
После рождения Даши Анна, по настоянию Елены, поступила на заочное отделение строительного техникума. Днём работала, вечером занималась с ребёнком, а ночью — училась. Иногда ей казалось, что она не выдержит этого темпа, но потом смотрела на дочь и находила силы двигаться дальше.
— Знаешь, — сказала Елена, раскладывая продукты, — я тут с Настей разговаривала, из администрации. У них открывается вакансия секретаря. Платят больше, чем тебе сейчас, и график удобнее.
Анна посмотрела на подругу с благодарностью.
— Лен, ты ангел. Серьёзно. Не знаю, что бы я без тебя делала.
— Ой, прекрати, — Елена смутилась. — Я просто уверена: ты бы на моём месте сделала то же самое.
Анна задумалась. Раньше, до всего случившегося, она вряд ли помогла бы кому-то так самоотверженно. Она была другой — беззаботной, эгоистичной, верившей, что мир крутится вокруг неё.
— Лен, а ты никогда не спрашивала маму обо мне? — этот вопрос давно вертелся на языке, но Анна не решалась его задать.
Елена помрачнела.
— Спрашивала. Она говорит, что у Марии Петровны нет дочери. Что ты умерла для неё.
Анна кивнула. Она ожидала чего-то подобного, но всё равно было больно.
— Знаешь, иногда я думаю: вернись я сейчас, с дочкой, без Сергея, просто постучись в дверь — может, она простила бы…
— А ты хочешь вернуться? — Елена пристально посмотрела на подругу.
— Нет, — Анна покачала головой. — Нет. Я там задохнусь. И Даша… не хочу, чтобы она росла с бабушкой, которая её не хотела. Просто иногда так хочется родного человека рядом.
— У тебя есть родной человек, — Елена кивнула на кроватку, где спала Даша. — А теперь давай занимайся, у тебя контрольная.
— Анна Михайловна, к вам посетитель, — голос секретарши в селекторе звучал неуверенно. — Говорит, что вы его знаете.
Анна оторвалась от документов. Рабочий день подходил к концу, за окном уже темнело. Девятилетняя Даша должна была скоро вернуться с занятий танцами, и Анна планировала закончить с бумагами до её прихода.
— Он представился?
— Сергей Владимирович Никитин.
Анна замерла. Это имя она не слышала почти десять лет. Десять лет — целая жизнь, за которую она из запуганной девчонки превратилась в уверенную женщину, владелицу небольшой, но успешной строительной фирмы.
Она взглянула на своё отражение в стеклянной дверце шкафа. В свои двадцать восемь она выглядела старше, строже. Тёмные волосы подстрижены коротко, в глазах появилась уверенность, которой раньше не было.
— Пусть войдёт, — сказала она, удивляясь собственному спокойствию.
Сергей изменился. Раньше подтянутый и уверенный в себе, сейчас он казался помятым, словно жизнь прошлась по нему катком. Но глаза остались прежними — тёмные, с хитрым прищуром.
— Здравствуй, Аня, — он улыбнулся той же улыбкой, от которой когда-то у неё подкашивались колени. Сейчас она ничего не почувствовала.
— Чем обязана визиту? — Анна не предложила ему сесть, не улыбнулась в ответ.
— Хотел увидеть, — он пожал плечами. — Услышал о твоём успехе. Строительный бизнес, собственная фирма… Впечатляет.
— Кто рассказал?
— У меня свои источники, — он усмехнулся. — Ты изменилась.
— А ты — нет, — она откинулась в кресле. — Чего ты хочешь, Сергей? У меня мало времени.
Он сделал шаг вперёд, и она заметила, как потёрта его куртка, как неухожены руки.
— Аня, я много думал, — его голос стал тише, интимнее. — Я совершил ошибку тогда. Струсил, запаниковал. Но люди меняются. Я изменился.
Она молчала, глядя на него с холодным интересом.
— У нас же дочь, — продолжил он. — Мы могли бы… ну, знаешь, попробовать снова. Как семья.
— Семья? — Анна приподняла бровь. — А ты уверен, что у меня есть от тебя дочь?
Его улыбка дрогнула.
— Что значит? Ты же была беременна…
— Была, — она кивнула. — И потеряла ребёнка. Из-за стресса. А Даша — от другого мужчины. Ты его не знаешь.
Она солгала. Даша была его дочерью, но он не имел права знать об этом. Не заслужил.
— Я… Мне жаль, — пробормотал он. — Но мы всё равно могли бы…
— Что? — Анна нажала кнопку на селекторе. — Андрей, зайдите, пожалуйста.
Дверь открылась, и вошёл высокий широкоплечий охранник.
— Проводите посетителя, — сказала Анна, не глядя на Сергея.
— Анна, прошу тебя, — в его голосе появились умоляющие нотки. — Мне нужна твоя помощь. Я сейчас в сложной ситуации, без работы, без жилья…
— Прощай, Сергей, — она вернулась к документам. — Андрей, выведите его.
Как же долго я ждала этого момента, думала Анна, глядя в окно на удаляющуюся фигуру Сергея. Представляла, как он приползёт обратно, а я буду холодна и неприступна. Но сейчас я не чувствую ничего — ни злорадства, ни удовлетворения. Только опустошение.
Она вернулась к работе, но мысли путались. Спустя десять лет прошлое снова ворвалось в её жизнь, и она не была уверена, что правильно с ним справилась.
Дашин смех звенел по всему дому, когда Анна вернулась. Работать после визита Сергея не получалось, и она решила уехать пораньше. Елена, которая часто забирала Дашу из школы, когда Анна задерживалась, уже приготовила ужин.
— Мама! — Даша бросилась к ней, обнимая. — А мы с тётей Леной пиццу приготовили!
— Вот как, — Анна улыбнулась, обнимая дочь. — И какая она?
— С грибами и колбасой, как ты любишь.
Даша унаследовала её тёмные волосы, но глаза были от отца — такие же выразительные, с хитринкой. Иногда, глядя на дочь, Анна видела Сергея, но чувствовала к ней только любовь.
Когда девочка ушла мыть руки, Елена тихо спросила:
— Что-то случилось? Ты какая-то потерянная.
— Сергей приходил, — Анна опустилась на стул. — Хотел вернуться. Говорил о семье.
— И что ты?
— Выставила его, конечно. Сказала, что Даша не его дочь.
Елена удивлённо приподняла брови.
— Зачем?
— Не хочу, чтобы он появлялся в её жизни, — Анна покачала головой. — Ей не нужен отец, который бросил её ещё до рождения.
— Может, он правда изменился?
— Нет, Лен, — Анна горько усмехнулась. — Ему просто нужна моя поддержка. Деньги, крыша над головой. Он увидел, что я добилась успеха, и решил этим воспользоваться.
— И ты не скажешь Даше? — Елена выглядела встревоженной. — Она же часто спрашивает об отце.
— А что я ей скажу? Что её папа — трус и предатель? — Анна вздохнула. — Пусть лучше думает, что он был хорошим человеком, который просто… не смог быть с нами.
Разговор прервал звонок в дверь. Они переглянулись. Анна редко принимала гостей, тем более вечером.
— Я открою, — сказала Елена.
Даша выбежала из ванной, вытирая руки о штаны.
— Кто там?
— Сейчас узнаем, — Анна улыбнулась дочери, но внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия.
Они услышали, как Елена открыла дверь, а потом — затянувшуюся паузу.
— Анна, — позвала Елена странным голосом. — К тебе.
Анна вышла в прихожую и замерла. На пороге стояла Мария Петровна — постаревшая, с седыми волосами, но с тем же прямым взглядом. Сердце забилось быстрее.
— Здравствуй, Аня, — сказала мать.
— Здравствуй, — Анна не знала, что ещё сказать. Слишком много времени прошло, слишком много невысказанной боли было между ними.
Даша вышла из кухни.
— Мама, кто это? — спросила она, с любопытством разглядывая незнакомую женщину.
— Это… — Анна запнулась. — Это Мария Петровна, моя… моя мама.
Глаза Даши расширились.
— Бабушка? У меня есть бабушка?
Мария Петровна смотрела на девочку с жадным интересом.
— Да, это твоя внучка, — сказала Анна, не понимая, что чувствует: гнев, грусть или облегчение. — Даша, иди с тётей Леной на кухню, пожалуйста. Нам надо поговорить.
Когда они остались одни, повисла тяжёлая пауза.
— Проходи, — наконец сказала Анна, указывая на гостиную.
Они сели друг напротив друга, две чужие женщины, которых когда-то связывали самые близкие узы.
— Как ты меня нашла? — спросила Анна.
— Лена рассказала. Она иногда заезжает, привозит продукты, — Мария Петровна помолчала. — И фотографии твои показывала. Дашины.
— Вот как, — Анна бросила быстрый взгляд в сторону кухни, где скрылась подруга. «Предательница», подумала она, но тут же одёрнула себя. Елена всегда была доброй — может, слишком доброй.
— Зачем ты приехала? — прямо спросила Анна.
— Хотела увидеть внучку, — Мария Петровна опустила глаза. — И тебя.
— После десяти лет молчания? После того, как выгнала меня, беременную?
— Я ошиблась, — тихо сказала мать. — Я была слишком горда, слишком упряма. Потом хотела найти тебя, но не знала как. А когда Лена рассказала, что у тебя всё хорошо, что ты справилась… я боялась, что ты не захочешь меня видеть.
Анна молчала, борясь с противоречивыми чувствами.
— Чего ты хочешь? — наконец спросила она.
— Быть частью вашей жизни, — Мария Петровна взглянула на неё с надеждой. — Познакомиться с внучкой. Помогать вам.
— Помогать? — Анна невесело усмехнулась. — Нам не нужна помощь. Мы отлично справляемся.
— Я вижу, — кивнула мать. — Ты добилась всего сама, без меня. Ты сильная, всегда была сильнее меня.
— Не было у меня выбора, — Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. — Или стать сильной, или сломаться.
— Прости меня, — вдруг сказала Мария Петровна, и в её глазах блеснули слёзы. — Я была неправа. Я разрушила нашу семью своим упрямством.
Анна смотрела на мать, на её морщинистые руки, на поседевшие волосы, и думала о том, сколько времени они потеряли. Десять лет — не вернуть.
— Почему сейчас? — спросила она. — Почему не пять лет назад? Или три?
— Я болею, — просто сказала Мария Петровна. — Врачи говорят, осталось не так долго. И я не хочу уйти, не увидев внучку, не помирившись с тобой.
Анна закрыла глаза. Всё было слишком сложно, слишком запутанно.
— Я не знаю, что тебе ответить, — честно сказала она. — Не могу всё забыть в одночасье.
— Я понимаю, — кивнула мать. — Но, может, мы могли бы… начать заново? Потихоньку?
Анна встала и подошла к окну. В голове крутились мысли о том, как она мечтала услышать эти слова прощения годы назад, когда ночами плакала в подушку, боясь разбудить маленькую Дашу. Как представляла встречу с матерью, то бросаясь ей в объятия, то холодно отвергая. А сейчас — ничего, кроме усталости.
— Знаешь, я долго мечтала, что ты придёшь, — сказала она, не оборачиваясь. — Первый год после возвращения в город я каждый вечер смотрела в окно, ждала, что увижу тебя. Потом перестала.
— Аня…
— Нет, дай мне закончить, — она повернулась к матери. — Ты не просто отвернулась от меня. Ты отвернулась от своей внучки. От ребёнка, который ни в чём не был виноват. И сейчас, спустя десять лет, ты приходишь и говоришь: «Давай начнём заново»?
— Я совершила ошибку, — глаза Марии Петровны наполнились слезами. — Самую страшную ошибку в моей жизни. И я бы всё отдала, чтобы её исправить.
— А что, если мне не нужно твоё исправление? — Анна скрестила руки на груди. — Что, если мы отлично справляемся без тебя?
В глазах матери мелькнула боль, и Анна почувствовала странное удовлетворение. Пусть знает, каково это — когда тебя отвергают.
Но в следующую секунду она устыдилась этой мысли. Разве этому она хотела научить Дашу? Мстительности? Злопамятности?
— Мы справляемся, — мягче повторила она. — Но Даша… она должна знать свою бабушку. Это её право.
Мария Петровна с надеждой подняла глаза.
— Значит, ты позволишь мне видеться с ней?
— Я подумаю, — Анна отвернулась. — Не торопи меня, хорошо? Это… слишком много за один день.
— Конечно, — кивнула мать, вставая. — Я оставлю свой номер. Позвони, когда решишь.
Она достала из сумки сложенный листок бумаги.
— Я написала все данные. И адрес тоже, хотя ты, наверное, помнишь.
Анна взяла листок, не разворачивая.
— Помню, — кивнула она.
Когда за матерью закрылась дверь, Анна опустилась на диван, чувствуя странную пустоту внутри. Столько лет она представляла эту встречу, а теперь не знала, что чувствует.
Из кухни вышла Елена, осторожно присела рядом.
— Ты как?
— Не знаю, — честно ответила Анна. — Она больна, Лен. Говорит, что умирает.
— Я знаю, — кивнула подруга. — Поэтому и рассказала ей, где вы живёте. Она очень настаивала.
— И что, по-твоему, я должна была сделать? — Анна почувствовала раздражение. — Броситься ей на шею? Расплакаться? Сказать, что всё забыто и прощено?
— Нет, — Елена покачала головой. — Я просто думаю о Даше. О том, что она имеет право знать свою бабушку. И о том, что… времени может быть мало.
Анна развернула листок. Помимо номера телефона и адреса там было короткое письмо.
«Аня, я не прошу прощения — я его не заслужила. Но я прошу шанса узнать тебя настоящую, сильную и независимую. И узнать мою внучку. Если не для меня, то для неё. С любовью, мама.»
Из кухни выглянула Даша:
— Мам, а когда мы будем есть пиццу? Она совсем остынет.
— Сейчас, солнышко, — Анна сложила записку и спрятала её в карман. — Идём.
Две недели Анна боролась с собой, не зная, как поступить. С одной стороны, мать не заслуживала прощения. С другой — Даша постоянно расспрашивала о бабушке, которую мельком видела.
— Мама, а почему бабушка не приходит? — спрашивала она вечером, когда Анна укладывала её спать. — Она нас не любит?
— Это сложно, солнышко, — вздыхала Анна, не зная, как объяснить десятилетнюю обиду девятилетнему ребёнку.
— А я бы хотела с ней познакомиться, — Даша обнимала плюшевого медведя. — У всех есть бабушки, а у меня только тётя Лена.
Эти разговоры каждый раз поднимали бурю в душе Анны. Что важнее: её обида или счастье дочери?
В один из вечеров, когда Даша уже спала, а Анна сидела над отчётами, раздался звонок телефона. Незнакомый номер.
— Алло?
— Анна? — мужской голос звучал встревоженно. — Это Виктор, сосед твоей мамы.
Анна напряглась.
— Что случилось?
— Мария Петровна в больнице. Ей стало плохо, скорая забрала. Она просила позвонить тебе, если что-то случится.
Анна почувствовала, как внутри всё холодеет.
— В какой больнице?
— В городской, в терапевтическом отделении. Но её собираются переводить в онкологию.
— Спасибо, что сообщили, — Анна сжала трубку так, что побелели костяшки пальцев. — Я… я приеду.
Положив трубку, она долго сидела неподвижно. Внутри боролись противоречивые чувства: обида, страх, вина. Наконец она встала, решительно прошла в спальню и начала собираться.
Елена, которую она попросила остаться с Дашей, молча наблюдала за сборами.
— Уверена, что хочешь ехать одна?
— Да, — кивнула Анна. — Мне нужно… разобраться в себе. Понять, что я чувствую.
— Звони, если что-то понадобится.
Анна благодарно обняла подругу:
— Что бы я без тебя делала?
— Нашла бы другую нянечку, — улыбнулась Елена. — Только подороже.
В больнице пахло лекарствами и страхом. Анна шла по длинному коридору, каждый шаг давался с трудом. У двери палаты она замерла, глубоко вдохнула и вошла.
Мария Петровна выглядела такой маленькой на больничной койке, такой хрупкой и уязвимой. Ничего не осталось от той властной женщины, которая когда-то закрыла дверь перед беременной дочерью.
— Мама? — тихо позвала Анна.
Мария Петровна медленно повернула голову.
— Аня… ты пришла, — в её голосе звучало удивление и благодарность.
Анна подошла ближе, села на стул рядом с кроватью.
— Как ты?
— Ты же видишь, — слабо улыбнулась мать. — Не очень.
— Что говорят врачи?
— То, что всегда говорят в таких случаях. Что будут делать всё возможное, — она закашлялась. — Но мы обе знаем, что это значит.
Анна молчала, не зная, что сказать. В голове крутились тысячи слов, но ни одно не казалось подходящим.
— Я рада, что ты пришла, — Мария Петровна нашла её руку и слабо сжала. — Не думала, что ты придёшь.
— Я тоже не думала, — честно ответила Анна.
Они сидели молча. За окном начинало темнеть, но никто не включал свет.
— Я хотела извиниться, — наконец сказала Мария Петровна. — За всё, что сделала. И за всё, чего не сделала.
— Мама…
— Нет, дай мне договорить, — она сжала руку Анны. — Я была эгоисткой. Думала только о своей обиде, о своей гордости. О том, что соседи скажут, если ты вернёшься с ребёнком и без мужа. А должна была думать о тебе. О вас.
— Это было давно, — пробормотала Анна, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
— Но не прошло, — Мария Петровна покачала головой. — Я вижу, тебе до сих пор больно. И мне тоже. Каждый день я думала о тебе, представляла, что с тобой, как ты справляешься. Молилась, чтобы ты была в порядке.
Анна не выдержала — заплакала, уткнувшись лицом в больничное одеяло. Все обиды, вся боль последних лет вырвались наружу.
— Мне было так страшно, мама, — всхлипывала она. — Так страшно и одиноко. Я не знала, как буду жить дальше, как воспитывать ребёнка одна. Мне нужна была твоя поддержка.
— Знаю, девочка моя, знаю, — Мария Петровна гладила её по голове, как в детстве. — И я подвела тебя. Предала, когда была нужна больше всего.
Они обе плакали — мать и дочь, разлученные на десять лет глупостью, гордыней и болью.
— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью простить, — наконец сказала Анна, вытирая слёзы.
— Я и не прошу полного прощения, — Мария Петровна слабо улыбнулась. — Только шанса. Шанса быть частью вашей жизни, сколько мне осталось.
Анна смотрела на мать, на осунувшееся лицо, на поседевшие волосы, и чувствовала, как от сердца отходит лёд многолетней обиды. Не полностью, но достаточно, чтобы сделать глубокий вдох.
— Даша спрашивает о тебе, — сказала она. — Хочет познакомиться с бабушкой.
В глазах Марии Петровны вспыхнула надежда.
— Правда?
— Да, — Анна кивнула. — И я думаю, что… мы могли бы прийти к тебе, когда ты поправишься. Познакомить вас.
— Я бы очень этого хотела, — прошептала мать. — Очень.
Три месяца спустя Анна сидела на лавочке в парке, наблюдая, как Даша катается на качелях. Рядом, закутавшись в тёплый плед, несмотря на летнюю жару, сидела Мария Петровна. Лечение выматывало её, но она настояла на прогулке.
— Она похожа на тебя в детстве, — сказала мать, глядя на внучку. — Такая же решительная.
— И такая же упрямая, — улыбнулась Анна. — Вся в бабушку.
Мария Петровна тихо рассмеялась, и Анна поймала себя на мысли, что давно не слышала этого звука — материнского смеха.
Отношения налаживались медленно. После выписки из больницы Анна забрала мать к себе, несмотря на её протесты. «Это временно, пока ты не окрепнешь», — сказала она, но обе знали, что это неправда. Рак был в последней стадии, врачи давали от силы полгода.
Даша сразу привязалась к бабушке. Они часами сидели на кухне, пекли пироги (когда у Марии Петровны были силы), или просто разговаривали. Иногда Анна застывала в дверях, наблюдая, как мать рассказывает Даше истории из её детства, и чувствовала странное смешение грусти и счастья.
— Знаешь, — сказала вдруг Мария Петровна, — я горжусь тобой. Тем, что ты сделала из своей жизни. Тем, как воспитала Дашу. Ты сильнее и мудрее, чем я когда-либо была.
Анна почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Я просто делала, что должна, — сказала она. — Другого выбора не было.
— Выбор есть всегда, — мать посмотрела на неё серьёзно. — И ты сделала правильный. А я — нет.
Они помолчали, наблюдая, как Даша с другими детьми играет в догонялки.
— У меня к тебе просьба, — вдруг сказала Мария Петровна. — Когда меня не станет…
— Мама, не надо, — прервала её Анна. — Не сейчас.
— Нет, послушай, — мать настойчиво сжала её руку. — Когда меня не станет, не позволяй злости и обиде отравлять твою жизнь. Не делай моих ошибок. Люби и прощай, пока есть время.
Анна смотрела на мать, видя в её глазах мудрость, которую дают только боль и принятие.
— Я постараюсь, — пообещала она.
— Бабушка! Мама! Смотрите, что я нашла! — к ним подбежала Даша, держа в ладошках маленький кленовый лист, уже осенний, хотя был ещё только август.
— Какой красивый, — улыбнулась Мария Петровна.
— Это тебе, — Даша положила лист на колени бабушке. — На память. Мама говорит, что кленовые листья приносят счастье.
— Спасибо, солнышко, — Мария Петровна бережно взяла лист. — Я буду хранить его.
Анна смотрела на них — на мать и дочь, на две самые важные части своей жизни, одну уходящую, другую — только начинающуюся. И думала о том, сколько времени было потеряно из-за гордости, обид, неумения прощать.
Жизнь слишком коротка для обид, поняла она. И слишком драгоценна для гордости.
— Девочки, — сказала она, обнимая мать и дочь. — Пойдёмте домой. Я приготовлю что-нибудь вкусное.
Они шли по парку, держась за руки — три поколения женщин, связанных невидимыми, но прочными нитями любви, которые не смогли разорвать ни время, ни обиды.
Впереди была неизвестность. Болезнь Марии Петровны прогрессировала, будущее выглядело тревожным. Но Анна знала: что бы ни случилось, она справится. Она научилась быть сильной. Научилась прощать. И, что самое главное, научилась любить — не вопреки, а благодаря всему, через что прошла.
