— Что это? Какого чёрта?! — Екатерина замерла на пороге собственной квартиры, в растерянности оглядывая пустое пространство. Солнечный свет беспрепятственно проникал в окна, не встречая преград в виде штор и гардин.
— Неужели я не ясно объяснила? Здесь будет жить дочь с Юрием, — свекровь прошла мимо застывшей девушки, поправляя дорогой шарф. Её каблуки звонко стучали по паркету.
Голые стены и пол, лишённый привычной мебели, смотрелись безжизненно и чуждо. Вещи Екатерины, ещё утром заполнявшие шкафы и полки, теперь были свалены в картонные коробки у входа. Несколько фоторамок с семейными снимками торчали из верхней коробки, стекло одной из них треснуло. От её уютного интерьера, который она с любовью создавала последние два года, не осталось и следа.
Дверь распахнулась шире, и в проёме показался крепкий мужчина в футболке с внушительной коробкой в руках. Пот блестел на его лбу, а мышцы напряглись от тяжести ноши.
— Куда ставить, маман? — спросил Юрий, окидывая помещение оценивающим взглядом. Его взгляд задержался на Екатерине, но он тут же отвёл глаза, словно ему было неловко.
— Вдоль той стены пока сложи, — распорядилась Анна Павловна, указывая рукой с массивным золотым браслетом. — И скажи грузчикам, чтобы поторапливались с диваном. Ольга хочет сегодня же здесь обосноваться.
Екатерина наконец вышла из оцепенения. Сердце билось часто и тяжело, а в ушах звенело от нахлынувшего адреналина. Она сжала ключи в ладони так, что ощутила боль.
— Простите, но это моя квартира, — произнесла она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало от возмущения. — Никто не имеет права что-то здесь менять без моего ведома. Где моя мебель? Куда делись все мои вещи?
Свекровь проигнорировала вопрос, продолжая раздавать указания, словно Екатерины вовсе не существовало в этом пространстве:
— Юра, после этой коробки принеси туалетный столик. Оля говорила, что хочет поставить его у окна. А бра повесим над кроватью.
Екатерина сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с эмоциями. Квартира на улице Ленина, 47, доставшаяся ей от дедушки после его смерти три года назад, была её единственным наследством и убежищем. Каждый сантиметр этого пространства хранил воспоминания и частичку её души. Через три дня она должна была стать женой Вадима, и они планировали жить здесь вместе, обустраивая своё семейное гнёздышко. Всё было обговорено, всё было решено. Или ей так казалось до этого момента.
— Анна Павловна, я спрашиваю: где моя мебель? — повысила голос Екатерина, ощущая, как внутри поднимается волна отчаяния. Она понимала, что вот-вот на глазах появятся предательские слёзы, и изо всех сил старалась сохранить самообладание.
Будущая свекровь наконец соизволила обратить на неё внимание, медленно повернувшись с таким видом, будто разговор с Екатериной был крайне обременительной обязанностью.
— Отправили в утиль, естественно. В комнате, где ты с Вадимом будете жить, нет места для этого хлама, — отрезала женщина, небрежно поправляя уложенную причёску. Её тонкие пальцы с маникюром скользнули по седеющим прядям. — Кроме того, твоя мебель совершенно не вписывается в интерьер нашего дома.
— Что?! — Екатерина потеряла дар речи. Её бабушкин комод ручной работы, письменный стол, за которым она написала свою первую статью для журнала, книжные полки, заполненные любимыми томиками, — всё это просто выбросили? — В какой ещё комнате? Мы с Вадимом будем жить здесь. Это моя квартира! Вадим сам говорил…
— Боже, какая ты шумная, — поморщилась Анна Павловна, словно от головной боли. Свет из окна подчеркнул мелкие морщинки вокруг её тщательно замаскированных глаз. — Вадим решил, что первое время вы поживёте у меня. А сюда переедет дочка с мужем. Им нужна отдельная жилплощадь, у них скоро будет ребёнок, — она произнесла последнюю фразу с особым удовольствием, словно втыкая иголку.
В этот момент Юрий снова появился в дверях с очередной коробкой, на которой красовалась надпись «Хрусталь. Осторожно». Екатерина решительно преградила ему путь, вытянув руки по сторонам дверного проёма.
— Стоп. Никаких коробок. Прекратите это немедленно! Я не давала согласия на это… это вторжение!
Мужчина хмыкнул и просто отодвинул её плечом, а вернее оттолкнул с такой силой, что она пошатнулась и ухватилась за стену, чтобы не упасть. В его взгляде читалось пренебрежение: мол, не мешайся, малявка, взрослые уже всё решили. От него пахло дорогим одеколоном и лёгким ароматом сигарет.
— Не устраивай сцен, Катя, — бросила свекровь, поджав тонкие губы, накрашенные бордовой помадой. — Это решение Вадима, а он скоро будет твоим мужем. Привыкай слушаться. В нашей семье мужчины принимают решения, а женщины создают уют. Уверена, тебе будет комфортно у меня дома.
— Я ничего подобного с Вадимом не обсуждала! — возразила Екатерина, осознавая, как щёки горят от возмущения. Руки начали предательски дрожать. — Это просто немыслимо. Это наглость… Это незаконно в конце концов! Вы не имеете права распоряжаться моей собственностью!
В дверях появилась ещё одна фигура — молодая женщина с высоко поднятой головой и взглядом, полным превосходства. Её волосы были собраны в пучок, а на пальце сверкало кольцо с маленьким бриллиантом. Несмотря на ранний срок беременности, она уже держала руку на едва заметном животе, словно демонстрируя своё новое положение.
— О, будущая невестка уже здесь, — протянула Ольга с наигранным удивлением. — Нравится, как я переделываю твою комнату? Вернее, мою квартиру. Я планирую снести эту стену и сделать здесь просторную детскую. Юрочка, дорогой, поставь коробку вон туда.
— Это не твоя квартира, — отчеканила Екатерина, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. Каждое слово давалось с трудом, словно горло сжимали невидимые тиски. — И никогда ею не будет. У меня есть документы, подтверждающие право собственности.
— Ошибаешься, золотце, — улыбнулась золовка, демонстрируя фарфоровую улыбку. В уголках её глаз появились мелкие морщинки, придававшие улыбке что-то хищное. — Теперь это моя квартира. Мой брат так решил. Кстати, он просил передать, что ждёт тебя сегодня вечером у нас. Нужно обсудить некоторые… формальности перед свадьбой.
Дрожащими руками Екатерина достала из кармана телефон и нажала на номер Вадима. Пальцы едва слушались, оставляя влажные следы на экране. Время тянулось мучительно долго, каждый гудок отдавался в висках тревожным пульсом. После третьего гудка он наконец ответил:
— Привет, солнышко, — ласково произнёс знакомый голос, от которого ещё вчера у неё замирало сердце. Сейчас эта нежность казалась фальшивой.
— Вадим, что происходит? — она старалась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул. — Твоя мать с сестрой и её мужем выбросили мою мебель и заявляют, что мы будем жить у твоей матери! Они распоряжаются в моей квартире, как у себя дома!
На другом конце линии послышался тяжёлый вздох.
— Катенька, не паникуй, пожалуйста. Я действительно решил, что нам лучше пожить у мамы первое время. Там просторно, уютно, и она поможет тебе освоиться в роли жены. — Его голос звучал рассудительно, словно он объяснял очевидные вещи ребёнку. — К тому же, ремонт в твоей квартире давно требовался, а у Ольги прекрасный вкус.
— Но… мы же договаривались жить здесь! Это моя квартира! — Екатерина чувствовала, как последние остатки самообладания покидают её. — Здесь мой дом, мои воспоминания!
— Солнышко, как мужчина я решил, что так будет лучше. Привыкай доверять моим решениям. Ты же хочешь крепкую семью? А в семье муж — главный. Мы обсудим всё вечером, когда ты приедешь к нам. Мама приготовит твои любимый шаньги с картошкой.
Екатерина опустила руку с телефоном, не в силах продолжать разговор. Неужели это тот самый Вадим, с которым она встречалась полгода? Человек, делавший ей комплименты, восхищавшийся её независимостью и умом? Когда он успел превратиться в этого снисходительного диктатора?
Анна Павловна, внимательно наблюдавшая за разговором с плохо скрываемым удовлетворением, подошла ближе.
— Ну что, получила инструкции? Через три дня ты станешь женой моего сына. Пора учиться подчиняться. У нас в семье женщины знают своё место. Даже Ольга, при всех её достижениях в бизнесе, дома — послушная жена.
Не находя слов, чувствуя себя загнанной в угол, Екатерина отступила на кухню — единственное место, где пока не хозяйничали незваные гости. Руки дрожали так сильно, что она едва смогла налить себе воды. Стакан звякнул о зубы, вода пролилась на блузку. Из комнаты доносились громкие голоса и шум передвигаемой мебели:
— Диван поставим к этой стене, — командовала Ольга с апломбом опытного дизайнера. — А шкаф сюда. Юра, подвинь эту коробку! Нет, не эту! Ту, с книгами. Здесь будет идеальное место для детской кроватки.
Сквозь полуоткрытую дверь Екатерина видела, как её бывшая гостиная превращается в чужое пространство. На стенах уже не было её фотографий, а на подоконнике красовалась огромная орхидея, которую принесла Ольга. Чувство нереальности происходящего усиливалось с каждой минутой.
Собравшись с духом, сделав глубокий вдох, Екатерина вернулась в комнату. Пора было дать отпор этому безумию, пока оно не зашло ещё дальше.
— Анна Павловна, это нечестно, — начала она, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно. — Я считаю, вы поступаете неправильно. Прежде чем хоть что-то делать в моей квартире, вы должны были хотя бы поставить меня в известность, а так… это похоже на рейдерский захват, а не на семейную помощь!
Свекровь демонстративно закатила глаза и обменялась многозначительным взглядом с дочерью, словно говоря: «Видишь, какую истеричку выбрал твой брат?»
— Господи, Катя, помолчи, пожалуйста, — она потёрла пальцами виски, подчёркивая свое раздражение. — У меня от твоего нытья и этого переезда раскалывается голова. Мы помогаем тебе и Вадиму наладить жизнь, а ты устраиваешь скандалы. Иди лучше собери оставшиеся вещи. Юра может отвезти их к нам прямо сейчас. — Она бросила взгляд на наручные часы. — У тебя есть час, не больше. После этого мы заканчиваем здесь и едем домой. Ольга хочет сегодня же начать замеры для новых штор.
Екатерина снова набрала номер Вадима, сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Сквозь тонкие стены квартиры доносился скрежет передвигаемой мебели и самодовольный смех Анны Павловны. Один, два, три гудка — каждый отдавался в висках пульсирующей болью.
— Да, Катюша? — голос Вадима звучал беззаботно, словно ничего особенного не происходило. На заднем плане слышались чьи-то голоса и звон посуды. Он, похоже, спокойно обедал в ресторане, пока его невеста переживала настоящий кошмар.
— Ты действительно согласен, чтобы твоя сестра жила в моей квартире? — спросила она, стараясь контролировать голос, который предательски дрожал. Пальцы до боли сжимали телефон, а ногти впивались в ладонь свободной руки. — Вадим, это квартира моей бабушки с дедушкой. Единственное, что у меня от них осталось.
В трубке послышался нетерпеливый вздох.
— Солнце, в моей комнате у мамы нам будет отлично! — его голос приобрёл тот снисходительный тон, который она стала замечать лишь в последние недели перед свадьбой. — Там до сих пор стоит моя коллекция моделей самолётов. Помнишь, я тебе рассказывал? Тридцать шесть штук, и каждая собрана собственноручно! И мама будет готовить нам завтраки. Ты же знаешь, как она вкусно готовит! Её сырники — просто объедение. А какие она делает вареники с вишнями! Тебе понравится, вот увидишь.
Екатерина закрыла глаза, в этот момент она ощутила как нарастает волна отчаяния и гнева. Что случилось с тем Вадимом, который восхищался её самостоятельностью? Который говорил, что любит её независимый характер?
К Екатерине неслышно подошла Ольга. Вблизи стало заметно фамильное сходство с братом — те же высокие скулы и чуть насмешливая линия губ. Она наклонилась ближе и, ухмыляясь, тихо произнесла так, чтобы её не услышали по телефону:
— Всё, что было твоим, станет моим. Свыкнись с этой мыслью. — Её дыхание пахло мятной жвачкой. — Эта квартира в двух шагах от моего офиса, и она идеально подходит для моей семьи. Вадик всегда был таким щедрым братом.
Екатерина отстранилась. В этих словах звучала не просто наглость — в них была уверенность человека, привыкшего получать желаемое любой ценой.
— Вадим, — продолжила Екатерина в трубку, стараясь говорить чётко, несмотря на комок в горле, — значит, ты разрешил выселить меня из моей собственной квартиры? Квартиры, которая мне завещана? В которой каждая вещь хранит воспоминания о бабушки с дедушкой?
— Катя, перестань драматизировать, — в его голосе появились раздражённые нотки. — Ты говоришь так, будто тебя выбрасывают на улицу. Я же тебе сказал, будешь жить в моей комнате. Разве это не лучше, чем твоя старая хрущёвка с протекающими трубами?
Екатерина сжала зубы. Старая хрущёвка? Её любимый дом, который она обустраивала с такой любовью? В котором каждая вещь имела свою историю?
— И ты позволяешь своей матери здесь командовать? А сестре — хамить мне? А её мужу — толкать меня? — голос Екатерины поднялся на октаву выше. — Юра буквально оттолкнул меня в сторону, когда я пыталась остановить его от выноса моего письменного стола! Стола, за которым я писала диплом!
В гостиной что-то с грохотом упало, и послышался недовольный возглас Анны Павловны: «Юра, аккуратнее с комодом! Он антикварный, между прочим!» Екатерина вздрогнула — этот комод действительно был антикварным, доставшимся ей от прабабушки.
— Солнышко, всё будет хорошо, обещаю. Не паникуй, — Вадим говорил так, словно объяснял прописные истины маленькому ребёнку. — Ты просто привыкла жить одна и не понимаешь, как прекрасно иметь большую, дружную семью. Через месяц ты будешь смеяться над своими сегодняшними страхами. Мне пора. Люблю тебя, до вечера!
Екатерина отключила телефон и замерла посреди кухни, осмысливая ситуацию. Перед глазами промелькнули последние полгода их отношений — романтические ужины, разговоры о будущем, знакомство с его семьёй… Когда она пропустила первые тревожные звоночки? Может, когда Вадим слишком настойчиво интересовался её квартирой? Или когда Анна Павловна начала «ненавязчиво» планировать их совместную жизнь?
Злость постепенно вытеснял растерянность.
В кухонном окне отражалось её лицо — бледное, с расширенными от шока глазами. «Неужели я действительно собиралась связать свою жизнь с этим человеком?» — пронеслось в голове Екатерины. Дрожь в руках постепенно утихала, уступая место холодной ясности мысли. Три дня до свадьбы. Всего три дня, чтобы принять самое важное решение в своей жизни.
Решительным шагом Екатерина вошла в комнату, где Ольга с Юрием расставляли свои вещи под руководством Анны Павловны. Солнечный свет, проникающий сквозь пустое окно, выхватывал из полумрака чужие предметы, которые, словно метастазы, захватывали пространство её дома. Дорогой торшер с витиеватым основанием занял место любимого кресла-качалки, а на бабушкином комоде теперь красовалась коллекция фарфоровых статуэток Ольги.
Сердце колотилось как бешеное, но руки больше не дрожали. За последние полчаса что-то надломилось и одновременно окрепло внутри Екатерины. Она словно смотрела на происходящее со стороны, и эта отстранённость придавала сил.
— Отлично постарались, — громко сказала она. Собственный голос звучал непривычно твёрдо. — А теперь все встали и вышли отсюда. Немедленно.
Все трое обернулись, явно удивлённые её тоном. В комнате повисла тяжёлая пауза. Анна Павловна поджала губы, отложив в сторону хрустальную вазу, которую только что извлекла из коробки с надписью «Гостиная».
Ольга рассмеялась, откидывая назад уложенные волосы:
— Ой, смотрите, мышка зарычала! — она переглянулась с матерью, словно делясь какой-то внутренней шуткой. — Вадик предупреждал, что она бывает забавной, когда нервничает.
Юрий ухмыльнулся, продолжая методично распаковывать коробку с книгами. Его массивная фигура бывшего спортсмена занимала почти всё пространство возле книжного шкафа, который раньше хранил любимые романы Екатерины, а теперь постепенно наполнялся бизнес-литературой и яркими женскими детективами.
— Тебе помочь собрать вещички? — снисходительно спросил он, даже не поднимая головы. — У нас мало времени, а эта комната нужна для детской. Ольга хочет жёлтые обои с зайчиками, так что твои темно-зелёные шторы придётся снять.
Детская? В её спальне? Стены, которые она сама красила, выбирая оттенок под цвет малахитовой шкатулки, доставшейся от прабабушки?
— Деточка, тебе не давали слова, — отрезала свекровь. Её кольца сверкнули в солнечном луче, когда она нетерпеливым жестом указала в сторону кухни. — Иди займись чем-нибудь полезным. Может, чаю поставишь? И еще, я заметила, у тебя в холодильнике совсем нет нормальной еды. Как Вадим с тобой живёт? Он ведь любит питательный ужин.
Анна Павловна повернулась к дочери:
— Ольга, милая, передвинь диван к окну. Там будет лучше смотреться. А эти книжные полки… — она скривила губы, — придётся разобрать. Занимают слишком много места.
Екатерина молча наблюдала, как Ольга берётся за край её любимого дивана — винтажного, обитого изумрудным вельветом, найденного три года назад на блошином рынке и отреставрированного с такой любовью. Решение созрело мгновенно. Спокойным, почти механическим движением она достала телефон из кармана джинсов и начала набирать номер.
— Снова жалуешься братику? — протянула Ольга, картинно закатывая глаза. Её тонкие пальцы продолжали перебирать декоративные подушки на диване. — Или это твоя подружка-адвокат? Вадик говорил, что ты с ней постоянно советуешься. Такая… несамостоятельная.
Екатерина подняла взгляд от экрана телефона. Её лицо приобрело странное, почти безмятежное выражение.
— Это полиция. В мою квартиру вломились люди, — отчётливо произнесла она, ставя ударение на каждом слове. — И отказываются покинуть помещение. Да, угрожают. Да, находятся здесь прямо сейчас.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Юрий замер с книгой в руке, а Ольга выронила подушку, которую держала. Лицо Анны Павловны исказилось от ярости — её лицо побагровело, а глаза сузились до щёлочек.
Свекровь в два прыжка оказалась рядом и выхватила телефон из рук Екатерины с неожиданной для её возраста ловкостью.
— Ты с ума сошла?! — закричала она, брызгая слюной. Золотой кулон на её шее раскачивался, как маятник. — Немедленно прекрати этот цирк! Ты понимаешь, что позоришь Вадима? Что о нём подумают в полиции? О нашей семье?!
Екатерине больше не было страшно. Происходящее словно подтвердило всё, что она подозревала в последние недели — эти люди никогда не станут её семьёй, а Вадим… Вадим выбрал сторону, и это была не её сторона.
— Верните мой телефон, — произнесла она ровным голосом. — Или к обвинению в незаконном проникновении добавится ещё и кража личного имущества.
В этот момент входная дверь открылась, и в квартиру вошёл Вадим, с охапкой алых роз в руках. Его дорогое кашемировое пальто было расстёгнуто, а на лице играла широкая, чуть самодовольная улыбка. Его взгляд пробежался по комнате, отмечая разбросанные вещи, застывшую группу родственников и бледное лицо невесты.
— Ну как, удалось разыграть мою невесту? — спросил он весело, но в его глазах мелькнула тревога, когда он заметил телефон Екатерины в руке матери.
Анна Павловна, Ольга и Юрий внезапно разразились громким, почти истерическим смехом, будто по команде. Напряжение, сковывавшее их секунду назад, исчезло, сменившись преувеличенным весельем.
— Видел бы ты её лицо, когда мама сказала про утилизацию мебели! — захохотала Ольга, хватаясь за живот. Её смех звучал слишком высоко, почти фальшиво. — Она чуть в обморок не упала!
— А как она полицию вызывать собралась! — подхватил Юрий, ставя книгу обратно на полку с преувеличенной осторожностью. Капли пота выступили на его широком лбу. — Актриса из неё, конечно, никакая. Сразу видно, что блефует.
Екатерина молча наблюдала за этой странной трансформацией. Совсем недавно эти люди с наслаждением делили её дом, а теперь изображали невинную шутку.
Вадим подошёл к застывшей Екатерине и обнял её за плечи, оставляя на её щеке влажный поцелуй. От него пахло одеколоном и чем-то ещё — едва уловимыми женскими духами. Екатерина инстинктивно отстранилась.
— Не переживай, никто сюда не переезжает. Это просто проверка на прочность. Хотели посмотреть, на сколько прочны твои нервы. Мама говорит, что настоящую жену Никитиных должна отличать стойкость и выдержка.
Он потянулся, чтобы поцеловать её ещё раз, но Екатерина отступила на шаг, ощущая, как внутри что-то окончательно обрывается. Все кусочки мозаики внезапно сложились в чёткую картину — тягостные семейные обеды, бесконечные намёки Анны Павловны, постепенно меняющееся отношение Вадима. Это не было внезапным предательством — это был последний штрих к портрету человека, которого она, оказывается, совсем не знала.
— Стойкость и выдержка, значит? — В комнате снова повисла напряжённая тишина. — Что ж, тогда, думаю, я успешно провалила ваш маленький тест.
Екатерина молча смотрела в глаза жениху, пытаясь осознать произошедшее. Вокруг продолжали смеяться люди, которых она считала своей будущей семьей. Звук их смеха разносился по квартире, ударяясь о стены, словно острые осколки стекла. В памяти всё ещё стояли последние полчаса унижений, которые они назвали «проверкой».
— Деточка, не обижайся, — Анна Павловна похлопала её по плечу своей холёной рукой с массивными кольцами. — Это просто проверка, насколько ты жилистая. Нужно же знать, с кем имеем дело.
Екатерина медленно обвела взглядом всех присутствующих: высокомерную Анну Павловну, сестру Вадима Ольгу с её самодовольной улыбкой, её грузного мужа Юру, который ещё минуту назад грубо выдвигал её вещи из шкафа. И, наконец, Вадима — человека, с которым она собиралась связать свою жизнь, но который сейчас стоял и улыбался, будто ничего страшного не произошло. Затем она тихо произнесла:
— Спасибо. Вы проверили мою прочность. А теперь вон из моей квартиры.
Все снова рассмеялись, принимая её слова за шутку. Ольга даже подмигнула Игорю, словно говоря: «А невестушка-то с характером!»
— Свадьбы не будет, — добавила Екатерина громче. — Ты решил проверить меня на прочность, Вадим? Вот и проверил. Вон из моей квартиры. Все!
Улыбка медленно сползла с лица Вадима. Он растерянно взглянул на мать, словно ища поддержки.
— Катя, ты чего? Это же просто шутка… Когда сестра выходила замуж, мы ей такое устроили! — он попытался взять её за руку, но Екатерина отшатнулась.
— Никакой свадьбы. Ты мне теперь никто. Ты посмел меня унизить, твоя мать мне угрожала, твоя сестра издевалась, а её муж меня толкал. Вы — ничтожества. А теперь вон отсюда!
В комнате повисла тяжёлая тишина. Анна Павловна перестала смеяться.
— Екатерина, прекрати истерику. Нельзя так реагировать на безобидный розыгрыш. В приличных семьях умеют принимать традиции, — она поправила жемчужное ожерелье на шее. — Вадим, скажи ей!
— Безобидный? — Екатерина повысила голос. — Вы ворвались в мой дом, выбросили мои вещи, обращались со мной как с грязью. Ваш сын стоял и смотрел, как вы называли меня нищенкой и говорили, что мне придётся «подвинуться» в собственной квартире. И ты, Вадим, — она повернулась к жениху, в её глазах блестели непролитые слёзы, — позволил им это. Какой из тебя муж, если ты не можешь защитить даже достоинство своей невесты?
Вадим попытался обнять её, шагнув вперёд с виноватым выражением лица:
— Солнышко, ну перестань… Это же просто… Я думал, ты поймёшь…
Звук пощёчины эхом разнёсся по комнате. Ладонь Екатерины горела после удара. Она никогда прежде не поднимала на него руку, но сейчас это вышло непроизвольно — всплеск эмоций, копившихся в ней последние полчаса. Она решительно толкнула жениха к двери.
— Не смей меня трогать! Никогда больше! — её голос дрожал.
Екатерина медленно сняла с пальца кольцо с бриллиантом — то самое, которое он подарил ей три месяца назад в ресторане, опустившись на одно колено. Тогда в её глазах стояли слёзы счастья, а сейчас — горького разочарования. Она решительно сунула кольцо в карман его пиджака.
— Сволочь! Ничтожество! Решил проверить меня? Думал, я буду молча терпеть унижения? — она резко повернулась к Анне Павловне, которая всё еще стояла с надменным выражением лица. — А вы, взрослая женщина, мать взрослого сына, решили поиздеваться над девушкой, которая вам ничего плохого не сделала? Которая всегда относилась к вам с уважением? Ну что же, смейтесь! Но запомните мои слова: свадьбы не будет. Я тебя ненавижу, Вадим, — последние слова она произнесла с таким презрением, что Вадим невольно отступил на шаг.
Анна Павловна наконец побледнела, её самоуверенность испарилась. Она медленно опустилась на край дивана, наконец осознавая, что шутка зашла слишком далеко, что последствия могут быть непоправимыми.
— Катенька, возможно, мы действительно перегнули палку, — в её голосе впервые зазвучали нотки раскаяния. — Извини нас, пожалуйста. Не принимай поспешных решений. Давай всё обсудим спокойно, как взрослые люди. Свадьба через три дня, гости уже приглашены…
— Вон! — Екатерина указала на дверь. — Все вон! Немедленно покиньте мою квартиру, или я вызову полицию!
Ольга и её муж Юра, до этого стоявшие с насмешливыми выражениями лиц, поняли, что дело принимает серьёзный оборот. Они молча направились к выходу, избегая встречаться глазами с Екатериной. В коридоре, одевая обувь, Ольга прошептала, думая, что её не слышно:
— Кажется, мы действительно перегнули палку… Может, не стоило так сразу с её вещами?
— Кажется, свадьбы не будет, — отозвался Юрий, поправляя пиджак. — Твой братец крупно облажался.
— Не говори так! — шикнула на него Ольга, оглядываясь на комнату. — Они помирятся, просто нужно время. Все невесты нервничают перед свадьбой.
В это время Екатерина подошла к Вадиму, который всё ещё стоял с растерянным видом посреди комнаты.
— Убирайтесь отсюда все! И не смей даже заикаться о свадьбе! Такого ничтожество я никогда не возьму в мужья! — отчеканила Екатерина, и каждое её слово звучало как вбитый в крышку гроба их отношений гвоздь.
Только сейчас она заметила, что в коридоре стоит ещё одна женщина — Лидия Петровна, подруга свекрови, которую тоже пригласили на «проверку невесты». Пожилая женщина сделала несколько шагов в её сторону.
— Екатерина, немедленно прекрати эту истерику! — сказала она тоном, которым, вероятно, много лет назад отчитывала проштрафившихся учеников. — Да, мы немного пошутили. Посмеялись и на этом точка. Не стоит раздувать из мухи слона. В жизни бывают ситуации и похуже, поверь моему опыту.
— Вон! — закричала Екатерина, снова указывая на дверь. — Я вас не просила меня учить! Я вас вообще не приглашала в свой дом!
— Опомнись! Через три дня свадьба! — возразила Анна Павловна, вставая с дивана и подходя ближе. Её тон изменился с извиняющегося на раздражённый. — Платье от «Vera Wang», ресторан «Белый лебедь», лимузины «Cadillac», фотографы из «FotoStudio». Ты вообще понимаешь, каких денег это стоит? Вадим полгода работал, чтобы всё оплатить, да и я влезла в кредиты, это же уйма денег!
Екатерина отрицательно покачала головой, игнорируя слова будущей свекрови. В этот момент она поняла, что для Анны Павловны важнее всего деньги и внешний лоск, а не счастье сына и тем более не её чувства.
— Вы затеяли этот отвратительный спектакль, вам и рассчитываться, — она встала перед дверью, чтобы выпроводить последних гостей. — Спасибо всем, что показали своё истинное лицо! По крайней мере, я узнала правду до свадьбы, а не после. А теперь — вон!
Она с силой захлопнула дверь перед их носами, почувствовав мгновенное облегчение от того, что больше не видит их лиц. Из-за двери тут же донёсся жалобный голос Вадима:
— Катенька, милая, прости меня за столь глупый розыгрыш! Я был не прав! Я должен был остановить их! Пожалуйста, открой дверь, давай поговорим!
— Екатерина! — пронзительный голос Анны Павловны раздался в коридоре. — Одумайся! Нам будет крайне стыдно перед гостями! Они уже съезжаются со всей страны! Ты понимаешь, как я буду выглядеть в глазах своих подруг? Ты не можешь так поступить с нами!
Только сейчас, когда непрошеные гости оказались за порогом, она позволила себе разрыдаться, выпуская наружу всю боль, все унижения, которые пришлось пережить. Но вместе со слезами пришло и осознание: сегодня она не просто разорвала помолвку — она спасла саму себя от жизни с человеком, который никогда не встанет на её защиту и который позволил её унижать.
— Хотели меня проверить! Думали, я какая-то глупая, наивная девочка, которой можно вешать лапшу на уши? Чёрта с два!
Внутри нее бушевала буря из обиды и разочарования, но постепенно гнев начал утихать, сменяясь горькой опустошенностью. Она глубоко вздохнула, словно пытаясь выпустить из себя всю горечь обмана, и медленно села на край кровати, машинально разглаживая складки на покрывале.
— Жалко, конечно, что свадьбы не состоится. Я уже столько всего напланировала, — произнесла она тише, с нотками грусти в голосе. — Но время ещё есть, я обязательно влюблюсь. В кого-то достойного. Только не в этого… — Екатерина бросила презрительный взгляд на дверь, за которой недавно скрылся виновник ее переживаний, и добавила с нескрываемым отвращением: — Ужасного, лживого человека и его мерзопакостную семейку с их фальшивыми улыбками и двуличием.
