— Что должно произойти, чтобы ты наконец заметил, насколько меня это бесит? — Нина резко повернулась к мужу и чуть не выронила из рук секатор. — Пена должна изо рта пойти, как у собаки? Или что?
— Нин, ну а что я могу сделать? — Максим вздохнул, не отрываясь от сбора ягод. — Мы ж на даче, а не на вoйнe. Ну, потерпи чуть-чуть.
Дача свекрови пребывала в состоянии типичного июльского беспорядка: тут заросли, там сухие ветки, сложенные в кучу, у калитки — больные кусты голубики, которые им предстояло убрать. Всё как всегда, только младшая невестка, Катюша, лежала на шезлонге под зонтом, как египетская царица, и со снисходительной улыбкой цедила холодный лимонад из трубочки.
А ещё — повсюду были привязаны шарики с надписью «Катюша ждёт мальчика». Конечно, надувала и развешивала их совсем не Катюша.
Нина бросила такой взгляд на Катю, будто хотела прожечь в ней дыру. Та нежно гладила живот, хотя его ещё даже не было видно.
— Мне нельзя на солнце. У меня чувствительная кожа, — сказала она свекрови, когда та в третий раз робко попросила помочь нарезать укроп.
Тамара Ивановна только кротко улыбнулась в ответ.
— Ну конечно, конечно, доченька. Ты же у нас теперь в особом положении. Береги себя, не дергайся. Я тогда Олю попрошу.
Нина разогнула спину и потянулась. Спина ныла от напряжения. С самого утра женщина таскала банки, бегала за уксусом, чистила морковку и картошку, мыла посуду… Оля, жена старшего сына Тамары Ивановны, согнулась в три погибели, пересаживая какие-то кусты. На лице — то же страдальческое выражение, что и у Нины. С примесью раздражения.
Пока Максим косил траву, Катя увлечённо рассказывала, как они с Егором выбирали мебель для детской. Говорила так, словно это был подвиг, труд всей её жизни.
— Мы остановились на мятном. Белый уже приелся. Серый слишком депрессивный, будет плохо влиять на ребёнка. А мятный — нежный.
— Прекрасно, — ответила Тамара Ивановна с таким восторгом, будто ей сказали о прибавке к пенсии. — Мы с дедом тебе и кроватку купим, и постельное, не переживай. Главное — отдыхай.
«Главное — отдыхай. Ага. Вместо тебя попашут другие», — мысленно передразнила Нина, вытирая пот со лба.
На языке вертелось много слов, но цензурных среди них не было. Вспомнился их с Максимом первый год брака. Никаких шезлонгов, только клубника, которую нужно было поливать и собирать. А ещё — бeременность с тoксикозом на фоне сорняков, перегрева и хозяйственных перчаток.
Однажды Нина упала в обморок прямо на грядке. Свекровь лишь развела руками.
— Ничего, наши бабушки в поле рожали. Водичкой прохладной побрызгаем, в теньке посидит — и будет как новенькая.
Катю же все сообща носили на руках. Свекровь даже мазала ей ноги кремом от отёков. Свекровь! Теми же руками, которыми когда-то шлёпнула Нину газетой за неправильно вымытые окна.
Максим, видя, что жена уже закипает во всех смыслах, подошёл и тихо спросил:
— Может, принести тебе воды?
— Воды? — Нина усмехнулась. — А может, Катю попросишь? А то она за весь день ничего тяжелее собственного живота не подняла.
— Ну она же беременная, чего ты…
— А мне, значит, можно было картошку на восьмом месяце копать?
Максим вздохнул. Как всегда. Его универсальные реакции на любой конфликт: вздохи, оправдания, молчание.
Вечером свекровь организовала праздник в честь невестки. Все ели торт, хлопали в ладоши, поздравляли с мальчиком. Катя ловила овации.
Нина с Олей тихо мыли посуду.
Они вернулись домой ближе к одиннадцати ночи. Было жарко. Нина спала плохо, несмотря на усталость. В пол второго её разбудил телефонный звонок. Максим взял трубку и ушёл в соседнюю комнату, но тонкие стены всё выдали.
— Клубнику? Ну, ладно, я тогда к тебе заеду, заберу, потом — к ней, — послышался голос мужа.
Нина села на кровати. Она уже догадывалась, о чём идёт речь, но не могла поверить в такую наглость.
— Ты у нас теперь бесплатный ночной курьер? — спросила она у мужа, пока он переодевался.
— Ну… Типа того. Катьке клубники захотелось, а Егор в смене.
Нина легла, сцепив зубы. Лицо горело. Дело было не в клубнике. Её всё достало. Она ещё держалась, но ей уже начали надоедать эти танцы вокруг пчелиной матки.
Через неделю раздался очередной звонок свекрови.
— Ниночка, доченька, ты бы с Олей заехала ко мне, — сладким голосом попросила та. — Мне нужно огурцы закрыть. Катюшу, бедняжку, мучает токсикоз. Ей от запаха уксуса плохо. А ты у нас девка деревенская, тебе не страшно.
Нина едва не подавилась чаем и собственным возмущением.
— То есть у меня теперь иммунитет к запахам? Ой, как здорово! Устроюсь тогда пожарником.
— Ну не сердись, Ниночка. Мы же семья. Ты у нас сильная. Не то что Катенька, у неё нервная система нежная, да и вообще она девочка городская, не привыкла к нашим делам…
Нине не очень-то хотелось рвать пупок вместо кого-то, но она с тяжёлым сердцем всё же согласилась. По привычке. Они и раньше помогали свекрови вместе с Олей, так что раздувать скандал не хотелось. Не дай бог у Катеньки потом что-то пойдёт не так с бeременностью, они ещё крайними окажутся.
…На кухне у свекрови стояли тазики с огурцами, пустые банки и бутылки с уксусом. Катя царственно возлежала в спальне с маской на глазах и наушниками в ушах. Под кондиционером, пока остальные обливались потом.
— Она от запахов с ума сходит, — вполголоса сказала свекровь. — Ей даже от крема для рук дурно становится. Вы уж постарайтесь аккуратно, дверь на кухню прикройте, чтобы до неё запах не дошёл.
Оля чистила чеснок с таким остервенением, будто перед ней кровный враг. Нина так же нервно мыла огурцы.
— Ты как? В порядке? — тихо спросила старшая невестка.
— Нет. Но, боюсь, валидола тут недостаточно, — процедила Нина сквозь зубы.
Катя в какой-то момент продефилировала мимо них к холодильнику.
— Ой, остались только персиковые йогурты? А я клубничный люблю…
После этого Катя развернулась и ушла, конечно, не предложив помощь. Ещё и с недовольным лицом. Свекровь смотрела ей вслед так, будто перед ней прошла сама Мадонна с младенцем.
— Девочки, может, кто-то из вас сбегает за йогуртом? — предложила Тамара Ивановна.
Повисла тяжёлая, душная пауза.
— Я ухожу. Совсем, — сказала Нина вдруг.
— Нин, ты чего? Ну подожди, огурцы же остались, — попыталась остановить её свекровь.
— Закрывайте их с вашей богиней.
Оля ушла вместе с ней. Они договорились, что ноги их больше в доме свекрови не будет.
…С тех пор время летело намного быстрее. Катя родила. Всё, что она выставляла напоказ, казалось сказкой. Роддом, воздушные шарики, цветы, улыбающиеся лица… Но вскоре обстановка в квартире Кати и Егора резко изменилась.
Малыш был тревожным, плохо спал и бесконечно кричал, в том числе ночью. Катя, бледная и измученная, напоминала бoмбу: с каждой минутой фитиль её терпения становился всё короче. Егор беспокойно метался по квартире, пытался отшучиваться, но его шутки бесили жену, а не успокаивали.
Пришлось звать бабушку на помощь.
Тамара Ивановна поначалу гордилась своей востребованностью, но вскоре почувствовала, что её силы истощаются. У неё уже не было ни железных нервов, ни лошадиных сил, как когда-то в молодости.
— Я бы с радостью помогла вам, Катенька, но у меня давление скачет, руки трясутся… — почти плакала она по телефону, когда невестка в очередной раз в приказном тоне попросила помочь. — Я уже просто не вывожу.
— Ну а кто тогда будет помогать? — требовательно спросила Катя. — Вы же обещали! Вы так хотели внука, вот и посидите с ним!
Слово за слово, и вскоре дело дошло до оскорблений.
— Да ты просто клуша старая! Пользы от тебя — как от чайника без дна! — в пылу гнева сказала невестка.
Тамара промолчала. Просто проглотила обиду и положила трубку. Она закрыла глаза, но её обычно спокойное лицо сейчас мрачно посерело. Простое слово «старая» казалось каким-то чуждым, однако стоило признать: время взяло своё. Она уже не могла бесконечно отдавать себя.
Вечером подскочило давление, пришлось вызвать скoрую. Тамару увезли в больницу с гипeртоническим кризoм. Нина узнала об этом через Егора, когда он позвонил ей с просьбой.
— Нин, можешь к маме в больницу съездить? Она попросила вещи привезти. Я бы и сам, но не могу оставить Катю одну, ей тяжело с мелким. Ты же там всё равно рядом…
Нина лишь тяжело вздохнула. Вопрос здоровья был для неё святым.
— Хорошо. Я съезжу.
Тамара лежала под кaпельницей. Теперь она вовсе не походила на ту железную леди, которая руководила парадом. Сейчас свекровь была слабым пожилым человеком с беспомощным страхом во взгляде.
— Прости, не хотела тебя беспокоить. Думала, Егор приедет, — голос Тамары был тихим и хриплым. — Я им всё, а у них даже времени нет…
Нина сидела рядом и молчала. Она не пыталась подбадривать свекровь, не говорила, что всё будет хорошо. Это было бы фальшью. Нина просто была здесь, иногда поправляла подушку и предлагала стакан воды, надеясь, что это как-то облегчит болезненную ношу на плечах свекрови.
Оля пришла через час и сменила Нину. На ночь Тамара осталась одна, варилась в своём кoшмаре и тяжёлых мыслях. Ей казалось, что она проходит через aд. В этом aду у главных героев её пьесы прорезались лица. Каждый показал своё истинное отношение к ней.
Через пять дней Тамару выписали. Егор всё же встретил её. Катя, конечно, не явилась. Она за всё это время даже не поинтересовалась состоянием свекрови. Вчерашняя богиня с животом теперь стала неприкосновенной уставшей матерью. Место лимонада и воздушных шариков заняли бессонные ночи и детские колики.
Теперь Тамара стала чаще звонить Нине и Оле. Не для жалоб и не для просьб. Просто так, чтобы услышать, поговорить, иногда даже спросить совета. Она прислушивалась к мнению старших невесток, хотя, конечно, до идеальных отношений им было далеко. Изредка Тамара всё ещё командовала по привычке, но уже без крайностей и мягче.
Катя, к счастью, почти не появлялась на семейных встречах. Казалось, весь её мир сосредоточился вокруг младенца. На любые просьбы о помощи она отвечала, что у неё ребёнок, поэтому она не сможет. Причём с годами это не менялось.
В один из дней Нина и Оля вместе сидели на кухне, пили чай после генеральной уборки у свекрови. За окном намечались сумерки, плавно наступала приятная ночная прохлада. Тамара Ивановна сидела у окна и смотрела на покосившиеся яблони.
— Девочки, я вот что хотела сказать… — с лёгкой дрожью в голосе начала она. — Спасибо вам. Знаю, характер у меня не сахар. Но не бросили же в беде.
В отличие от Кати. Но озвучивать это свекровь не стала.
— Что, рассмотрели кое-чьё личико поближе? — усмехнулась Оля.
— Ага. Стоило перестать плясать вокруг нашей пчёлки, как у неё сразу прорезалось жало, — поддержала её Нина.
Несмотря на яд в словах, обе невестки теперь были спокойны. Всё снова встало на свои места. Пусть их двое, а не трое, зато никому не нужно прислуживать. Даже Тамаре Ивановне, ведь теперь она не указывает, а просит и благодарит.
