Таня жила с мамой последние семь лет. Сначала просто помогала по хозяйству, а потом мама заболела, и жизнь превратилась в череду больниц, аптек, врачей и бесконечных забот. Таня не жаловалась: у неё не было своей семьи, детей, мужа, зато была мама, за которой нужно было ухаживать. Она привыкла к тому, что её день расписан по минутам: утром таблетки, потом завтрак, потом уколы, потом бегом на работу, вечером снова лекарства, процедуры. Перед сном Таня сидела у кровати, читала маме книжки, рассказывала новости, иногда просто держала за руку.
Брат и сестра навещали редко. У них свои заботы: у брата уже внуки, у сестры дети-школьники, работа, мужья, дачи, отпуска. Иногда они приезжали на праздники, привозили гостинцы, спрашивали, как дела, но уходили быстро – у них всегда были дела поважнее. Таня не обижалась, думала: ну, у всех своя жизнь, главное, что мама не одна.
Денег на лечение уходило много. Таня тратила и мамину пенсию, и свои сбережения, иногда даже занимала у подруг, отказывала себе во многом, чтобы купить маме хорошие лекарства или нанять соседку в качестве сиделки, когда нужно было уехать в командировку на пару дней. Брат и сестра иногда переводили по тысяче-другой, но чаще ограничивались словами поддержки.
Разговоров о наследстве никогда не было. Таня была уверена: раз она живёт с мамой, ухаживает, всё тянет на себе, то после мамы квартиру оставят ей. Она не строила планов, но надеялась, что хотя бы крыша над головой у неё останется, своего жилья у женщины не было. Сначала жила в общежитие, потом снимала квартиру, короткий период жила с мужчиной, а после неудачного сожительства вернулась к матери.
Когда мамы не стало, Таня не могла поверить, что теперь будет жить одна. Квартира казалась пустой и чужой. Она разбирала мамины вещи, плакала ночами, вспоминала, как мама смеялась, как ругалась, как просила пожарить ей блинчики.
Через полтора месяца после похорон позвонил брат.
– Таня, когда будем оформлять наследство? – спросил он деловым тоном. – Мы с Леной тут подумали, надо бы всё по закону сделать.
Таня не сразу поняла, о чём речь.
– Какое наследство? – переспросила она. – Я тут живу, я же всё это время за мамой ухаживала.
Брат помолчал, потом сказал:
– Ну, по закону нам всем по трети положено. Сначала всё оформим, а потом уже решим, что с квартирой делать.
Таня долго не могла прийти в себя после этого разговора. Она ходила по квартире, смотрела на мамины фотографии, на старый шкаф, на кресло, где мама любила сидеть, и не верила, что брат и сестра всерьёз хотят делить квартиру. В голове не укладывалось: как можно требовать свою долю, когда столько лет не участвовали ни в чём?
Через пару дней позвонила сестра Лена.
– Таня, ты не обижайся, но нам с Серёжей тоже нужны деньги. У меня дети, у Серёжи внуки. Мы не можем просто так отказаться. Ты же понимаешь.
– Я понимаю только то, что вы не помогали, – с трудом сдерживала слёзы Таня. – Я тут одна всё тянула, и теперь вы хотите свою долю?
Лена вздохнула:
– Ну а что делать? Закон есть закон. Выплати нам деньги за наши доли, и квартира будет твоя. Мы не просим прямо сейчас. Можем подождать пару месяцев.
Таня не знала, смеяться ей или плакать. Она представляла, как будет жить одна, платить долги за квартиру, в которой выросла, и которую считала своим единственным домом. Она вспомнила, как брат приезжал раз в полгода с коробкой конфет, как сестра звонила только на праздники, а теперь они оба считают себя вправе требовать свою долю.
Вечером Таня позвонила подруге и рассказала всё как есть.
– Ты представляешь, – говорила она, – я думала, что если я ухаживала за мамой, то квартира останется мне. А теперь мне предлагают выплатить им их долю. Иначе продадут квартиру, и я останусь ни с чем.
Подруга долго молчала, потом сказала:
– Таня, это очень подло. Но, к сожалению, так часто бывает. Люди вспоминают про родню только, когда делить наследство начинают.
Таня попыталась поговорить с братом ещё раз, объяснить, что у неё нет денег, что она не может взять кредит, что ей просто некуда идти.
– Таня, не начинай, – перебил её брат. – Мы все взрослые люди. Ты не одна такая, все так живут. Если денег нет, бери кредит, а если не хочешь – продаём квартиру, делим деньги и всё.
Таня поняла, что для брата с сестрой она – просто формальность, помеха на пути к деньгам.
Таня пыталась найти выход. Она ходила по юристам, читала форумы, спрашивала у знакомых – может, есть какой-то способ оставить квартиру себе, раз она ухаживала за мамой, тратила свои силы и деньги? Но везде ей отвечали одно и то же: если нет завещания, делить придётся по закону. Хоть ты всю жизнь рядом была, хоть ночами не спала – права у всех детей равные.
С каждым днём Таня чувствовала себя всё хуже. Она перестала спать, стала раздражительной, похудела. В голове крутились одни и те же мысли: как так, почему, неужели родные люди могут быть такими бессердечными? Она вспоминала, как брат с сестрой приезжали к маме только на праздники, как она сама таскала тяжёлые сумки, сидела с мамой в больнице, искала деньги на лекарства. А теперь эти люди требуют свою долю, не задумываясь, что она останется на улице.
Однажды Лена позвонила снова:
– Таня, ну что ты решила? Мы с Серёжей ждём. Нам надо понимать, когда ты сможешь выплатить.
– У меня нет таких денег, – устало ответила Таня. – Я не могу взять кредит, у меня даже стабильной работы сейчас нет. Я ухаживала за мамой, а не строила карьеру.
– Ну, тогда продаём квартиру, – спокойно сказала Лена. – Мы не можем отказаться от наследства в твою пользу. У нас семьи. Ты же понимаешь.
Таня не понимала. Она чувствовала, что вся её жизнь, все годы заботы и любви к маме обесценились в один миг. Для брата и сестры важнее оказались деньги, чем память о матери, чем её труд и жертвы.
Вечерами Таня сидела на кухне, смотрела на знакомые стены и думала: неужели это всё? Неужели она останется одна, без дома, без поддержки, без семьи? Она пыталась снова и снова говорить с братом, с сестрой, объяснить, что поступают они несправедливо, что это просто нечеловечно. Но те только разводили руками: закон есть закон, ничего личного.
Таня пыталась бороться, но сил становилось всё меньше. Она даже написала письмо брату и сестре — длинное, искреннее, с воспоминаниями о том, как они росли вместе, как мама всегда учила помогать друг другу, как она мечтала, что семья будет поддержкой. Она просила их подумать, не торопиться, хотя бы дать ей время, чтобы прийти в себя, найти стабильную работу, разобраться с долгами.
Ответы были короткие и холодные.
Брат написал:
– Таня, мы не враги, но у нас свои семьи и свои заботы. Мы не можем отказаться от своей доли, пойми правильно.
Сестра позвонила и сказала:
– Я всё понимаю, но у меня двое детей, ипотека, муж на больничном. Это не против тебя, просто жизнь такая.
Таня слушала и не верила, что это действительно её брат и сестра. Она вспоминала, как ещё недавно они вместе отмечали Дни рождения мамы, как вместе смеялись на кухне. Теперь же они говорили с ней, как с чужой — без участия, без сочувствия, только о деньгах.
В какой-то момент Таня поняла, что больше не может жить в этой квартире. Каждый угол напоминал о маме, о том, как всё было раньше, и о том, как всё стало сейчас. Она перестала открывать дверь, когда кто-то звонил, не отвечала на звонки, не выходила гулять. В голове крутилась одна мысль: как так вышло, что она осталась ни с чем, хотя отдала все силы, все годы, всю себя?
Юрист, к которому она обратилась, только развёл руками:
– Если нет завещания, вариантов нет. Можете попробовать договориться, но если нет – придётся продавать. Или выплачивать их доли.
Но выплачивать было нечем. Работа у Тани была временная, накоплений не осталось — всё ушло на лечение мамы. Она понимала, что брат и сестра не отступят. Им нужны деньги, а не воспоминания. Им всё равно, где и как будет жить Таня.
В конце лета брат позвонил ещё раз:
– Таня, мы с Леной решили: если ты не сможешь выплатить нам до осени, мы будем продавать свои доли в квартире. Нам самим деньги нужны, пойми.
Таня молча кивнула, хотя он этого не видел. В душе у неё было только одно чувство — обида. На брата, на сестру, на жизнь, которая оказалась такой несправедливой.
Осенью Таня уже почти не выходила из дома. Она жила как во сне: вставала, пила чай, смотрела в окно, иногда плакала, иногда просто сидела в тишине. Квартира стала чужой и холодной, как будто вместе с мамой ушло всё тепло. Брат и сестра звонили редко, только чтобы напомнить о деньгах
В итоге женщине пришлось согласиться на продажу квартиры. Всё решилось быстро и буднично. Таня подписала бумаги, не споря, не надеясь ни на что. Квартиру выставили на продажу, покупатели приходили смотреть комнаты, обсуждали, как всё переделают. Таня чувствовала себя лишней в собственном доме. Она собирала мамины вещи по коробкам, перебирала старые фотографии, не зная, куда теперь с этим идти.
Когда сделка состоялась, брат и сестра приехали к нотариусу, получили свои доли и быстро уехали по своим делам. Никто не спросил Таню, где она будет жить, как устроится, поможет ли кто-то ей. Она получила свою треть, которой не хватало даже на маленькую студию на окраине. Часть денег ушла на долги и оплату услуг риелтора.
Таня сняла маленькую квартиру без особого ремонта, чтобы вышло дешевле. Там было тихо, пусто и очень одиноко. Она часто вспоминала маму, думала, как бы та отреагировала на поступок своих детей.
После сделки по продаже ни брат, ни сестра больше не звонили. Таня поняла: семья закончилась тогда, когда начался раздел квартиры. Всё, что было раньше – общее детство, мамины праздники, разговоры на кухне – осталось в прошлом.
Вечерами Таня сидела у окна и всё думала: неужели так бывает, что родные люди становятся чужими из-за денег? Ответа не было. Только пустота и горечь, которую не убрать ни временем, ни слезами.
