— Мама, ты всё же задумайся хоть немного. На кого ты работаешь? Тебе уже седьмой десяток, а ты чужие полы драишь. У нас своих денег хватает, не на улице живем, — Ирина поправила фарфоровую статуэтку на полке. — Просто непонятно, зачем пенсионерке так напрягаться.
Людмила замерла с ведром и тряпкой у стены подъезда. Перчатки, растянутые и мокрые, казались вдруг слишком тяжелыми. Она отжала тряпку и медленно повернулась к невестке.
— Непонятно? Я, Ирина, на себя работаю, — тряпка шлепнулась о дно ведра. — Всего третий этаж отмыла, а ты уже выскочила с претензиями.
— Да какие претензии? Забота это. Максим тоже считает, что тебе пора отдыхать. Вон у Лиды Петровны дочка путевку купила, в Кисловодск отправила.
Людмила поставила ведро, отдышалась.
— Лида Петровна три года квартиру для дочки копила, забыла? — Людмила вытерла руку о передник. — А я тут, выходит, паразитирую…
— Ой, началось! — Ирина взмахнула руками. — Я разве такое говорила? Живешь с нами, и живи на здоровье. Максим только рад.
— А ты не рада?
— Да мне-то что? — Ирина отвернулась к почтовым ящикам. — Лишь бы всем удобно было.
С верхнего этажа загрохотали шаги, голоса. Новая соседка с пятого — Нелли Аркадьевна, статная женщина в модном плаще, — спускалась с двумя подругами.
— Здравствуйте, девочки! — она кивнула Людмиле и Ирине. — О, у вас субботник?
— Это бабушка решила подрабатывать уборщицей, — хмыкнула Ирина. — Мы отговариваем, а она упрямится.
— Бабушка? — Нелли оглядела Людмилу с ног до головы. — Какая же она бабушка? Просто женщина в самом соку. Я вот только в пятьдесят пять научилась жить для себя.
— А я в шестьдесят три научилась отличать пустые слова от искренних, — Людмила стянула перчатки. — Бабушка, говоришь? Мне, между прочим, внуков так и не организовали.
Ирина резко обернулась:
— Мама, ты чего? Мы же объясняли, что пока карьеру строим.
— Пять лет строите, — Людмила потрогала мокрое пятно на колене. — Ладно, не мое дело. Ты ведь сама напомнила, что я тут вроде как на всем готовеньком.
Нелли с интересом переглянулась с подругами, но промолчала. Кивнув на прощание, они спустились вниз, оставив после себя шлейф дорогих духов.
— Надо же, разговорилась… — Ирина недовольно покосилась на Людмилу. — И с чего вдруг претензии?
— Вот интересно, — Людмила подняла ведро, — если бы Максим слышал, как ты меня называешь, что бы он сказал?
— Да при чем тут это? Знаешь, ты стала какая-то… — Ирина не закончила фразу. — В общем, там квитанции пришли. Загляни в ящик.
Вечером Максим вернулся поздно. Людмила сидела на кухне, чистила картошку. Тонкая спираль кожуры падала в миску, как закрученная пружина.
— Ужинать будешь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Мы с ребятами в кафе посидели, — Максим открыл холодильник, достал минералку. — Ира спит уже?
— Сказала, голова болит, пораньше легла.
Сын постоял в дверях, потом спросил:
— Мам, ты что-то хотела сказать?
Людмила положила очищенную картофелину в кастрюлю. Медленно вытерла руки о полотенце.
— Хотела, да перехотела. Иди ложись, у тебя завтра ранний подъем.
— Что-то случилось? Ира говорит, ты днем на нее наскочила.
— Наскочила? — Людмила горько усмехнулась. — Так ей показалось? Интересно, давно я для вас стала бабушкой-приживалкой?
— Мам! Ты о чем?
— О том, что устала чувствовать себя в этом доме лишней. Я ведь не только жилье вам отдала, но и полную пенсию в семейный бюджет вношу.
Максим нахмурился:
— Тебе денег не хватает? Так скажи, я добавлю.
— При чем тут деньги? — Людмила резко постучала ножом о стол. — Уважения мне не хватает, сынок. Когда в глаза одно, а за глаза — совсем другое.
Максим сел за стол, взял яблоко из вазы.
— Мам, ты преувеличиваешь. Никто тебя не считает приживалкой. Просто Ира иногда… ну, не подбирает слова. Она устает на работе.
— А я не устаю? — Людмила вернулась к картошке. — Завтрак, обед, ужин, стирка, глажка. Думаешь, для чего я подъезды убираю? Чтобы копейку свою иметь, не отчитываться за каждый рубль.
Сын потер переносицу.
— Никто с тебя отчетов не требует.
— Но и спасибо никто не говорит, — тихо заметила Людмила. — Ты сегодня борщ ел? Я его три часа варила. А Ира даже не притронулась. Сказала, что полнеть от него будет.
— Ну и что? У неё диета.
Людмила вздохнула, вытирая руки о передник.
— Раньше ты после моего борща по две тарелки просил. А сейчас и не замечаешь, что ешь.
Максим поморщился:
— Мам, давай не будем…
— Не будем, — согласилась Людмила. — Иди отдыхай.
Утром Людмила вынесла мусор и столкнулась с соседкой Валей с третьего этажа.
— Ой, Люда! А я как раз к тебе собиралась. Слышала про эту новенькую с пятого? — Валя покрутила пальцем у виска. — Нелли эта… На подъезды скинуться предлагает, чтобы цветы посадить. Представляешь? У нас половина пенсионеров еле концы с концами сводит.
Людмила пожала плечами:
— А что плохого в цветах?
— Так денег же просит! С каждой квартиры по тыщи.
— Ничего не знаю, мне она не говорила.
Валя прищурилась:
— А чего ты вчера полы в подъезде мыла? Разве не сын тебя содержит? — Она понизила голос. — Хотя я бы тоже на твоем месте подрабатывала. Чай, невестка не больно жалует? Знаем мы этих молодых…
— Да что ты знаешь? — вспыхнула Людмила. — Нормально мы живем.
— Ой, не ври, видели все, как она на тебя вчера шикала. Терпишь небось? — Валя покачала головой. — Я-то хоть у себя хозяйка. А ты пашешь на них, как лошадь. Люди говорят, даже готовишь на всех.
— На всех, значит, — повторила Людмила. — Иду я, Валь. Дел много.
Вернувшись домой, Людмила открыла холодильник и долго смотрела на кастрюли с едой. Потом медленно достала одну, вылила половину в мусорное ведро. Вторую и третью — туда же.
— Что это ты делаешь?
Ирина стояла в дверях кухни, удивленно приподняв брови.
— Порядок навожу, — спокойно ответила Людмила. — Готовлю слишком много, все равно пропадает.
— Но там же борщ был! И котлеты! — возмутилась Ирина. — Я собиралась на ужин разогреть.
— Правда? — Людмила повернулась к невестке. — А мне показалось, ты их в принципе не ешь. Полнеть боишься.
— Мы за эту еду деньги платим! — Ирина всплеснула руками.
— Вот именно, — Людмила закрыла мусорное ведро крышкой. — Вы платите. А я просто приживалка. Так зачем стараться?
К обеду Людмила собралась и ушла, никому ничего не сказав. Бродила по парку, смотрела на детей, на мамочек с колясками. Села на скамейку и прикрыла глаза. Двадцать пять лет учителем в школе, потом пенсия, переезд к сыну… Когда она потеряла себя? Когда превратилась в приложение к плите?
— Людмила Васильевна? А я вас признала.
Рядом присела Нелли Аркадьевна, соседка с пятого этажа.
— Гуляете? А я вот за рассадой ездила, — она показала пакет с землей и какими-то ростками. — Хочу клумбу возле подъезда разбить. Знаете, как в Европе.
— Слышала, — кивнула Людмила. — Валя уже всем раструбила, что ты деньги собираешь.
— Ох уж эта Валя, — Нелли махнула рукой. — Я просто предложила желающим скинуться. Сама бы всё сделала, но одной тяжело. Знаешь, в нашем возрасте главное — не сидеть на месте.
— В нашем? — Людмила с интересом посмотрела на соседку. — А сколько тебе лет?
— Шестьдесят пять в прошлом месяце стукнуло, — Нелли улыбнулась. — Только я просила бы на «ты». Терпеть не могу этих формальностей.
Людмила удивленно приподняла брови. Нелли выглядела максимум на пятьдесят пять — ухоженная, с аккуратной стрижкой, в модном шарфе.
— Мне шестьдесят три, — призналась Людмила. — Только вот на пенсии я как будто постарела. Все время на кухне или с тряпкой.
Нелли понимающе кивнула:
— С детьми живешь?
— С сыном и невесткой. Свою квартиру им отдала, когда поженились.
— И как оно? Ценят?
Людмила промолчала, разглядывая свои руки.
— Понятно, — вздохнула Нелли. — Знаешь, я после смерти мужа чуть с ума не сошла от одиночества. А потом встряхнулась. Записалась на курсы компьютерные, потом фитнес… Теперь вот цветами увлеклась.
— И сама за всё платишь? — с сомнением спросила Людмила.
— А кто ж еще? — Нелли рассмеялась. — Дочка в Питере, зять бизнесмен. Предлагали к себе забрать, но я отказалась. Свой угол дороже золота.
Людмила вернулась домой под вечер. На кухне суетилась Ирина, пытаясь приготовить ужин. На плите подгорали котлеты, в раковине громоздилась гора посуды.
— Ну наконец-то! — Ирина обернулась. — Где ты была? Мы волновались.
— Правда? — Людмила сняла пальто. — А я думала, вы даже не заметите.
— Что значит «не заметим»? — Ирина всплеснула руками. — Максим звонил, спрашивал, где ты. А я что, экстрасенс? Да и вообще, что это за бунт на корабле? Еду выбросила, ушла…
— У меня выходной, — отрезала Людмила. — Имею право.
— Мам, ты чего? — в кухню вошел Максим. — Где пропадала?
— Гуляла. С новой соседкой познакомилась.
— С этой… как ее? — Ирина поморщилась. — Которая всех деньгами трясёт?
— Ее зовут Нелли, — спокойно ответила Людмила. — И она никого не трясёт. Просто предложила украсить подъезд.
— Тебя послушать, так она святая, — фыркнула Ирина. — Еще скажи, что собралась на ее авантюру деньги отдать.
Людмила помолчала, потом подошла к плите:
— У тебя котлеты горят. Дай переверну.
— Не надо! — Ирина оттеснила ее. — Я сама справлюсь.
— Как скажешь.
Людмила села за стол и стала наблюдать, как невестка мечется по кухне. Максим неловко переминался у двери.
— Мам, мы с Ирой поговорили, — наконец произнес он. — Может, тебе правда стоит меньше работать? Ну, эти подъезды…
— Они не «эти», Максим, — Людмила подняла взгляд. — Они наши.
— Да я не об этом, — отмахнулся сын. — Просто зачем тебе это?
— А зачем мне целыми днями сидеть у плиты, готовить еду, которую никто не ценит? — Людмила встала. — Знаете что? Я ведь тоже человек. И у меня может быть своя жизнь.
Ирина чуть не выронила лопатку:
— Мама! Что на тебя нашло?
— Прозрение, Ирочка, — Людмила направилась к выходу. — А ужин сами доделаете. У меня теперь другие планы.
В коридоре Людмила столкнулась с Валей, которая как раз звонила в их дверь.
— О, Люда! — соседка просияла. — А я к тебе! Слышала новость? Эта выскочка с пятого уже деньги собирает. Прикинь, сказала, что без взноса цветы у подъезда не появятся. Как будто нам больше делать нечего, кроме как клумбами любоваться!
Людмила смерила ее холодным взглядом.
— Валя, а тебе не кажется, что это не твое дело?
— Как не мое? — опешила соседка. — Весь дом гудит. Ты же сама вчера возмущалась!
— Я? — Людмила удивленно приподняла брови. — Не помню такого.
Из кухни выглянула Ирина.
— Валентина Петровна, здравствуйте! Проходите.
— Нет уж, — отрезала Людмила. — У меня личный разговор с соседкой. Ира, иди котлеты спасай. Они уже, кажется, в уголь превратились.
Ирина растерянно попятилась на кухню. Максим вышел в коридор:
— Мам, что происходит?
— Происходит то, Максим, — голос Людмилы зазвенел, — что твоя мать устала быть тенью в собственном доме.
— Собственном? — вырвалось у Ирины, выглянувшей из кухни.
В коридоре повисла тяжелая тишина.
— Вот, значит, как, — медленно произнесла Людмила. — Теперь всё ясно.
— Я не это имела в виду, — начала оправдываться Ирина.
— Именно это, — Людмила повернулась к Вале. — Ты знаешь, я ведь передумала. Скажи Нелли, что я дам деньги на клумбу. И сама помогу сажать.
Валя растерянно хлопала глазами.
— Мам, постой, — Максим шагнул вперед. — Давай спокойно всё обсудим.
— Нечего обсуждать, — отрезала Людмила. — Слишком долго я была тихой и удобной. Готовила, убирала, стирала, еще и деньги отдавала. А в ответ что? «Она устает на работе», — передразнила она сына. — А я, значит, не устаю? Потому что я так, никто. Приживалка.
— Людмилка, ты чего? — Валя попятилась к двери. — Я, наверное, не вовремя…
— Куда ты? — Людмила схватила ее за рукав. — Останься, послушай. Тебе же интересно, как мы тут живем? Как невестка называет меня бабушкой при посторонних? Как сын делает вид, что всё хорошо? Ты же любишь слухи собирать!
— Мама! — воскликнула Ирина. — Что ты такое говоришь?
— Правду! — Людмила развернулась к ней. — Хоть раз в жизни правду! Я отдала вам квартиру, деньги, время — всё! А вы считаете, что я должна еще и благодарить за то, что вы меня терпите.
Максим побледнел:
— Мам, никто так не считает.
— Не ври, — Людмила сбросила его руку. — Ирина прямо сейчас, при всех показала, что считает этот дом своим. А ты молчишь, как всегда.
Ирина прислонилась к стене.
— Мама, я ничего такого не имела в виду, просто вырвалось…
— У тебя ничего просто так не вырывается, — Людмила скрестила руки на груди. — Все твои шпильки, все замечания о том, как я готовлю, убираю… Это всё говорит об одном: ты меня здесь не хочешь видеть.
— Неправда! — воскликнул Максим. — Ира, скажи ей!
Ирина отвела глаза:
— Людмила Васильевна, вы преувеличиваете. Я просто…
— Даже не Мама, а Людмила Васильевна, — горько усмехнулась Людмила. — Показательно.
В этот момент в дверь позвонили. Валя, стоявшая ближе всех, машинально открыла. На пороге стояла Нелли с планшетом в руках.
— Здрасьте, я насчет… — она осеклась, увидев напряженные лица. — Ой, кажется, не вовремя.
— Очень даже вовремя, — Людмила шагнула к ней. — Записывай меня первой в твой список. И сколько там нужно? Тысячу? Две?
— Людочка, успокойся, — зашептала Валя. — На тебя непохоже…
— А какая я? — Людмила обвела всех взглядом. — Тихая? Удобная? Бесправная? Кухарка, которая еще и платит за то, что готовит другим?
Нелли аккуратно положила планшет на тумбочку в прихожей.
— Может, мне уйти?
— Стой, — Людмила взяла ее за руку. — Ты вчера говорила про компьютерные курсы. Как записаться?
— Это… в соццентре, — растерянно ответила Нелли. — По вторникам и четвергам.
— Вот и отлично! — Людмила распрямила плечи. — Теперь по вторникам и четвергам меня дома не будет. И ужинов тоже.
— Мама, — Максим шагнул вперед. — Хватит. Давай поговорим спокойно.
— Говори, — Людмила скрестила руки на груди. — Я слушаю.
— Не при всех же! — взмолилась Ирина.
— А чего стесняться? — Людмила обвела взглядом соседей. — Нелли и Валя — наши соседи. Пусть знают правду.
Максим сжал кулаки:
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Хочешь правду? Ты действительно много помогаешь. И да, мы привыкли, что ты всегда рядом. Что всегда можно рассчитывать на твою поддержку. Может, иногда мы… я… принимаю это как должное.
— Не иногда, а всегда, — тихо поправила Людмила. — И не просто принимаешь. Ты позволяешь унижать меня. Молча смотришь, как Ира обращается со мной, будто я прислуга
В прихожей повисла тяжелая тишина. Первой опомнилась Ирина:
— Мама, я… я никогда не хотела, чтобы вы чувствовали себя прислугой.
— Неужели? — Людмила горько усмехнулась. — А как еще должна себя чувствовать женщина, которую называют бабушкой при посторонних? Которой говорят, что она живет на всем готовеньком?
Валя потянула Нелли за рукав:
— Пойдем, а? Это семейное…
— Нет, — Людмила остановила их жестом. — Останьтесь. Мне важно, чтобы были свидетели.
Она повернулась к сыну:
— Максим, я больше не буду жить так, как раньше. Не буду готовить на всех, если меня не просят. Не буду сидеть дома и ждать, когда вы разрешите мне выйти. У меня будут свои дела, свои друзья, — она кивнула на Нелли, — и свои деньги, которые я буду тратить, как захочу.
Ирина побледнела:
— Вы хотите уйти?
— Нет, — Людмила покачала головой. — Пока нет. Но я хочу уважения. Хочу, чтобы со мной считались.
Максим провел рукой по лицу:
— Мам, я правда не думал, что тебе так плохо с нами.
— Не плохо, — вздохнула Людмила. — Одиноко. Словно я тень в собственном доме.
— Ты не тень, — тихо произнес сын. — Ты моя мама. И я… я прошу прощения. За всё.
Он сделал шаг и неуклюже обнял ее, уткнувшись в плечо, как в детстве. Людмила замерла на мгновение, потом медленно обняла его в ответ.
— Нам всем надо многое обсудить, — пробормотала Ирина, глядя в пол. — Начать с чистого листа.
Людмила отстранилась от сына, посмотрела ей в глаза:
— Начнем. Но помни: я больше не буду молчать.
Валя и Нелли переглянулись, медленно двинулись к выходу. Взгляд Людмилы остановился на планшете, оставленном Нелли:
— А насчет цветов… Записывай меня, Неллечка. И приходи завтра чай пить, — она повернулась к невестке. — Если Ирина не против, конечно.
— Я только за, — быстро ответила та.
Когда соседки ушли, Максим неловко переминался с ноги на ногу:
— Мам, может, поужинаем вместе?
— Только я готовить не буду, — Людмила сняла фартук и повесила его на крючок. — Сами справитесь.
— Я попробую, — вызвалась Ирина. — Только подскажи, как те котлеты делать…
— Подскажу, — кивнула Людмила. — Но только если попросишь.
Она взяла с тумбочки старые часы — подарок мужа, не работавшие уже много лет, — и, напевая, пошла в свою комнату. Впервые за долгое время она чувствовала себя не тенью, а человеком. Женщиной, которая только сейчас, в шестьдесят три, начала учиться жить для себя.