– Ты просишь пустить в дом свою любовницу? – я чувствовала, как каждое слово обжигает горло. – В мой дом? В дом моих родителей?
Я стояла у окна, вцепившись в подоконник. За спиной тяжело дышал Платон – мой муж, с которым мы прожили двадцать три года.
– Агата, прошу, выслушай меня, – его голос дрожал. – Это не просто прихоть. Марианна на улице осталась, понимаешь? Ей деваться некуда. А у нас такой большой дом… Неужели нельзя помочь человеку в беде?
Марианна.
Это имя ударило под дых, выбивая воздух из лёгких. Комната качнулась перед глазами. Я резко обернулась, вглядываясь в его лицо, надеясь увидеть хоть тень шутки.
– Марианна? – мой шёпот больше походил на хрип. – Та самая Марианна?
Он опустил глаза, и этот жест сказал больше любых слов. Конечно, та самая. Женщина, которая однажды уже разрушила нашу семью.
Двадцать лет назад я была молодой женой, только-только окончившей институт. Мы жили в городе — в квартире моих родителей, которые как раз и уехали в этот дом, чтобы дать молодым пожить самостоятельно. Платон тогда работал в строителем, часто задерживался. А потом я узнала о Марианне – эффектной блондинке, его новой начальнице.
Он ушёл к ней. На три месяца, которые показались мне вечностью. А потом вернулся – стоял на коленях, умолял простить, клялся, что это была ошибка…
***
– Ты с ума сошёл? – я скрестила руки на груди, возвращаясь в настоящее. – Ты предлагаешь мне пустить в дом женщину, с которой изменял мне двадцать лет назад? Ты в своем уме? Поселить её в моем доме? А сейчас называешь ее «любимой»?!
– Агата, послушай…
Звонок в дверь прервал его оправдания. На пороге стояла она – всё такая же эффектная, только с лёгкой сеточкой морщин вокруг глаз. Марианна.
– Здравствуй, Агата, – её голос звучал спокойно и уверенно. – Можно войти? Нам нужно поговорить.
Я молча отступила. Марианна прошла в гостиную, остановилась у камина, разглядывая фотографии на полке – наши с Платоном свадебные, семейные праздники, отпуска. Её каблуки звонко цокали по старому паркету, который мой отец когда-то укладывал своими руками.
– Красивый дом, – произнесла она. – Платон много рассказывал о нём.
– Неужели? – я не сдержала сарказма. – И что же он рассказывал?
– Что здесь тепло. Уютно. Что это место, где можно начать всё заново.
Я почувствовала, как внутри всё заледенело от её слов.
– Начать заново? – мой голос зазвенел. – Ты это серьёзно, Марианна? Двадцать лет назад ты уже разрушила мою семью. Теперь что?
Платон дёрнулся, будто от удара:
— Агата, не надо…
— Почему не надо? — я повернулась к нему. — Боишься вспоминать? Как ты бросил меня ради неё? Как я месяцами ждала тебя, пока ты развлекался с ней? А потом поверила твоим клятвам, когда ты приполз обратно…
Он тяжело выдохнул и вдруг произнёс:
— Я больше не могу жить двойной жизнью…
Я замерла.
— Что ты несёшь? — мой голос задрожал от злости.
— Я устал врать! Мы с Марианной любим друг друга, и я хочу быть с ней. Неужели ты не можешь нас понять?
— Понять? — я горько усмехнулась. — Ты серьёзно предлагаешь мне не только простить твою «настоящую любовь», но ещё и пустить вас в мой дом?
Марианна присела на край дивана, расправляя складки на длинном платье: – Прошлое должно оставаться в прошлом. Сейчас всё по-другому. У нас с Платоном настоящие чувства.
– Настоящие? – я горько усмехнулась. – А двадцать лет назад не настоящие были?
– Тогда мы были молоды и глупы, – она подалась вперёд. – Сейчас мы знаем, чего хотим.
– Зачем ты вообще пришла? – я впилась в неё взглядом. – Двадцать лет молчала, а теперь явилась в мой дом?
Марианна выпрямилась, расправила плечи:
– Мы устали прятаться, Агата. Скрываться, лгать… Мы уже не дети, чтобы бегать по углам. Я люблю твоего мужа, он любит меня. И мы решили всё сказать тебе открыто.
– Как благородно, – процедила я сквозь зубы. – А что изменилось? Почему именно сейчас?
– Агата, пойми – жизнь не стоит на месте, – она говорила уверенно, будто заранее отрепетировала речь. – Люди меняются, чувства тоже. Платон любит меня, я люблю его. Мы могли бы жить здесь все вместе…
– В моём доме?
– А почему нет? – удивленно посмотрела она на меня. – Дом большой, места хватит. Мы же не чужие люди. Если ты встретишь кого-то – пусть тоже живёт здесь. Платон не будет против.
Я смотрела на неё и не верила своим ушам. Эта женщина действительно предлагает мне делить дом с ней и моим мужем?
– Вон отсюда, – тихо сказала я. – Оба. Немедленно.
– Агата… – начал Платон.
– Я сказала – вон! – мой голос сорвался на крик. – Собирай вещи и убирайся! Ключи оставь на столе!
Они ушли. Я села в старое отцовское кресло, пытаясь успокоить дрожь в руках. Через час зазвонил телефон – незнакомый номер.
– Агата Дмитриевна? С вами говорит Светлана, отдел одобрения кредитов банка «Первый». В заявке вашего мужа указан этот номер для связи.– Ваш супруг подал заявку на кредит под залог недвижимости. Семь миллионов рублей. Нам нужны дополнительные документы на дом…
Я замерла:
– О чём вы?
– Платон Андреевич подал заявку на крупный кредит под залог дома. Нам нужны дополнительные документы.
Комната поплыла перед глазами. Семь миллионов? Под залог дома?
– Простите, но это какая-то ошибка. Я первый раз слышу о кредите.
– Странно… – протянула сотрудница банка. – В заявке указан ваш номер как контактный. Платон Андреевич не отвечает на звонки уже неделю…
Я положила трубку и закрыла глаза. Руки дрожали. Теперь всё встало на свои места – и их внезапное появление, и разговоры о «настоящей любви», и эта странная идея жить вместе. Они просто хотели добраться до дома.
До дома моих родителей, в котором прошло моё детство, где каждый уголок хранит воспоминания. А он… он даже не постеснялся указать мой номер в заявке, будто я могла согласиться на этот безумный план.
На следующий день я собрала все его вещи в коробки. Руки действовали механически – футболки, рубашки, брюки… Двадцать три года жизни умещались в картонные коробки.
Звонок в дверь застал меня за разбором его вещей. На пороге стояла Марианна – растрёпанная, без следов вчерашней уверенности. Я молча смотрела на неё.
– Агата, прошу… поговорим? – голос охрип, будто она долго плакала. – Я должна тебе кое-что объяснить.
Я хотела захлопнуть дверь, но что-то в её виде остановило меня. Молча кивнула и пошла на кухню. Марианна неуверенно последовала за мной, присела на стул, нервно сжимая пальцы.
– Знаешь, – начала Марианна, – я должна объяснить. Двадцать лет назад я была другим человеком. Молодая, амбициозная, считала, что весь мир у моих ног…
– А сейчас? Сейчас ты кто?
Она помолчала, глядя в окно:
– Сейчас? Женщина, которая осталась ни с чем. Первый муж выгнал меня, когда бизнес прогорел. Я привыкла жить на широкую ногу, а теперь…
– Теперь решила снова разрушить мою семью?
– Нет, – она покачала головой. – Теперь я действительно люблю Платона. А он любит меня. Мы могли бы…
– Я знаю о кредите, – перебила я.
Марианна замолчала на полуслове. В её глазах мелькнуло что-то – страх? удивление?
– Какой кредит?
– Семь миллионов. Под залог моего дома. – Я внимательно следила за её реакцией. – Платон подал заявку неделю назад.
– Не может быть… – прошептала Марианна. – Он говорил, что поможет мне с деньгами, но… не так же.
– А как? – я поставила чашку на стол. – Как ты думала он поможет? У него никогда не было больших денег.
Она опустила голову:
– У меня долги. Большие долги. Когда мы встретились с Платоном год назад, я рассказала ему… Он обещал помочь.
– Моим домом? – я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. – Домом, который построили мои родители? В котором я выросла?
– Он любит меня, – упрямо повторила Марианна. – Он хотел помочь…
– Любит? – я встала, опираясь руками о стол. – Тогда почему не взял кредит на себя? Почему пытался тайком заложить мой дом? Знаешь, что я думаю? Ты специально нашла его. Узнала про дом, про наследство…
– Нет! – она вскочила. – Всё не так! Я действительно люблю его!
– Как и двадцать лет назад, да? – я усмехнулась. – Тогда тоже была «большая любовь». Только быстро закончилась, когда он остался без денег.
Марианна вздрогнула:
– Ты не знаешь всего…
– Знаю достаточно, – я встала. – Я простила его тогда. Думала, люди меняются… – я покачала головой. – А он опять за старое.
– Агата, мы можем всё обсудить…
– А ты? – перебила я её. – Ты хоть жалеешь о том, что сделала двадцать лет назад?
Марианна замолчала, потом медленно покачала головой:
– Нет. Если честно – нет. Я бы всё равно тогда сделала то же самое.
– Вот и разговаривать не о чем, – я отвернулась к окну. – Уходи. Завтра подаю на развод и заявление.
Когда дверь за ней закрылась, я почувствовала странное облегчение. Её честность освободила меня лучше любых оправданий.
На следующее утро я сидела в кабинете адвоката, друга отца — самой разбираться с заявлением не было никакого желания. Он внимательно изучал документы, то и дело поправляя старомодные очки.
– Значит, пытался оформить кредит под залог дома? – он покачал головой. – И как давно вы узнали?
– Вчера. Позвонили из банка, – я сжала подлокотники кресла. – Аркадий Романович, скажите честно – он мог бы отсудить часть дома?
Адвокат снял очки и устало потёр переносицу:
– Нет, Агаточка. Дом получен вами по наследству, это ваша личная собственность. Но сама попытка оформить кредит без вашего ведома… Это уже тянет на мошенничество.
– Я хочу развестись, – твёрдо сказала я. – И подать заявление о попытке мошенничества.
– Уверены? – он внимательно посмотрел на меня. – Всё-таки двадцать три года брака…
– Двадцать три года лжи, – я горько усмехнулась. – Знаете, он ведь даже не извинился. Привёл в мой дом любовницу – ту самую, с которой изменял мне двадцать лет назад. Требовал пустить их жить… А сам в это время пытался заложить дом.
В кабинете повисла тишина.
– Хорошо, – Аркадий Романович начал доставать бумаги. – Я подготовлю документы на развод. И отправлю запрос в банк – пусть предоставят копию заявки на кредит. Это будет доказательством попытки мошенничества.
Вечером, вернувшись домой, я долго стояла у окна. Яблоня в саду роняла белые лепестки – словно прощальные письма прошлой жизни. На душе было пусто и одновременно легко – как бывает после долгой болезни, когда наконец-то отступает жар.
В зале суда Платон сидел с опущенной головой. Адвокат зачитал материалы — попытка залога чужого имущества. Все как в дешёвом детективе.
Марианна, конечно, не явилась. Позже я узнала, что она уехала из города, оставив Платона разбираться с последствиями их «большой любви» в одиночку. А он теперь хлопал глазами и бормотал что-то про «не хотел», «думал, потом скажу».
Судья даже не стала долго разбираться — два года условно. Платон побледнел, схватился за скамью.
«Ну что, стоила твоя любовь уголовной статьи?» — хотела спросить я, но промолчала. Он сам всё прекрасно понял. Теперь будет до конца жизни объяснять всем, почему у него судимость за мошенничество.
Выходя из суда, я впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему свободной. Зря простила тогда, двадцать лет назад. Но сейчас всё встало на свои места.
