– Теть Маш, пустишь к себе в деревенский дом пожить, а? А то лето такое чудное, а у тебя там красоты, свежий воздух, рыбалка! – тараторила Лера в трубку.
– Так места полно, приезжайте, конечно, Лерочка! – искренне сказала я, и племяшка тут же сбросила звонок.
Приехала с мужем на следующий день с большущими чемоданами, улыбкой до ушей, конфетами, купленными в городе.
– Ой, спасибо, дети! Но мне же сладкое-то нельзя.
– А я и забыла. Ну, ничего. Нам с Сережей можно зато! – выпалила Лера.
Племянница – единственная дочка моей сестры. Вики уже с нами нет. Нехорошая прицепилась к сестрице хворь, и женщина ушла совсем молодой, оставив пятилетнюю Веру на безутешного мужа. Поскольку дочь была совсем мала, а отцу ее надо было работать, до седьмого класса Лера жила со мной, училась в сельской школе, помогала по дому. Я много лет уже простилась навек с моим мужем, Семеном. Господь деток нам не дал, хоть и любовь послал такую, какая редко людям дается. Лера стала утешением после потери супруга, я окунулась в заботы о ней.
Девочка тоже ко мне тянулась, так плакала и скучала, когда в старшую школу отец забрал ее в город. Рассудил он тогда правильно – у нас младшая и средняя есть, а старшую так и не отремонтировали, а за тридевять земель на автобусе в район трястись трудно ребенку.
Потом Лера после школы поступила в какой-то колледж на повара, в старшие классы в итоге так и не пошла. Там познакомилась с Сергеем. Он был на пару лет ее старше, уже как раз заканчивал учиться, но у молодых людей быстро сладилось. Год назад они поженились. Меня на свадьбу звали, но я как раз тогда упала неудачно, и после просто не могла добраться до города – по деревне-то с палочкой еле-еле ходила.
Баловали меня визитами молодые супруги не часто. После регистрации брака пару раз приезжали – один раз денег перехватить, а второй на шашлыки весной. Ну, и все на том. Раз в пару недель Лера звонила, писала в ватсапе, фотографии сбрасывала с работы. Она в кафе устроилась поваром после учебы-то. А Сережа ее вообще по специальности не пошел, куда-то поступил менеджером. «Менеджер» для меня слово загадочное, но, вроде жили, вроде, не бедствовали. И с детьми не торопились. Я как-то деликатно вызнать пыталась – мол, когда да что?
– Тетя Маша, мы сами еще дети! Куда спешить? Вся жизнь впереди!
– И то верно, Лерушка. Ваше дело молодое, сто раз еще все успеется. – соглашалась я, хотя очень бы хотелось мне с маленькими понянчиться.
Деревня моя стояла за полтора часа от города. И дороги хорошие. Наши местные многие как раз в городе на заводе и работали, и вообще ездили туда много. Но у меня машины не было, и я все сидела в своем закуте. Да и надолго куда от хозяйства? У меня куры, гуси, бараны да три козы. Летом – огород. В том вообще день идет за год, только поворачиваться успевай.
А теперь вот шумно стало в моем дому, и показался он мне полным да крошечным. Как-то сразу стало многолюдно – голоса-голоса, вещи, племянница с мужем. Я радовалась.
– А у вас отпуск с Сергеем одновременно? – спросила я как-то, когда мы уже поужинали и пили чай на веранде.
С момента приезда гостей тогда уже неделя прошла. И я малодушно признавалась себе, что немного подустала от Леры с супругом. Мне было неудобно отказать единственной племяннице в просьбе пожить у меня, но я и подумать не могла, чем это обернется.
– А что, теть, уже хочешь нас за ворота? – наигранно весело уточнил Сергей.
– Да что вы, интересуюсь просто. Я же все одна да одна, вам рада всегда.
– Сережа ушел из фирмы своей, и я тоже уволилась. Ну, невозможно на ногах по четырнадцать часов, а платят все меньше и меньше! – жаловалась племяшка.
– Да, нынче молодым трудно. Это я вот стабильную пенсию имею, да еще вязанные своими руками вещи продаю – откладываю деньги.
– И правильно! Сейчас без денег никак нельзя. Так что, если мы не в тягость, мы бы все лето и пожили.
– Ну что ж, коли так. Тем более вы так помогли – и убрали, и огород обиходили, и с животиной помогаете.
И это была чистая правда. Сложа руки Лера и Сергей не сидели, всюду старались помочь. Вот только денег даже на продукты у племянников не было, и мне пришлось уже забраться в заветный конвертик. Если так пойдет, к осени без копейки останусь. Вздохнула, и пошла в магазин – надо было хлеба прикупить, муки, да так, по мелочи. Хлеб я когда-то сама пекла, но годы берут свое – теперь вот покупаю.
Когда вернулась из сельпо, Лера с Сергеем управлялись в огороде. А я по такой жаре на солнце не могла, и пошла в дом. У меня он из старого сруба, там завсегда, даже в самый полуденный жар прохладно. Потолклась немного по дому – прибрала вещи, посмотрела начатое свое вязание, да решила перебрать старую шкатулку.
В нашей семье родословную знают до восьмого колена. Что интересно, по женской линии. Передаются старшим дочерям у нас фамильные драгоценности. У меня вот дочки нет, я, как срок придет, Лере все отдам – последняя она у нас. Но пока все у меня хранится. Вот бабушкины серьги с аметистами. Черненого серебра листочки, усыпанные фиолетовыми камушками. Дед из Москвы привез, когда она первого сына родила.
А вот прабабушкин перстень и браслет. Серьги к гарнитуру тоже были, но она их отдала в трудное время, и выкупить назад потом так и не смогла, зато детей вырастила. А вот мамины два гарнитура золотых, перстень с рубином, что папа на мое рождение подарил. Колечко мужа моего обручальное. Советское золото – не чета нынешнему. Тогда делали на совесть, ничего не подмешивали. Массивное кольцо, тогда супруг такие деньги на него вывалил, а себе вот это вот тоненькое скромное взял. Я тогда от счастья плакала. И сейчас слезы бежали по щекам, и я торопливо их утирала.
– Тетя, я там огурцов три ведра собрала. Замочить на засолку? Или завтра уже займемся? – влетела в комнату Лера.
– Замачивай, сегодня пару банок хотя бы закатаем.–отозвалась я.
– Это украшения? Какие красивые!
– Да, это наследство мое. И твое, ведь у меня нет дочки, только ты.
У Леры глаза блестели. Она, словно завороженная, перебирала колечки, цепочки, сережки…
***
– Марья Гавриловна, голубушка, загляни ко мне! – крикнул продавец нашего сельпо, когда я проходила мимо, помахивая прутиком, чтобы козы не задерживались слишком надолго кусты щипать.
– Савелий Карпович, будь здрав! Стряслось чего?
– Ты зайди-зайди, а то тут у каждого клена уши длинной с заячьи.
Зашла в полусумрачную прохладу сельпо. Хоть и к закату, а жарило нещадно. Продавец наш – этакий и швец, и жнец и на дуде игрец. Знает где что достать, куда чего продать, и откуда можно купить хоть тебе какаду позолоченного.
– Тут давеча гостюшка твой приходил.
– Сергей?
– Да, Сергей. С колечками – два обручальных толстенное да тонкое, сережками золотыми. Мол, выменять бы на деньгу золотишко да серебро. Ничего про то не знаешь, Гавриловна?
Я почуяала, как у меня от лица вся краска отхлынула, пошатнулась.
– А ты что же не взял?
– А я смекнул, что не чисто дело. Спрашиваю его, откуда, а он что-то мнется. У нас деревня небольшая, новое лицо всякий местный заприметит. Вот, решил что тебе сперва скажу.
– Спасибо, Савва. Не забуду смекалки твоей да порядочности.–искренне сказала я, и пошла домой.
Сергей был на рыбалке, Лера кормила кур. Я прошла в комнату, открыла шкатулку и не досчиталась колец и серег материных. Все понятно мне стало вмиг. Конверт с деньгами тоже заметно опустел. Я оттуда брала, и мысли не имела пересчитать. А оказалось, и тут не побрезговали. Села вязать, чтобы хоть немного успокоиться. Когда вернулся Сергей с рыбалки, позвала их с племянницей в дом.
– Ты какая-то бледная, тетя Маша. Что-то случилось, может? – встревоженно поинтересовалась племяшка.
– Случилось. Муженек твой посмел украшения мои из шкатулки взять и деньги из конверта.
– Как ты мог, Сережа? Нас пожить пустили, со всей душой, а ты… – так фальшиво это прозвучало от Леры, так наигранно, что даже поморщиться захотелось.
– Так ты сама же мне советовала тетку обчистить – мол, нам нужнее! – выдал, не подумав, Сергей.
– Все с вами, голуби мои, ясно. Вещи собирайте и ступайте на все четыре стороны.
Покрасневшая Лера спорить не стала. Через час родня собралась и уехала, а я сидела в кухне, и смотрела, как закатывается за горизонт огромное жаркое ярко-красное солнце.
Деньги ко мне не вернулись, а вот напоследок племянница выложила драгоценности на комодик, на салфетку. Совесть все же не позволила увести с собой. Горько и тошно мне от их поступка было. Сама жизнь прожила – и чужих чужого взять не думала. А тут свои, родные.
В невесёлых думах поднялась, прибрала шкатулку назад, да пошла кормить коз и баранов.
Лера потом звонить пыталась, прощения просила. Я не простила. Не смогла просто. Может, когда-нибудь, но не теперь. Лучше одной, чем с кем попало. А думать в своем доме на родных людей, что оберут – этак с ума сойдешь от тревоги. Снова пусто и тихо в моем дому. Видно, судьба моя такова, и грех против нее роптать.