— А может, просто перестанешь бездельничать? — раздраженный голос Николая разрезал утреннюю тишину кухни.
Татьяна промолчала, размешивая ложкой остывший чай. Синяя кружка досталась ей еще от бабушки. Она провела пальцем по неровному краю, собираясь с мыслями.
— Коля, давай не начинать. У меня голова раскалывается, Костик всю ночь не спал.
— Опять оправдания, — он застегнул пуговицы на рукавах рубашки, взял портфель. — Вечером приду, надеюсь, хоть что-то изменится.
Дверь захлопнулась. Татьяна подошла к окну, глядя, как муж идет к машине. Серый «Форд» мягко тронулся с места, растворяясь в потоке транспорта.
Она прислонилась лбом к холодному стеклу. За окном моросил мелкий дождь, капли стекали по стеклу, превращая мир в размытую акварель. Где-то на пятом этаже работал перфоратор, его монотонный стук отдавался в висках тупой болью.
На диване в гостиной спал Костик, раскинув руки в стороны. Плюшевый заяц валялся на полу рядом с разбросанными кубиками. Татьяна подняла игрушку, машинально отряхнула. В раковине громоздилась гора немытой посуды, на стуле – куча нестиранного белья.
Она опустилась на краешек дивана, осторожно поправила одеяло, укрывая сына. Последние недели выдались особенно тяжелыми – у мальчика резались зубки, он капризничал, плохо ел, почти не спал по ночам. Днем ненадолго затихал, и тогда Татьяна падала рядом, проваливаясь в тревожную дремоту.
Телефон завибрировал – пришло сообщение от свекрови. «Зайду после обеда, проверю, как вы там». Татьяна поморщилась. Галина Сергеевна никогда не упускала возможности напомнить невестке о ее несостоятельности.
В прошлый раз она битый час рассказывала, как прекрасно справлялась с домашними делами в молодости, успевая работать и воспитывать сына. «А ты, Танечка, все никак не научишься правильно расставлять приоритеты», – звенел в ушах ее менторский голос.
Костик заворочался, захныкал во сне. Татьяна замерла, боясь пошевелиться. Только бы не проснулся… Телефон снова завибрировал – звонила Ирина, подруга со студенческих времен.
— Привет, соня! Не разбудила?
— Нет, я давно встала, — Татьяна говорила шепотом, выходя из комнаты. — Костик спит.
— Слушай, я тут недалеко от тебя. Может, встретимся? В «Брауни» новый десерт, говорят, божественный.
— Ир, ты же знаешь, я не могу. Костик…
— А баба Валя на что? Она же обожает твоего карапуза.
Татьяна замялась. Валентина Петровна, пожилая соседка снизу, действительно иногда присматривала за мальчиком. Добрая женщина, потерявшая единственного сына в автокатастрофе, души не чаяла в маленьком соседе.
— Ну же, Танька, решайся! Час-полтора, не больше. Ты когда последний раз из дома выходила?
Татьяна не помнила. Дни слились в бесконечную вереницу пеленок, бессонных ночей и домашних дел.
— Хорошо, — решилась она. — Только недолго.
Валентина Петровна согласилась сразу, замахала руками, когда Татьяна начала подробно объяснять, где что лежит.
— Иди-иди, девонька. Разберемся как-нибудь, не впервой.
В кафе пахло свежей выпечкой и кофе. Ирина, как всегда, опаздывала. Татьяна выбрала столик у окна, заказала капучино. Официантка, молоденькая девушка с яркими синими прядями в волосах, принесла меню.
— Господи, ну наконец-то! — Ирина плюхнулась на стул. — Прости, такая запара на работе.
— Ничего, я только пришла.
Подруга внимательно посмотрела на нее:
— Неважно выглядишь. Что случилось?
И Татьяну прорвало. Она говорила о бессонных ночах, о постоянной усталости, о придирках свекрови, о том, как больно ранят упреки мужа. Ирина слушала молча, только качала головой.
— А самое главное – я не понимаю, когда это закончится, — Татьяна размешивала остывший кофе. — Такое ощущение, что я превращаюсь в робота, который только и делает, что убирает, стирает, готовит. И всем этого мало.
— Так не может продолжаться, — Ирина решительно отставила чашку. — Ты должна что-то менять.
— Что именно?
— Для начала – перестать себя жалеть. Костик подрос, пора подумать о себе. Может, няню поискать, а сама на работу выйдешь?
— Коля против. Говорит, рано еще.
— А ты сама чего хочешь?
Татьяна задумалась. Когда она последний раз задавала себе этот вопрос?
Домой она вернулась другим человеком. Баба Валя рассказала, что Костик хорошо поел и даже поспал. Мальчик радостно потянулся к матери, улыбаясь беззубым ртом.
— Ну что, малыш, поможешь маме навести порядок?
Она включила музыку, под которую когда-то танцевала в студенческом ансамбле. Костик хлопал в ладоши, сидя в манеже, пока она разбирала завалы в шкафах, мыла окна, развешивала постиранное белье.
К вечеру квартира преобразилась. На кухне аппетитно булькал суп, свежевымытые полы блестели. Татьяна успела даже принять душ и переодеться.
Звук поворачивающегося в замке ключа застал ее у плиты. Николай замер на пороге, удивленно оглядываясь:
— Ничего себе…
— Ужинать будешь? — как ни в чем не бывало спросила она.
— Буду, конечно, — он помолчал. — Тань, прости за утро. Я погорячился.
Она пожала плечами, помешивая суп:
— Забыли. Руки помой и садись, остынет.
Утро началось необычно рано. Татьяна проснулась затемно, долго лежала, глядя в потолок. Где-то на кухне капал кран – кап-кап-кап, словно отсчитывал секунды. Рядом посапывал Костик, закинув ручку ей на плечо.
Она осторожно выбралась из кровати, поправила сползшее одеяло. В предрассветных сумерках квартира казалась чужой, незнакомой. Под ногами скрипнула половица. На кухне Татьяна включила маленький ночник, достала миску, яйца, муку.
Когда Николай вышел из спальни, на столе дымились блинчики, завернутые трубочкой.
— Это что за праздник? — он потянулся к кофейнику.
— Нам нужно поговорить.
Николай замер с чашкой в руке.
— Я хочу выйти на работу, — она старалась говорить спокойно. — В моей старой школе есть место. Директриса звонила вчера, предлагает вернуться.
— А Костик?
— Есть садик рядом с домом. Я узнавала, там хорошие воспитатели.
— Даже не думай, — отрезал Николай. — Костик еще слишком маленький. Какой садик?
— Коля, послушай…
— Нет, это ты послушай, — он отодвинул тарелку. — Я обеспечиваю семью, зарабатываю достаточно. Твоя задача – заниматься домом и ребенком. Все как договаривались.
— Когда это мы договаривались? — она почувствовала, как дрожит голос. — Ты решил все сам. А я что, не человек? У меня нет права на собственную жизнь?
— При чем тут права? — он раздраженно постучал ложкой по столу. — Ты мать. У тебя обязанности.
— А у тебя их нет?
Костик заплакал, разбуженный громкими голосами. Татьяна вскочила, но Николай ее опередил:
— Сиди. Я сам.
Она осталась на кухне, слушая, как муж успокаивает сына. В окно барабанил дождь, на плите остывали недоеденные блинчики.
Телефон звякнул сообщением от Ирины: «Как дела? Поговорила?»
Татьяна не ответила. Засунула телефон в карман халата, механически собрала посуду. В голове крутились обрывки утреннего разговора.
Николай появился на кухне с Костиком на руках:
— Я отвезу его к маме. У меня сегодня важная встреча, задержусь допоздна.
— Я могла бы…
— Не начинай, — оборвал он. — Вопрос закрыт.
Хлопнула входная дверь. Татьяна набрала Ирину:
— Встретимся?
В этот раз они пошли не в кафе. Ирина притащила ее в какой-то модный бар, где гремела музыка и официантки в коротких юбках разносили коктейли.
— Давай за твое освобождение! — подруга подняла бокал с чем-то ярко-розовым.
— За что?
— За то, что ты наконец решилась что-то изменить.
Татьяна покрутила в руках свой бокал. Разноцветные огоньки отражались в стекле, превращая напиток в причудливую смесь красок.
— Он даже слушать не стал.
— А ты не спрашивай, — Ирина придвинулась ближе. — Просто поставь перед фактом. Устройся на работу, найди няню. Он никуда не денется.
— Думаешь?
— Уверена. Мужчины как дети – им говоришь «нельзя», они упираются. А как сделаешь по-своему, быстро привыкают.
После третьего коктейля мир стал удивительно легким и простым. Татьяна смеялась над шутками подруги, подпевала знакомым песням. Домой она вернулась в начале одиннадцатого.
Николай ждал в гостиной. При виде пошатывающейся жены его лицо потемнело:
— Ты где была?
— С Ириной, — она попыталась пройти мимо, но он схватил ее за руку.
— От тебя несет спиртным. Ты пила?
— А что, нельзя? — она резко выдернула руку. — Тоже мне, хозяин нашелся.
— Мать ты или кто? — заорал он. — О ребенке подумала?
— О ребенке? — она рассмеялась. — Каждую минуту только о нем и думаю. А обо мне кто подумает?
— Успокойся и ложись спать. Утром поговорим.
— Не хочу утром! — она почувствовала, как по щекам текут слезы. — Не хочу успокаиваться! Надоело!
Николай шагнул к ней, но она оттолкнула его и бросилась в спальню. Трясущимися руками выдвинула ящики комода, принялась швырять вещи в сумку.
— Что ты делаешь?
— Ухожу. К маме. Хватит с меня.
— А Костик?
— Побудет с папой. Раз уж я такая никудышная мать.
Она выскочила из квартиры, захлопнув дверь. В подъезде было темно и тихо. Татьяна сползла по стенке, обхватив голову руками. Сверху доносился голос мужа, зовущий ее обратно.
Домой к матери она добралась за полночь. Открыла дверь своим ключом, прокралась в бывшую детскую. Старый диван приветливо скрипнул пружинами.
Утро встретило ее головной болью и чувством стыда. На кухне гремела посудой мать.
— Проснулась? — она поставила перед дочерью чашку горячего чая. — Рассказывай.
Татьяна уткнулась в чашку:
— Что рассказывать? Все надоело. Устала быть только матерью и женой. Хочу быть собой.
— И кто это – ты сама? — мать присела рядом. — Думаешь, убежав от проблем, найдешь ответ?
— А что делать?
— Для начала – протрезветь и подумать. Потом – поговорить с мужем. Не пьяной истеричкой, а взрослым человеком.
Телефон на столе ожил – звонил Николай. Татьяна нажала «отбой».
— Возьми трубку, — мать погладила ее по голове. — Он волнуется.
— Откуда знаешь?
— Звонил ночью. Спрашивал, не у меня ли ты.
Николай предложил встретиться в парке. Татьяна согласилась – на нейтральной территории говорить будет проще.
День выдался солнечным. На детской площадке играли малыши, молодые мамы сидели на скамейках. Татьяна смотрела на них и думала – была ли она когда-нибудь такой же безмятежной?
— Привет, — Николай присел рядом. — Как ты?
— Нормально.
Они помолчали. Где-то над головой чирикали воробьи, ветер шелестел молодой листвой.
— Я тут подумал… — начал он. — Может, правда стоит нанять няню? Присмотреть хорошую, проверенную.
Татьяна повернулась к нему:
— Правда?
— Да. И насчет работы… Давай обсудим. Только не в садик пока, ладно? Рано ему.
— Мама, не надо, — голос Николая звучал устало. — Сейчас не время.
Галина Сергеевна возникла на аллее парка неожиданно, будто материализовалась из воздуха. Костик спал в коляске, подложив под щеку пухлый кулачок.
— Почему не время? — она присела на скамейку между сыном и невесткой. — Самое подходящее. Раз уж у вас семейный совет, и я поучаствую.
Татьяна напряглась. От свекрови исходила привычная волна неодобрения – она всегда появлялась не вовремя и говорила не то, что нужно.
— Ну что, Танечка, нагулялась? — в голосе Галины Сергеевны звенел металл. — Решила вернуться в семью?
— Мам…
— Подожди, Коля. Дай договорить, — она поправила шарфик на шее. — Вот смотрю я на современных женщин и диву даюсь. Чего им не хватает? Муж обеспечивает, ребенок здоровый, квартира есть. А все недовольны, все им чего-то надо.
Татьяна смотрела на носки своих туфель. Старая царапина на правом носке вдруг показалась невероятно интересной.
— В наше время…
— Мама, хватит.
— Нет уж, послушай. В наше время жены о работе не думали, пока дети маленькие. Я декретный отпуск до конца отсидела, ничего – не развалилась.
— Времена изменились, — тихо сказала Татьяна.
— Что? — Галина Сергеевна повернулась к ней. — Что изменилось? Материнский долг все тот же.
— Долг… — Татьяна подняла глаза. — А счастье? Об этом кто-нибудь думает?
— Какое счастье? О чем ты говоришь?
— О своем, — она расправила плечи. — О праве быть не только матерью и женой. О том, что я задыхаюсь в четырех стенах. О том, что устала чувствовать себя неправильной.
Галина Сергеевна поджала губы:
— Вот оно что. Значит, семья тебе в тягость? Коля, ты слышишь?
— Слышу, — он взял жену за руку. — И согласен с Таней.
— Что?
— Согласен, — повторил он тверже. — Мы уже решили – она выйдет на работу. Няню наймем.
— Совсем с ума сошли! — всплеснула руками свекровь. — Чужого человека к ребенку пускать?
— Не чужого, — возразила Татьяна. — Мы будем очень внимательно выбирать.
— Значит, так… — Галина Сергеевна поднялась со скамейки. — Ты, Коля, слабак. А ты, Татьяна…
— Мама, остановись.
— Нет, пусть скажет, — Татьяна тоже встала. — Давайте, Галина Сергеевна. Что я? Плохая мать? Никудышная жена?
— Да как ты смеешь…
— Смею, — она шагнула ближе к свекрови. — Потому что я – человек. Со своими желаниями, мечтами, планами. И я больше не позволю записывать себя в негодные матери только потому, что хочу чего-то кроме пеленок и кастрюль.
Николай встал между ними:
— Мама, иди домой. Мы сами разберемся.
— Вот так, да? — Галина Сергеевна гневно раздула ноздри. — Мать родную в угоду…
— В угоду жене, — перебил он. — Да, именно так. Потому что это моя семья. И решения здесь принимаем мы с Таней.
Свекровь развернулась и зашагала прочь по аллее. Ветер трепал ее идеально уложенные волосы.
Костик заворочался в коляске, открыл глаза. Татьяна склонилась над ним, поправляя одеяльце.
— Как думаешь, простит? — спросила она мужа.
— Простит, куда денется, — он обнял ее за плечи. — Главное, чтобы ты меня простила.
— За что?
— За то, что не понимал. Не поддерживал. Не защищал.
Она прижалась к его плечу:
— Знаешь, мне кажется, мы оба были не правы. Я могла сказать раньше. Объяснить.
— А я мог услышать.
Они медленно шли по парку. Костик что-то лепетал на своем языке, показывая пальчиком то на пролетающую птицу, то на качели впереди.
